Мир Данте. Том второй (малые произведения) - Алигьери Данте Страница 14

X. После моего возвращения я искал случая увидеть даму, которую мой владыка назвал мне на пути воздыханий. Боясь быть многословным, скажу лишь, что вскоре мне удалось сделать ее моей защитой в такой степени, что многие говорили об этом, нарушая границы благопристойности, и это меня весьма огорчало. Из-за невоздержанных толков, казалось порочивших меня, Благороднейшая, будучи разрушительницей всех пороков и королевой добродетели, проходя, отказала мне в своем пресладостном привете, в котором заключалось все мое блаженство. И, несколько удаляясь от того, что я хочу поведать, я объясню, какое благотворное влияние ее приветствие имело на меня.

XI. Я говорю, что, когда она появлялась где-либо, благодаря надежде на ее чудесное приветствие у меня не было больше врагов, но пламя милосердия охватывало меня, заставляя прощать всем меня оскорбившим. И если кто-либо о чем-либо спрашивал меня, ответ мой был единственным: «Любовь», а на лице моем отражалось смирение. И когда она собиралась приветствовать меня, дух любви, ниспровергая всех других духов чувств, изгонял ослабевших духов зрения, говоря им: «Идите оказать честь вашей даме», а сам занимал их место[42]. И тот, кто хотел бы познать природу Амора, мог бы легко проникнуть в его сущность, наблюдая содрогание моих очей. Когда же Благороднейшая спасла меня своим спасительным приветствием[43], Амор не в силах был скрыть завесой нестерпимое блаженство, но приобретал такие свойства, что тело мое, вполне ему подчиненное, двигалось порой как нечто тяжелое и неодушевленное. Отсюда ясно, что в ее приветствии заключалось мое блаженство, переполнявшее меня и превышавшее нередко мою способность восприятия.

XII. Возобновляя мое повествование, скажу, что после того, как мне было отказано в блаженстве, меня охватила такая скорбь, что, удалясь от людей, я орошал землю горчайшими слезами. А когда источник слез иссяк, я затворился в своей комнате, где предался жалобам и песням, не боясь быть услышанным кем-либо. Тогда я призвал милосердие Дамы Куртуазии[44], и, говоря: «Амор, помоги твоему верному», я заснул в слезах, как побитый ребенок. Почти посреди моего сна мне показалось, что в комнате моей рядом со мной сидит юноша, облаченный в белоснежные одежды[45]. Взгляд его был задумчив, и он смотрел туда, где я лежал. И, глядя на меня в продолжение некоторого времени, он, показалось мне, позвал меня и, вздыхая, произнес следующие слова: «Fili mi, tempus est ut praetermittantur simulacra nostra»[46]. Тогда мне показалось, что мне известно, кто он, ибо он назвал меня так, как часто именовал в моих снах. И когда я смотрел на него, мне показалось, что он плачет жалостно и ожидает, что я заговорю. И, осмелев, я сказал ему: «Владыка благородства, почему плачешь ты?» Он отвечал: «Ego tamquam centrum circuli, cui simili modo se habent circumferentiae partes; tu autem non sic»[47]. Я раздумывал над его словами, и мне показалось, что говорит он очень непонятно. Заставив себя заговорить, я сказал ему: «Почему, владыка, речи твои столь темны?» Он обратился тогда ко мне на народном языке: «Не спрашивай больше, чем следует». Тогда я заговорил о приветствии, в котором мне было отказано, и стремился узнать причину этого. Он ответил мне так: «Наша Беатриче услышала от некоторых лиц, о тебе говоривших, что ты досаждаешь даме, имя которой я назвал тебе на пути воздыханий. Благороднейшая, будучи противницей всего недостойного, не удостоила твою особу приветствия, опасаясь, что ты принадлежишь к числу недостойных людей. И так как на самом деле твоя тайна отчасти ей известна — по длительности опыта, — я желаю, чтобы ты сложил рифмованные строки, в которых была бы показана та власть, которую приобрел я над тобой по ее милости. Ты скажешь ей о том, что был ей верен с детских лет. Призови в свидетели знающих об этом, которых ты просишь заверить ее в правдивости твоих слов, и я, будучи твоим свидетелем, с радостью обращусь к ней. Тогда она почувствует твою любовь и узнает цену слов тех, кто на тебя клевещет. Сложи слова так, чтобы они изъяснили ей твои мысли, но не обращайся к ней прямо, что не приличествует, и не посылай их туда, где они могли бы прозвучать в мое отсутствие, но укрась их сладостной гармонией[48], в которой я появлюсь каждый раз, когда необходимо». Сказав эти слова, он исчез, и сон мой прервался. Вспоминая, я понял, что видение это предстало мне в девятый час дня[49]. И, не покидая своей комнаты, я решился сочинить баллату[50], следуя советам моего владыки. Тогда я написал следующие строки, начинающиеся: «Баллата, ты любви отыщешь Бога...»

Баллата, ты любви отыщешь Бога,

С Амором вместе к даме ты пойдешь,

Ты оправдание мое поешь, —

Открыта вам заветная дорога.

5 Столь благороден твой легчайший путь,

Что даже без защиты

Могла б идти уверенно одна,

Но, чтоб с дороги правой не свернуть,

Амора вновь найди ты.

10 Лишь с ним ты беспечальна и вольна;

Ведь госпожу, что внять тебе должна,

Прогневал я, быть может, о баллата.

Одна ты будешь робостью объята,

Останешься у милого порога.

15 С Амором так гармонию сложив,

О милости просите.

Затем прекрасной даме скажешь ты:

«Он снисхожденья ждет, лишь вами жив,

О соблаговолите

20 Услышать! Властью вашей красоты

Его лица изменены черты.

Словам Амора следуя порою,

Он, кажется, любуется другою,

Но в сердце та же верность и тревога».

25 Скажи: «Он в сердце верность вам хранил

И с нею добродетель.

И служит мысль его лишь вам одной.

Он с детства вашим, не колеблясь, был —

Мне Бог любви свидетель,

30 Коль презрете правдивый голос мой!»

Покорствуя, к ней обратись с мольбой,

Но если не испросишь ты прощенья,

Пусть умереть пошлет мне повеленье,

И смерти не отвергну я чертога.

35 Ты сострадания скажи ключу:

«Я вас оставить смею.

Доверья полон он к словам моим.

Вот отзвучала музыка — лечу».