История Англии - Вильям Ньюбургский Страница 32

свое наследственное королевство, то он не хотел остаться без услуг человека, пригодного на то, чтобы стоять перед королями, и поэтому, он сделал Бекета своим королевским канцлером. Будучи возвышенным на эту должность, он исполнял свои обязанности с такой славой и, в то же самое время, получил столь большую признательность и отличие от своего государя, что казалось, что он правит вместе с ним.

Несколько лет протекли у него в светских заботах и вот, он вновь вошел в ряды духовного воинства и, благодаря благосклонности короля, получил престол Кентерберри. Спустя некоторое время, относясь к благочестиво и ответственно к несению столь высокой чести, он вдруг так изменил свое поведение и свои манеры, что некоторые усмотрели в этом “перст Божий” (Исход 8,19), а другие решили, что “изменение это произведено рукой Всевышнего” (Псалмы 76,11 – “вот мое горе – изменение десницы Всевышнего”). На второй год после своего назначения, он присутствовал на Турском соборе, где, как говорят, почувствовав угрызения совести, он тайно передал в руки папы свое архиепископство, которое было получено им неправильно и не канонически, а благодаря посредничеству и из рук короля. Папа, подтвердив посвящение, восстановил его в пастырской должности уже на основании своей духовной власти и тем излечил раненную совесть щепетильного прелата.

Когда епископы, вернулись с собора на свои митрополии, то королевская и священническая власти в Англии стали разниться в своих взглядах, и возникло немалое волнение по поводу прерогатив духовенства. Это началось с того, что судьи доложили королю, который тщательно занимался делами государства, и который приказал, чтобы были искоренены все преступники без разбора, о том, что многочисленные преступления против общественного порядка, такие как воровство, грабежи и убийства, неоднократно совершались духовными лицами, на которых не распространялась власть светского суда. Наконец, в его присутствии было объявлено, что во время его правления только в одной Англии духовными лицами было совершено более сотни убийств. Вследствие этого, король, охваченный необычайной яростью, и находясь в разгаре своего гнева, издал законы против преступнных представителей духовенства, в чем проявилось его рвение к правосудию, но его суровость значительно превысила разумные рамки. Все же, и вина и обоснованность чрезмерных мер короля связаны только с прелатами наших времен, поскольку причина целиком в них самих. Поскольку священные каноны предписывают, что не только преступные клирики, то есть те, что виновны в отвратительных преступлениях, но даже те, кто виновен лишь слегка, должны быть лишены своего сана, и действительно, в английской церкви находится очень много таких, что подобны неисчислимой мякине среди немногих полезных зерен, но много ли в Англии, за много лет, наберется таких клириков, что были действительно лишены сана? Однако епископы больше старались ревниво поддерживать свободы или права клириков, чем исправлять и выявлять их пороки, полагая, что они несут службу Богу, а также и церкви тем, что защищают от установленного закона тех отпетых клириков, которых они либо отказались, либо позабыли обуздать всей силой канонического осуждения, как надлежало бы им поступить по их должности. Поэтому, клирики, которые призваны быть наследниками Господа, и которые должны были бы сиять на земле своей жизнью и своими проповедями, подобно звездам, помещенным на небесный свод, тем не менее берут себе право и свободу делать безнаказанно все, что хотят, и они не боятся ни Бога, чье возмездие должно представляться столь неотвратимым, ни людей, облеченных властью, и особенно это происходит благодаря тому, что бдительность епископов на них отдыхает, а прерогатива священных орденов изымает их из-под какой бы то ни было светской юрисдикции.

Таким образом, когда король против этой, как говорится, мякины священных орденов, издал некоторые статуты о расследовании или о наказании преступных клириков, в которых, возможно, (как утверждали) он превысил разумные границы, то он рассчитывал, что они будут полностью ратифицированы и могут быть подтверждены согласием епископов. Поэтому, собрав прелатов, чтобы любыми средствами, во что-бы то ни стало, получить их санкцию, он либо так обольстил их уговорами, либо так устрашил их угрозами, что все они, кроме одного, сочли необходимым уступить и повиноваться королевской воле и поставили свои печати на актах этих новых постановлений. Я сказал – все, кроме одного, поскольку архиепископ Кентерберрийский один оказался несгибаемым и остался тверд перед каждым подступом к нему. Ярость короля на него превратилась в неистовую злобу, тем более еще из-за того, что скорее именно благодаря королевской щедрости он был обязан тем, что ему было дано, и что он получил. Вследствие этого, король стал ему врагом и искал всякий удобный случай для нападок на него, прежде всего, потребовав отчет во всем, что он совершил прежде, находясь в должности канцлера. С бесстрашной свободой архиепископ ответил, что уже сдал свои светские дела и теперь, благодаря государю, на чьей службе он находился, он полностью обратился к делам церкви, и что дела минувших дней не должны быть использованы против него, поскольку все это делается больше ради предлога, чем ради справедливости. Пока поводы для королевского гнева с каждым днем все более и более множились, в тот день, когда архиепископ должен был отвечать на выдвинутые против него обвинения, он распорядился устроить торжественную службу в честь Св. Стефана – “Государи сидели и глаголили против меня, и грешники преследовали меня” — именно так, как положено, распевали перед ним псалом во время мессы. После этого он пошел на суд, неся в своей руке серебряный крест, который обычно несли перед ним, и когда некоторые присутствовавшие епископы пожелали исполнить службу несения креста перед своим митрополитом, но он им отказал, и хотя ему и угрожали, он не позволил никому другому нести крест входя на это собрание. Король, будучи уже и так разгневанным сверх меры, нашел в этом поступке дополнительную пищу своему гневу, и поэтому, следующей ночью архиепископ тайно бежал, пересек море, и там, за морем, был с почетом принятым королем, знатью и епископами Франции, и устроил свою временную резиденцию.

После этого, узнав об его отсутствии, король Англии пришел в еще большее неистовство и уступая своей страсти более, чем это подобает королю, избрал неподобающий и жалкий род мести, высылая из Англии всех тех, кто имел отношение к архиепископу. Теперь, хотя, вообще, многие люди, в действительности движимые в большей степени долгой привязанностью, и лишь в малой степени -справедливостью, одобряют все совершенное теми, кого они любят и уважают, но все же я никоим образом не считаю, что эти действия этого достопочтенного мужа достойны похвалы. Хотя они и могли проистекать из