Хроника событий, свершившихся в Чехии в бурный 1547 год - Сикст из Оттерсдорфа Страница 33

защите или помощи. Для подтверждения изложенного настоящую грамоту и обязательство, которое перед Е. К. М. я делаю добровольно от своего и своих наследников имени, скрепляю своей печатью и собственноручной подписью. А для большей в том надежности я попросил благородных господ Вилема из Вартмберка, Ярослава Врановского из Вальдека и благородных рыцарей господ Яна Собетицкого из Собетиц и Фридриха Жлеба из Стржижкова скрепить эту грамоту своими печатями как свидетелей безо всякого ущерба для себя и своих потомков. Дано и т. д.»

После того как были подписаны эти грамоты и уже упоминавшихся особ из панского и рыцарского сословия отпустили из заключения, король, не сумев никак добиться от подвергнутых пытке лиц того, что от них хотел узнать (а именно, что они желали его с сыновьями изгнать прочь из Чешского королевства и избрать себе чешским королем курфюрста или его сына), 22 августа, то есть в понедельник, в день св. Тимофея, около 14 часов [10 час.] приказал вывести Вацлава из Елениго и других и обезглавить на Градчанах на том помосте, который было велено несколько дней назад соорудить таким образом, чтобы все его видели. Гинеку Крабице выпросили помилование, его должны были лишь вывести вместе с остальными.

Когда палачи вели узников на казнь, Вацлав Петипеский, будучи самым знатным среди тех, кого пытали в подвале, обращаясь к своим товарищам, сказал громко, чтобы все стоящие рядом его услышали: «Любезнейшие мои братья и товарищи, во имя всемогущего Господа Бога пойдемте весело, ибо это тот тяжкий путь, о котором дорогой наш Христос, единственный наш спаситель и искупитель, изволил предсказать, что по нему избранные его должны последовать за ним».

И так шли они по двое, Вацлав Петипеский с Бернардом, а гофрихтарж Якуб с Вацлавом из Елениго, и у каждого из них были спереди связаны руки, а два отряда наемников, которые в тот день были вызваны в пражский замок из своих квартир, сопровождали их. Наемники били в барабаны и играли на флейтах, я думаю, для того, чтобы, если приговоренные захотели бы что-то сказать, люди, коих великое множество сошлось на казнь, не смогли их услышать.

Когда палач приготовился казнить Вацлава Петипеского, они перестали бить в барабаны и играть на флейтах. Глашатай огласил обвинение, в котором говорилось, что Вацлав относился к королю, своему господину, не так, как надлежит вероподданному, и подстрекал людей, желая избрать себе другого короля. По этой причине его следует покарать мечом. На это Петипеский ответил: «О, этого никогда не было!». Глашатай сказал ему тогда: «Оставьте, пан, этим вы себе уже не поможете». Вацлав, подняв голову и очи к небу, воскликнул: «Всемогущий, вечный, милый Боже, вручаю все это тебе». После этих слов ему отрубили голову. Перед казнью Барханца было сказано, что он подстрекал, чтобы люди стояли на своем, поддерживали друг друга и брали бы с него пример, ибо для блага и пользы Чешского королевства он ставит на карту свою жизнь и все имущество. Барханец возражал, говоря, что это неправда.

Перед смертью Якуба Фикара из Врата было сказано, что он, будучи королевским слугой, иначе должностным лицом, и принеся особую присягу, не вел себя соответственно ей и ничего не сообщал королю о том, что делалось в Праге, а в самое трудное время из Праги уехал. Он что-то возражал на это, но из-за людского крика и шума его не было слышно.

Перед казнью Вацлава из Елениго также было сказано, что он в Праге бессовестно наговаривал на короля, а однажды сказал такие слова: «Если князь Мориц забыл о кровном родстве своем и о своем дяде и предал его, то мы не забудем о наших обязательствах и не предадим курфюрста». После этих слов стоявшие рядом наемники попросили тех, кто знал по-немецки, перевести и затем начали смеяться и говорить: «О господи, вот это правда!». Таким образом, в этот день на деревянном алтаре принесена была эта жертва к великому горю людей. Дай им, всемогущий Господи Боже, вечный покой! Ибо эту смерть приняли они за свободы Чешского королевства и за всех других претерпели.

Двое, Вацлав Петипеский и Бернард Барханец, похоронены на кладбище у св. Аполлинария, Вацлав из Елениго — у капеллы Всех Святых у св. Штепана Великого. А Якуба из Врата жена с детьми и друзьями назавтра утром отвезла в деревню Говорчице, которой он в то время владел, и там он был с честью похоронен. Над могилой было поставлено большое каменное надгробие, на котором высекли такой текст:

«Лета MDXLVII в день св. Тимофея Господь Бог соизволил призвать к себе Якуба Фикара из Врата, гофрихтаржа Чешского королевства и примаса Старого Места Пражского, тело коего погребено здесь. Да смилуется Господь Бог над его душой!» На могиле каждого из них справедливо можно начертать такую эпитафию[223]:

Кто родины встал за свободу, лежит здесь казненныуй,

Духом уже в небесах, телом же в этой гробнице.

Гнев императора дал его палачу на расправу

За то, что он, Чехия, встал за честь твою и права.

Здесь лежит он один, оставленный всеми, —

Изменчива склонность народа; смотрите и понимайте.

Кто служит общине, у того нет господина,

Лучше сиди-ка ты за горой с истинной верой,

Не опасаясь всех этих дел.

Верь имеющим опыт.

Еще я приведу эпитафию некогда славным пражским городам, теперь так униженным и опозоренным испанским и немецким королем[224], что большего позора невозможно придумать.

Так же как и люди, большие города и все славные империи имеют Богом установленный конец. Плутарх пишет, что Сципион после плачевного падения прекрасного и прославленного города Карфагена сказал, что и Рим когда-нибудь также погибнет. Поскольку ясно, что ни одно длительное правление на земле и ни одна власть не вечны, то нет сомнений в том, что Бог вскоре положит конец насильственной власти, вернее, тирании Фердинанда. Аппиан пишет о том же Сципионе так: «И правда, говорят, что, когда Сципион с изумлением смотрел на Карфаген, семьсот лет простоявший, расцветший и всем изобиловавший, властвовавший над столькими странами, островами и морями, не уступавший в армии, флоте и богатстве ни одной из держав наших предков, а мужеством и стойкостью их далеко превосходивший, но утративший свою силу после того, как три года терпел войну и голод и пришел к страшной погибели, он открыто перед врагами заплакал и понял необходимость чередования рождения и гибели не только