Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока Страница 78

«Серебряная шея, ланиты — два тюльпана…»

Серебряная шея, ланиты — два тюльпанаИ каменное сердце, как сердце истукана.Хоть изнуренным телом я от тебя далеко —У милого порога душою постоянно.Молю, будь осторожна, завязывая пояс, —Не стерпит нежность кожи малейшего изъяна.Как я пройти осмелюсь по улице заветной?Боится даже ветер подуть там утром рано.Ах, если б, опьянев, ты лежала без сознанья —Ступню поцеловал бы я с помощью обмана.Чего Джами хотел бы? Попировать с любимой.Но разве может нищий в чертог войти султана?

«Не я один подвластен чарам красавиц городских…»

Не я один подвластен чарам красавиц городских,Красивое лицо — приманка для всех сердец людских.Где вестник? Ветер Ханаана, жду вести, как ЯкубЖдал от Юсуфовой одежды прозренья глаз слепых!Красавицы, как и деревья, не схожи меж собой,Разумный женщин изучает, чтоб знать повадки их.Скажи писцу, чтоб не писал он всей правды о любви,Кто понесет такую тяжесть — груз горьких строк чужих!Ты строй сердец уже разбила, так не седлай коняИ побежденных не преследуй, хоть конь тиранства лих.Бессонница мной овладела, сон от меня бежит.А был еще совсем недавно так безмятежно тих.Вчера услышал я, припавши к ее следам в пыли:«Ах, не пыли, Джами, так сильно метлой ресниц твоих».

«Одна любовь нас отрешает от суеты земной…»

Одна любовь нас отрешает от суеты земной,Мук не вкусивший не вкушает и сладости иной.Любимая сулит нам горе, не ведая о том,Что все обещанное ею — бальзам душе больной.К чему существованье солнца, когда ее лицоМгновенно затмевает блеском неяркий свет дневной!В мир расставанья — без сознанья на землю я упал…Что, кроме забытья, могло бы в разлуке быть со мной?Я только пыль ее дороги, но хорошо и то,Что ветер не уносит пыли, проходит стороной.Когда умру — в багряный с желтым тюльпан я превращусь:Я плакал кровью и покрылся от желчи желтизной.Джами потоком слез однажды к ней в сад был принесен…Что толку в мусоре, прибитом столь мутною волной?!

«Кто весть красавице доставит о всех убитых ею…»

Кто весть красавице доставит о всех убитых еюИ кто забывчивой напомнит о позабытых ею?Разлукой ранен я. Где пластырь, чтоб затянулась рана?Я лишь свиданием с любимой отчаянье развею.Цвет пурпура и жаркой крови — цвет славы и величья,Обязан я слезам кровавым всей славою моею.Своим глазам я благодарен за славу и за слезы,Пускай в слезах утонут, если не стоят встречи с нею!Мне год назад она сказала: «Жди будущего года»,А в этом мне так худо стало, что прошлого жалею,Не назовусь ее собакой, хотя бы ненадолго, —На знамени ее державы позором быть не смею.Страдания Джами увидев, сказал почтенный лекарь:«Тут, кроме смерти, нет лекарства, помочь я не умею».

«Аскет благочестивый, сбрось одежды лицемерья…»

Аскет благочестивый, сбрось одежды лицемерьяИ с чашею в руках скажи: «Ханжи, не ваш теперь я».«Вкушай вино, пока землей твой череп не наполнен» —На чаше начертал Кавус, и прав был в полной мере.Пленительнее шелк волос от аромата амбры.Да и павлину придают красу цветные перья.Пульс у влюбленного считать — напрасная затея,Лишь Авиценна оправдал болящего доверье.Доколе властвовать луне? Открой лицо скорее.Светильник мира устарел, как сумрак суеверья.Ах, мы плохие торгаши и лишь себя позорим:Бьем в барабан, когда несем огромные потери.Джами, тебе не удалось припасть к руке любимой,Так поцелуй хоть след ноги у недоступной двери.

