Книга историй - Аракел Даврижеци Страница 58

католикосом (об истории и заслугах обоих я подробно расскажу в другой главе); и вардапет Нерсес Мокаци, который позже отправился на остров Лим[187] и основал там пустынь; и татевский епископ Тума ставший позже вардапетом и отправившийся в Шамахинскую область пасти прихожан этой страны и руководить [ими]; и епископ Карапет Эчмиадзнеци, отправившийся впоследствии на остров Севан и основавший на том месте пустынь, которая и поныне прочно стоит; и вардапет Аристакес Шамбеци, который позже стал настоятелем все той же Большой пустыни и жил там до конца дней своих и там же похоронен; и другой тэр Аристакес из гавара Баркашат, который позже переселился в местечко, называемое Тандзапарах, построил пустынь, жил там до конца своих дней и там же похоронен, а пустынь на том месте прочно стоит и по сей день; и епископ Давид, [потомок] княжеского рода, называемого Караманенц, из Шамхорского ущелья — этот, приехав, жил в Большой пустыни, а затем, уехав оттуда, отправился в Шамхорское ущелье и построил там пустынь, именуемую пустынью Чарекагета, где и по сей день проживает многочисленная братия и [существуют] весьма твердые правила и распорядок, а сам епископ Давид там скончался и там /254/ похоронен. И многие-многие другие, жившие там и преставившиеся к богу, а также и те, что, уехав оттуда, основали пустыни и монастыри в других местах.

Ибо, подобно матери-Сиону, о котором пророк Исайя говорит: «От Сиона выйдет закон и слово господне — от Иерусалима»[188], эти двое мужей стали основоположниками пустыни, а пустынь стала матерью и родительницей всех пустыней и причиной просвещения народа армянского.

Потому что, как я уже сказал, обучаясь здесь, вардапет Нерсес Мокаци изучил монашеский образ жизни и уехал в Васпураканский гавар, ступил на остров Лим посреди моря, и там вокруг него собралась многочисленная братия и появилась крепкая пустынь со всеми правилами и распорядком отшельнического образа жизни. И сам вардапет Нерсес, живя там с иноческой кротостью, завершил свой благочестивый жизненный путь, там умер и там же был похоронен. И кончина его имела место в 1076 году нашего летосчисления (1627).

После него настоятельство [пустыни] унаследовал его товарищ — Степанос. К этому времени еще более возросло число членов братии Лимской пустыни, поэтому кое-кто уехал в местечко Ктуц[189], остров на том же море, и там тоже была основана пустынь и [собралась] братия, и она со всем монашеским чином существует и ныне.

Есть также и другие небольшие, построенные там и сям пустыни, которые основали воспитанные и обученные в этой Большой пустыни и разъехавшиеся в разные места [мужи], мы же упомянули [лишь] известные. Зачинателями всех их и причиной [их распространения] были вышеупомянутые двое мужей — епископ /255/ Саргис и тэр Киракос. Так как они сразу вырвали из сердца [своего] мирское и сказали прощай всем его житейским заботам, и распяли себя для мира и мир для себя по наставлению апостола: «…которым для меня мир распят и я для мира»[190]. Потому что днем и ночью — и не только в часы молитвы или в церкви — носили в глубине души своей [образ] Христа; умерщвляя плоть, уединялись в келье и проводили время в молитвах, беседах с богом и чтении Священных книг, превратив молитвы в еду, а слезы — в питье.

И святой Дух, который «все проницает, и глубины Божьи»[191], и попечительствует знанию содержания книг, открывал перед чистым разумом их врата знаний и наставлял их на стезе книг, которыми они сами просветились и просветили окружающих, а через посредство их народ армянский. Ибо до этого армянский народ закоснел и огрубел в невежестве, люди не только не читали, но даже грамоты и силы книг не знали, ибо в глазах их книги стали бесполезными и валялись всюду по углам, как колоды деревянные, засыпанные землей и золой. И когда [эти мужи] взвалили на себя бремя служения благородному делу, они охотно читали книги и своею доброй волей воспитывали себя, выполняя на деле то, что прочли на словах, ибо верили, не колеблясь, что рассуждения в книгах — заветы Божьи. И эти двое мужей вместе с вышеназванными людьми — вардапетами и епископами, имена которых мы упомянули, — начали посредством чтения и обучения грамоте вновь возрождать и восстанавливать все добрые порядки в пустынях, /256/ монастырях и молельнях с помощью и при покровительстве святого Духа, попечительствующего глубинам смысла книг, который раскрывал, выявлял и возвещал перед мысленным взором их мудрость и стройную систему, чего они и добивались.

И они определили, что пустынникам следует жить и поститься лишь в келье и беречь в чистоте от всех нечистых помыслов — духовных и телесных — разум и мысль, отречься от воли своей, быть покорными и исполнять волю настоятеля, чтобы не было ни у кого отдельно какого-либо добра, а чтобы все имущество было бы общим, и чтобы настоятель заботился о нуждах всей братии и оделял того, кто нуждается, чтобы ничего не держали и не ели бы в келье, и чтобы; весь год, кроме субботы, воскресенья и праздников господних, проводили в непрерывном посте. [Членам братии] следует вовсе отказаться от вина и мяса и ежедневно ночью и днем беспрепятственно исповедоваться во всех провинностях и помыслах того дня; и каждую субботу и воскресенье и в дни господних праздников проводить ночь до самого утра в поклонении и в этот день непременно отслужить обедню; и всем сообща — большим и малым — приходить вместе на зов к мирским делам, к столу мирскому и на место молитв, и каждому накладывать телесную пищу, и всем — от мала до велика — поровну; также и раздавать плоды поровну.

Нашли также в книгах описания и образец облачения: кукуль,[192] т. е. топи на голову, и четырехугольный колпак[193], и схима[194], и цеспи, т. е. власяница, /257/ [надеваемая] на голое тело под одежду. И вообще вся одежда должна быть шерстяной, а не хлопчатобумажной, шерстяная рубаха должна быть длинной, до пят, а пояс — кожаный. И установили для всех, чтобы каждый ходил бы в своей одежде: если он отшельник — в кукуле и четырехугольном колпаке, если иерей — в фелоне, а если инок — в фелоне и камилавке. Это монашеское облачение бесследно исчезло, но теперь они были найдены; а камилавка и фелон хоть и существовали, но надевали их лишь во время молитвы, а после окончания богослужения [монахи] снимали