У Чэнъэнь - Сунь Укун – царь обезьян Страница 51

Раз сорок схватывались противники. Уже близился вечер. Наконец оборотень обессилел и бросился бежать на юго-запад, к пещере Поверженного дракона.

Тем временем Великий Мудрец спустился на облаке вниз, вбежал в Лотосовую пещеру и освободил Танского монаха, Чжу Бацзе и Шасэна.

Радуясь благополучному исходу, они разыскали в пещере рис, муку, овощи, разожгли очаг, приготовили постной пищи и досыта наелись, после чего легли спать, и ночь прошла без особых происшествий.

Между тем Золоторогий прибыл на гору Поверженного дракона, собрал всех оборотней-служанок и рассказал им о том, что произошло.

– У меня еще остался один талисман, семизвездный меч, – промолвил оборотень. – Сейчас мы позовем на помощь всех родичей, которые живут за горой Поверженного дракона, и отомстим Сунь Укуну.

В это время доложили, что прибыл с отрядом дядя Золоторогого, младший брат его матери, Ху Аци. Как только дозорные сообщили ему, что Сунь Укун убил его сестру, украл талисманы и теперь ведет бой за гору Ровная Верхушка, он поспешил на помощь. Но прежде решил побывать в пещере Поверженного дракона и разузнать, что произошло.

Золоторогий облачился в траурное одеяние и, низко кланяясь, вышел навстречу родственнику. Увидев Золоторогого в траурном одеянии, Ху Аци не выдержал и заплакал. Вслед за ним заплакал и Золоторогий.

Узнав подробно, что произошло, Ху Аци приказал племяннику снять траурное платье, надеть боевые доспехи и собрать отряд из оборотней-женщин. Золоторогий сделал все, как велел дядюшка, после чего оба они, оседлав облака, помчались на северо-восток.

Как раз в это время Великий Мудрец велел Шасэну приготовить еду, чтобы подкрепиться и тронуться в путь. Вдруг они услышали вой ветра, вышли из пещеры и увидели отряд оборотней, мчавшийся прямо к ним.

Великий Мудрец крепко привязал к поясу тыкву и кувшин, спрятал в рукав золотой шнур, веер заткнул за ворот. Шасэну он приказал оставаться с учителем, Чжу Бацзе велел вооружиться вилами, сам взял посох, и вместе с Чжу Бацзе они вышли навстречу противнику.

Ху Аци выстроил свой отряд и тоже приготовился к бою. Бились они долго. То отступали, то наступали. Наконец Ху Аци обессилел и бежал с поля боя. Сунь Укун бросился за ним вдогонку, но путь ему преградил Золоторогий, и Сунь Укун с ним вступил в бой. Вскоре Ху Аци вернулся и снова ринулся в атаку.

Между тем Сюаньцзан, слышавший шум и крики, велел Шасэну выйти из пещеры и разузнать, в чем дело.

Шасэн взял посох, выскочил наружу и с боевым кличем ринулся на духов, вмиг разогнав их. Тут Ху Аци понял, что дело плохо, и бросился бежать. Но его настиг Чжу Бацзе и нанес ему такой удар, что у оборотня из всех отверстий хлынула кровь. Чжу Бацзе оттащил убитого в сторону, и когда снял с него одежду, то оказалось, что это оборотень лисицы.

Увидев, что дядя убит, Золоторогий оставил Сунь Укуна и, взмахнув своим мечом, бросился на Чжу Бацзе. И вот в самый разгар боя появился Шасэн и ударил Золоторогого своим посохом. Не выдержав такого натиска, оборотень взмыл в небо, сел на облако и исчез в южном направлении. Чжу Бацзе и Шасэн пустились за ним вдогонку.

Великий Мудрец тоже поднялся в облака, взял нефритовый кувшин, направил его на оборотня и крикнул:

– Золоторогий!

Ничего не подозревая, Золоторогий подумал, что это кто-то из подчиненных зовет его на помощь, и тотчас же откликнулся на зов. В тот же миг он очутился в кувшине. Тут Сунь Укун заметил, что на земле лежит семизвездный меч, и бережно его поднял.

После этого они втроем вернулись в пещеру, где их дожидался Танский монах, и обратились к нему с такими словами:

– Учитель, теперь в горах нет больше нечистой силы, и мы можем продолжить наш путь.

Они поели, собрали свои пожитки и двинулись дальше на Запад.

Вдруг на дороге появился слепой старец, подошел к ним и обратился к Сюаньцзану:

– Куда путь держишь, монах? Ты взял мои волшебные талисманы! Верни их мне!

Сунь Укун внимательно присмотрелся к старцу и признал в нем святого старца Лаоцзюня. Тогда он выступил вперед, несколько раз поклонился и спросил:

– Почтенный старец, куда путь держите?

Тут старец вознесся на девятое Небо, в Яшмовые чертоги, и воссел на трон.