«Булыжник улицы твоей, где я упал во прах…»

Булыжник улицы твоей, где я упал во прах,Дороже сердцу моему престола в двух мирах.Ты выйди, косу распустив, и станет амброй пыль,В которой я лежу ничком с мольбою на устах.Жизнь — это нить, ей суждено соединить людей,Но жаль, что сделал эту нить короткою аллах.Взгляни же, пери, пусть хоть раз сиянье глаз твоихСвет веры, истины огонь зажжет в моих глазах.Я заронил в тебе давно своей любви зерно,Еще не показался всход, а я ослеп в слезах.Я кровью начертал газель и лентой обвязал,Я посылаю свиток свой, испытывая страх.Взгляни, что написал Джами, прочти мою газель,Почувствуй боль в скупых словах, печаль в ее строках.

«Моя любовь к тебе — мой храм, но вот беда…»

Моя любовь к тебе — мой храм, но вот беда:Лежит через пески укоров путь туда.Где обитаешь ты, там — населенный город,А остальные все пустынны города.Взгляни же на меня, подай мне весть, и будуЯ счастлив даже в день последнего суда.Ведь если верим мы в великодушье кравчих,Вино для нас течет, как полая вода.Смолкает муэдзин, он забывает долг свой,Когда приходишь ты, чиста и молода.Что написал Джами, не по тебе тоскуя,Слезами по тебе он смоет навсегда.

«Желанная моя, могу сказать я смело…»

Желанная моя, могу сказать я смело:Из вещества души твое слепили тело,Душой твоей живой пахнуло на меняОт платья, что лишь раз на плечи ты надела.Что стало бы со мной при виде плеч твоих?Я платье увидал — душа оцепенела.Нежны цветы, но есть их нежности предел,На свете лишь твоей нет нежности предела.Всего лишь раз один я слышал голос твой:Ты говорила мне, не говорила — пела.Твой голос до сих пор звучит в моих ушах,С ним даже в черный день все предо мною бело,И все ж заветных слов не услыхал Джами, —Хоть отдал все тебе, душа его сгорела.

«Как взгляд твой сверкает, как искрится локон крутой…»

Как взгляд твой сверкает, как искрится локон крутой!Моя луноликая, как хороша ты собой!Воспеты поэтами родинки на подбородке,А я воспеваю твою, что над верхней губой.Нет большего блага, как ждать от тебя милосердья,Вздыхать и рыдать, и повсюду идти за тобой.О пери моя тонкостанная, стан твой походитНа стройную пальму, сулящую плод неземной.Когда тебя нету, темно мне не только средь ночи,Коль нету тебя, я и в полдень хожу как слепой.Наука любви недоступна глупцам и невеждам,Я эту науку постиг, но не выиграл бой.Джами, как собака, у двери твоей притаился,Я славлю свой жребий, — он мне предначертан судьбой.

«Не медли, кравчий! В тягость ожиданье…»

Не медли, кравчий! В тягость ожиданье.Играй, мутриб[87]! Не время для молчанья.Слух к чангу устреми, к любимой — взор,Святоши пусть оставят назиданья.Я счастья и покоя не ищу:Для любящих отрадно и страданье.Любимые пускают стрелы в нас,Но эта боль для нас — не наказанье.Жестокость милых — меч, и ты мечомКасаешься меня, и то благодеянье.Способность в малом счастье находить —Мне свойственно такое дарованье.Порой мы в тех, кто близок, не найдемСочувствия к себе и пониманья.Свиданья с милой не ищи, Джами,Не спорь, прими судьбы предначертанье.

«Пей, пей до дна!» — на пиршестве страданья я слышу крик…»

«Пей, пей до дна!» — на пиршестве страданья я слышу крик.В смятенье сердце, в обмороке разум, и дух поник.Хотя, как сахар, сладки два рубина — твои уста,В сердца влюбленных ты вонзила жало, в них яд проник.Из-за любви к тебе я так пылаю, что кровь кипит,И вот из глаз моих кровавый, жаркий бежит родник.Нужна ли с шахского плеча одежда тому, кто сталТвоим рабом и кто одежду рабства носить привык?В конце концов умру от горя, если не обнимуТебя, из-за которой я впервые любовь постиг.Ты шла мимо меня, и что-то пела ты про себя, —Давно то было, но храню я в сердце чудесный миг.Джами, как скроешь от людей сказанье любви своей?Все выскажет, хотя язык безмолвен, смятенный лик!

«Твой облик жизнь мою испортил, ты подожгла мое гумно…»