Жедеон Таллеман де Рео - Занимательные истории Страница 25

Царствующая Королева призналась, что с нею можно было сыграть в этом случае скверную шутку, ибо она ездила в монастырь Валь-де-Грас, где испанский посланник Мирабель, невзирая на приказание не появляться более в Лувре, как он это делал прежде (а он бывал там постоянно, и поначалу Королева-мать привлекала его к участию в Совете), беседовал с нею, за что она ему была в какой-то мере признательна. По поводу этого свидания с испанским посланником Королева говорила сперва немало глупостей: ее брат де отомстит за нее и т. д., — и всегда поддерживала с ним тайные сношения. Она не могла скрыть досаду, что пользуется всеми благами, предоставленными ей Францией, тогда как это ущемляло интересы ее родного дома.

Много злословили по поводу отношений кардинала де Ришелье, который был красивым мужчиною, с Королевой-матерью. В пору этой любовной интриги ей вздумалось, хоть она и была уже в годах, вернуться к игре на лютне; когда-то она немного играла на ней. Она берет к себе Готье, и вот все начинают играть на лютне. Ришелье тоже стал обучаться, и не было более забавного зрелища, чем вид Кардинала, берущего уроки у Готье.

Во время своей связи с Ришелье Королева-мать прониклась такой ревностью к королеве Анне, что в открытую порвала с Кардиналом и выгнала г-жу д'Эгийон, а также г-на де Ламейре, бывшего капитаном ее Гвардии. Королева-мать жаждала власти, и все воспитание, которое она дала Королю, было рассчитано на то, чтобы сделать его неспособным править самостоятельно (она ни разу не поцеловала сына за все время регентства); она боялась, как бы молодая Королева не имела на него духовного влияния, и, дабы помешать Государыне добиться привязанности своего мужа, приставила к ней г-жу де Шеврез и г-жу де Лавалетт, двух самых сумасбродных женщин, какие только были при Дворе. Она приказала также принцессе де Конти следить за всем, что делается у молодой Королевы; а этой принцессе, несмотря на преклонный возраст, все еще помышлявшей о любви, только и надо было, чтобы все вокруг занимались любовными интригами. Она-то и обучила кокетству молодую Королеву.

Той порою случилось довольно забавное происшествие. В тот самый день, когда Кардинал отправился в Люксембургский дворец[157], где между Королевой и им произошел разрыв, Генеральный прокурор Моле, которого он намеревался сделать Главным председателем судебной палаты, не застав г-на Кардинала дома, отправился в Люксембургский дворец, надеясь найти его там. На беду Кардинал, спускаясь по большой лестнице, увидел, как Моле поднимается по малой. Он подумал, что этот молодой человек только что предлагал свои услуги Королеве-матери, и разубедился в этом лишь долгое время спустя, когда сделал его Главным председателем палаты. Он ошибся в своем суждении относительно Моле и Мельяна. Этот Мельян, Председатель следственной палаты, пользовался более лестной репутацией, чем он того заслуживал. Кардинал сделал его Генеральным прокурором, а он оказался человеком совершенно неспособным, и наоборот — Генеральный прокурор Моле, которого он сделал Главным председателем судебной палаты, потому что тот якобы не подходил для более высокой судебной должности, показал себя более смышленым, чем то предполагали.

В это время как раз пошла речь о сватовстве будущей Королевы Английской. Граф Карлейл и граф Холланд, прибывшие во Францию для переговоров по этому поводу, уведомили королевского фаворита Бекингема, давно мечтавшего о подобном романе, что во Франции есть молодая и любезная Королева и что он мог бы одержать здесь блестящую победу; с той поры между Королевой и Бекингемом завязалась переписка при посредстве г-жи де Шеврез, за которой волочился граф Холланд; таким образом, когда Бекингем прибыл для переговоров о замужестве будущей Королевы Англии, царствующая Королева Франции была готова принять его весьма благосклонно. Немало было галантных встреч; но более всего наделало шума их свидание в Амьене, куда направился Двор, чтобы быть поближе к морю; Бекингем очутился там наедине с Королевой в саду, где, правда, еще находилась некая г-жа дю Берне, сестра покойного г-на де Люина, камеристка Королевы, но она была в сговоре и отошла на почтительное расстояние. (Г-жу дю Берне, за это прогнали; но поскольку она приобрела на этом кое-какое состояние, покойный г-н де Буйон-Ламарк женился на ней. Говорили, будто этот дю Берне был прежде скрипачом и обучал танцам пажей Коннетабля де Монморанси в Лангедоке. Однако его сделали губернатором Кале.) Любезник повалил Королеву и расцарапал ей ляжки своими расшитыми штанами; но все оказалось тщетно, Королева стала звать камеристку и звала до тех пор, пока та, поначалу прикинувшаяся глухою, не была вынуждена поспешить ей на помощь.

