Иоаннида, или О Ливийской войне - Флавий Кресконий Корипп Страница 11

Вы могли бы подумать, что рощи и отражающие эхо леса сотряслись от приближения могучей бури или что о берег бьются [гигантские] океанские волны. С одной стороны раздавались крики воинов, с другой – дикое ржание лошадей. Дрожащее завывание женщин сотрясало воздух, и [словно] сама земля двигалась в каком-то бесконечном кипении. И вот череда пастухов выходит из долин и разбегается с прибытием врага. Блеяние их овец разносится над пастбищами, словно толстый слой пыли, поднимающийся от земли. Вот одна лошадь, которой отпустили удила, носится по равнине галопом, и [ее всадник] первым хватает свою добычу из пасущегося стада. Чтобы отрезать животных [от пастухов], вот еще, смотрите, выехали поодиночке несколько вражеских воинов из своих смертоносных ущелий. Вы можете видеть, как они нападают без всякого порядка. Не ищут они в своей ярости, кого бы вызвать на поединок, но, крича, выставляют напоказ свою свирепость, после чего потрясают материей [знамен], вызывая свои отряды из лесов на подмогу, как мавры всегда и делают. Первыми все вместе налетели быстрые фрексы, готовые к первому состязанию в этой легкой стычке. Но в сердце своем они не кто иные, как беглецы, годные только выслеживать стада, но не стоять прямо в боевом строю.

И вот в тот момент и пролилась кровь, и война началась, ибо могучий командир Гейзирит[28] по приказу главнокомандующего выдвинулся перед нашими основными войсками, вместе с мудрым Амантием, разведать вражеские оплоты, осмотреть долины и, как было в обычае, избрать легкий путь для продвижения армии. Ряды римских войск стояли на высоком холме. Они смотрели в ожидании на отвратительные племена и раздумывали, что им придется вынести ради их великого полководца, ибо им была не по нраву такая партизанская война с поиском противника в густых зарослях. Кто мог, в конце концов, вынести вид стольких тысяч людей? Враг был многочислен, словно саранча в освещенном звездами небе, разносимая порывом ветра по полям Ливии, когда заканчивается весна и порожденный небом южный ветер крутит все, что захватит, и сносит прямо в море. В тот день сердца обеспокоенных селян трясутся от страха, что эта катастрофа уничтожит их урожай, опустошит нежные цветущие сады или повредит оливы, набросившись на листву от мягких ростков. [Ездившие на разведку] римские воины теперь возвращались обратно с докладом командующему. Но враг приблизился и окружил их очень мобильными силами. Плотные колонны подходили все ближе, ибо враг собрался из своих убежищ в горах и без числа заполнил поля, выйдя из устьев всех проходов. Среди них были отряды австуров и муктунианов, охочие до вылазок, горячие до схваток, с непобедимым оружием. Храбрые илагуаны присоединились к ним, и теперь их передовая линия была еще ближе к враждебной римской армии и продвигалась вперед на своих бесчисленных скакунах. Они создавали постоянное смешение и, давя плотными рядами, одолели наших людей. Поле боя заколосилось копьями, и земля тряслась от могучего топота – так ветры с грохотом гонят бегущие облака. Тогда тучи блистают частыми вспышками молний, и начавшаяся буря разражается тяжелыми градинами, падающими, словно камни; и замерзший путник, бичуемый дождем и ветром, склоняет печальное лицо к земле и скрежещет зубами. Побиваемый [градом], он поворачивается и бежит в поисках безопасного укрытия под покров леса. Так и римские конники отступили под тяжким натиском врага. И хотя храбрость и может пробудиться волей к совершению славных дел, все же враги, собравшиеся против римских воинов, были слишком многочисленны. Наши люди не могли отбиться от них ни копьями, ни тонкими дротиками. Только меч был достаточно силен, чтоб вывести из строя вражеского воина. Действительно, у них едва хватало сил подставлять под его смертоносные удары свои щиты. Печальный ропот поднялся к небу, и щиты воинов, поднятые для защиты, стонали снова и снова под ударами отражаемого ими оружия. Жизнь римских воинов подвергалась несказанным опасностям, пока наконец постепенно они с боем не отступили и не заняли холмы, что возвышались напротив них.

В это самое время быстрый гонец донес свое известие до беспечальных римских ушей, обратив весь лагерь в смешение и большой беспорядок. Он сообщил, что кровожадный враг в бесчисленном количестве вышел из своих лесов и [спустился] со своих гор, что их грозные боевые линии заполнили равнины, что вся местность занята людьми, ощетинившимися оружием, и что начальники должны уже вести людей в бой по такому важному случаю. В мгновение все наши конники выехали на открытую равнину. Их воодушевили любовь к родине, и страсть, и гнев их командующего. Устрашающим голосом он гнал их вперед, поражая копьем каждого, кто сворачивал. Он повелел войскам выступить из лагеря и помочь товарищам. В то время как он направил легкую кавалерию на открытую равнину и сам скакал впереди всех командиров, он гневно порицал мешкавших в лагере и призвал их к действию звуком медной трубы. Ужасный боевой рог, тормоша их снова и снова, завывал дрожащей мелодией, и их боевая линия выступила, разделенная на отряды. Копыта их лошадей покрыли сияющую равнину пылью, так что даже величие солнца померкло, и его сияющие лучи скрылись. Свод небес был запятнан поднявшимся навстречу ему песком, как бывает, когда резвый восточный ветер сходит с вершин Эола и мощно завывает. Тогда бури метут по песчаному берегу, возмущают воздух своими зловещими порывами и разрывают в клочья облака. Так вот и линия римских войск плотными отрядами привела равнины в смешение и остановила врага, до которого она даже еще и не дошла, тучами поднятой пыли. Бдительный Меланг с горы напротив увидел приближение [римлян] и громким варварским криком остановил свои отряды. Тогда маленькие группы мавров стали покидать равнину, и войско их безопасно скрылось в своем лагере.

[Наш] храбрый командир, окруженный телохранителями, видел врагов, стоявших на горных вершинах, и был рад принять своих спасенных ликующих людей. Тогда они рассказали историю злосчастной кровопролитной битвы, которую их подразделение выдержало среди столь многих жестоких опасностей, и о злосчастных горных проходах. Иоанн лично распорядился разбить их лагерь и [вырыть] его траншеи не то что недалеко, но, скорее, даже совсем близко к противостоящему им врагу. Они быстро исполнили отданные им распоряжения и поставили на равнине белые палатки. И вот римская армия, хорошо укрепившись в своем стесненном лагере, приступила к различным делам. Одни снова раскладывали по порядку свое оружие, другие наполняли колчаны и перенатягивали луки. Другие в это время все еще натягивали полотнище высокого центрального шатра на длинных шестах. Потом они воткнули свои копья по порядку в мягкую землю и, как это