– Сунь Укун, верни мои волшебные талисманы! – приказал он. – Тыкву, кувшин, меч и шнур. В тыкве я хранил снадобье бессмертия, в кувшине – воду, мечом пользовался при переплавке оборотней, веером поднимал огонь, а шнур служил мне поясом. Эти талисманы у меня украли духи. Один из них прислуживал у моей золотой печи, другой – у серебряной. Они сбежали на Землю, и лишь с твоей помощью я узнал, где они находятся.

– А ты, почтеннейший, распустил своих слуг. И за это тебя следовало бы наказать, – сказал Сунь Укун.

– Я тут ни при чем, – отвечал старец. – Это богиня с Южного моря трижды просила меня отдать ей на время моих отроков, чтобы послать их на Землю, превратить в оборотней и с их помощью испытать вас.

– А богиня, я смотрю, вероломна, – произнес Сунь Укун. – Когда я сказал ей, что путь в Индию опасный и трудный, она обещала приходить нам на помощь. А вместо этого подсылает всякую нечисть. Может быть, это и нехорошо с моей стороны, но за это я желаю ей всю жизнь просидеть без мужа!

Сунь Укун отдал святому старцу талисманы, тот не мешкая открыл тыкву и кувшин, и оттуда появились два отрока, золотой и серебряный, один встал по левую сторону от старца, другой – по правую. Тотчас же все вокруг озарилось золотым сиянием.

Вместе с Лаоцзюнем отроки поднялись на Небо во дворец Тушита.

Если хотите узнать о том, как паломники продолжали свой путь, прочтите следующую главу.

Глава тридцать шестая,

Итак, Сунь Укун спустился на облаке вниз, рассказал учителю о том, как богиня испытывала их волю, и паломники продолжили свой путь. Они терпели голод и холод, спали под открытым небом и вот однажды увидели впереди высокую гору.

– Ученик мой, – обратился Танский монах к Сунь Укуну, – почему мы встречаем на пути так много препятствий и никак не достигнем цели? Ведь с тех пор, как мы покинули Чанъань, уже четыре раза лето сменяло весну, а зима – осень.

– Еще не время! – со смехом отвечал Сунь Укун. – Мы еще даже не вышли за дверь!

– Хватит врать, дорогой брат! – вступил тут в разговор Чжу Бацзе. – О каких дверях ты говоришь?

– Да мы все еще бродим по дому, – отвечал Сунь Укун.

– Почтенный брат, – произнес с улыбкой Шасэн, – нечего нас пугать всякими небылицами. Да разве бывают такие огромные дома? Для них и балок нигде не найдешь.

– Брат мой, – отвечал Сунь Укун, – в доме, о котором я говорю, крыша – небесный свод, окна – солнце и луна, балки – высокие горы, а земля – большая-пребольшая зала! – Сказав так, Сунь Укун взял наперевес свой посох и двинулся вперед.

Вскоре паломники увидели перед собой картину необычайной красоты.

Любуясь горными пейзажами, странники не спеша продолжали свой путь и не заметили, как солнце стало клониться к западу.

Вдруг Сюаньцзан увидел вдали многоярусные пагоды и различные строения.

– Ученики мои! – произнес он. – Скоро ночь. И вот, на наше счастье, мы приближаемся к монастырю. Давайте попросимся туда на ночлег.

С этими словами Сюаньцзан положил свой посох, снял монашеский головной убор, поправил на себе одежду и направился прямо к монастырю. Над воротами висела табличка с надписью: «Монастырь Драгоценного леса, возведенный по высочайшему повелению».

Сюаньцзан вошел в ворота и вскоре увидел монаха, который шел ему навстречу.

– Откуда прибыли, учитель? – почтительно кланяясь, спросил монах.

– Я прибыл из Танской страны, – отвечал Сюаньцзан. – По указу императора иду в Индию поклониться Будде и попросить у него священные книги. Вместе со мной идут мои ученики. Время сейчас уже позднее, и мы хотели попроситься к вам на ночлег.

– Я всего лишь подметальщик и звонарь, – ответил монах, – пойду доложу о вас настоятелю. Разрешит он вас пустить на ночлег – хорошо, не разрешит – не обессудьте.

Услышав, что кто-то просится на ночлег, настоятель поспешил одеться, поправил на себе головной убор, накинул рясу и приготовился встретить гостя.

– А что за человек, ты не знаешь? – спросил настоятель.

– Взгляните сами, он стоит у главного храма, – отвечал служитель.

Увидев Сюаньцзана с непокрытой головой, в буддийском одеянии, сшитом из двадцати пяти полос разной материи, в монашеских туфлях, насквозь промокших и покрытых грязью, настоятель принялся ругать монаха:

– Мало, видно, тебя били, раз ты не понимаешь, что я могу встречать только людей сановных, а не всяких там бродячих монахов. Да ты погляди на него! Разве можно пустить его сюда? Сказал бы ему, чтобы пристроился где-нибудь под верандой в передних помещениях, вместо того чтобы меня беспокоить!