Несколько дней спустя (царствующая Королева оставалась еще в Амьене, то ли по нездоровью, то ли потому, что ей необязательно было сопровождать Королеву Англии в поездке по морю, ибо это могло бы повлечь за собою лишние хлопоты) Бекингем, как и все, распростился с Королевою, но, проскакав уже три лье, вернулся к ней. Королева ни о чем таком и не помышляла — и вдруг увидела герцога стоящим на коленях у изголовья ее кровати. Он постоял так некоторое время, поцеловал край простыни и удалился.

Все эти галантные поступки Бекингема внушили Кардиналу подозрения, и он воспрепятствовал Герцогу вернуться во Францию в качестве чрезвычайного посла, на что тот поначалу рассчитывал. Не находя иного выхода, герцог появился у берегов Франции с эскадрой, дабы напасть на остров Рэ. (На судах герцога имелись носилки и лошади для игры в кольца. От кардинала Спады, бывшего в ту пору нунцием во Франции, стало известно (он рассказал об этом г-ну де Фонтене-Марею, когда тот был посланником в Риме), что поскольку Франция и Испания готовы объединиться, чтобы напасть на Англию (на этом союзе настаивал кардинал де Берюлль, бывший в ту пору генералом Оратории но еще не кардиналом), граф Оливарес уведомил о сем Бекингема, и это побудило герцога направиться к острову Рэ, начав экспедицию, не входившую сперва в его намерения. Испания желала, чтобы гугеноты по-прежнему сеяли смуту во Франции.) Подойдя к острову, он захватил в плен некоего дворянина из Сентонжи, по имени Сен-Сюрен, человека ловкого и неглупого, хорошо знавшего Двор. Герцог обошелся с ним крайне учтиво, открыв ему свою любовь; он провел его в самую прекрасную каюту на своем корабле. Каюта эта была вся в позолоте, пол был устлан персидскими коврами, а на некоем подобии алтаря меж высоких светильников стоял портрет Королевы. Затем Бекингем отпустил Сен-Сюрена с условием, что тот отправится к Кардиналу и скажет ему: он де, герцог, готов уйти и отступиться от Ларошели, короче говоря, сделать все, что Кардиналу будет угодно, пусть только пообещает принять его в качестве посла во Франции. Бекингем наказал также Сен-Сюрену поговорить от его имени с Королевой. Сен-Сюрен приехал в Париж и выполнил, что обещал. Он изложил все Кардиналу, который пригрозил отрубить ему голову, ежели он еще раз об этом заикнется. Впоследствии, когда Королева узнала о смерти Бекингема, она сильно была этим огорчена. Поначалу она не хотела верить и говорила: «Я еще намедни получила от него письмо». У Кардинала было уже, по-видимому, на уме то, о чем я собираюсь рассказать.

Во время поездки в Лион, где Король так сильно занемог, Королева-мать стала умолять его, чтобы он прогнал Кардинала. Король обещал ей сделать это, как только будет заключен мир с Императором[158], но, мол, до тех пор Кардинал ему нужен. Поправившись, Король уезжает в Руан[159]. Королева-мать остается в Лионе из-за того, что у нее разболелась нога. Из Руана Король пишет ей, чтобы она поправлялась, что он вскоре удовлетворит ее желание: мир с Императором заключен[160], и он посылает уже утвержденный договор. (Из лицемерия он созвал Совет и сделал Сен-Шомона Государственным министром, ибо не хотел иметь подле себя людей сильной воли. Сен-Шомон, который полагал, что это воздаяние за его заслуги, весьма этому обрадовался. Встретив Горда, капитана Лейб-гвардии, он ему рассказал о своем назначении. «О, — воскликнул Горд, — да ты смеешься!». Хохоча во все горло, капитан входит к Королю и говорит: «Государь, Сен-Шомон утверждает, будто вы, Ваше Величество, сделали его Государственным министром; и какой дурак этому поверит».)

Королева-мать была столь обрадована сим известием, что на радостях велела тут же сжечь несколько вязанок хвороста наподобие фейерверка. Кардиналу сообщили об этом фейерверке, и он, заподозрив неладное, стал допытываться у Короля, в чем дело; Король во всем ему признался; Королева-мать прибывает в Руан. Кардинал, увидев ее в церкви, где она причащалась, подходит к ней и подает знак Сен-Жермену, (Тому самому, кто так много писал против Кардинала. Его зовут де Мург, и родом он из Парижа.) который, будучи священником, ведавшим подаяниями, стоял поблизости, чтобы тот удалился. Тут он начинает умолять Королеву простить его; она отвергает его просьбы. «Государыня, — говорит он, — вместе со мною погибнет многое». Именно из-за этого произошел нелепый разрыв мирных переговоров в Ратисбоне.