Жедеон Таллеман де Рео - Занимательные истории Страница 54

Кстати о ссорах: самая большая размолвка у м-ль Поле произошла именно с Вуатюром.

Когда он находился в Испании, м-ль Поле, чтобы его развлечь, посылала ему без особого разбора все, что она могла достать. Выкупать такую громадную посылку всякий раз обходилось ему недешево. Это начало ему надоедать. Ему было также досадно, что г-н Годо и г-н де Шандевиль, высокий, статный молодой человек, племянник Малерба, а стало быть — стихотворец, за время его, Вуатюра, отсутствия завоевывали большое расположение м-ль Поле, а быть может и м-ль де Рамбуйе. В день своего возвращения из Фландрии он позволил себе по отношению к м-ль Поле дерзкую выходку. Он ей написал, что приезжает тогда-то и будет счастлив видеть ее в тот же день во дворце Рамбуйе. Вечером, провожая м-ль Поле домой, Вуатюр не мог не заговорить с нею о Шандевиле, которого он назвал Адонисом[264], добавив, быть может, к этому кое-что и о Венере. Львица разъярилась, целых два года они не виделись, наконец он снова пришел к ней, но она его так и не простила. Говорят еще, но не знаю, случилось ли это до или после упомянутой ссоры, будто однажды, когда Вуатюр был у м-ль Поле, на него напала сильная хандра из-за того, что к ней пришло много неприятных для него людей; он уселся в уголок и за весь вечер не сказал ни слова; когда же подошло время попрощаться и уйти, он взял ее за подбородок, словно желая приласкать, как маленькую девочку; это привело к большой ссоре между ними. Г-жа де Рамбуйе говорит, что Вуатюр, находясь с м-ль Поле в коротких отношениях, но не переходивших границы пристойности, по возвращении из Фландрии сказал ей нечто такое, что она поняла превратно, а это случалось с нею частенько. Впоследствии, будучи раздражена, она истолковывала все в дурную сторону, и то, что она когда-то находила хорошим, стало ей казаться плохим. Между Вуатюром и ею никогда не было любовных отношений, их связывала лишь нежная дружба, к которой примешивалась небольшая влюбленность. Эта славная девица была неглупа и добросердечна; что до здравого смысла, его у нее не было.

Но пора поговорить о поединках Вуатюра, ибо любовные похождения и поединки идут рука об руку; и, в подражание Ариосто, я воспою l'arme e l'amori[265] Вуатюра.

Не всякий храбрец может насчитать столько поединков, сколько было у нашего героя, ибо он дрался на дуэли по крайней мере четыре раза; днем и ночью, при ярком солнце, при луне и при свете факелов. Первый раз это было в коллеже, с президентом де Амо; во второй раз — с Лакотом из-за игры, (Вуатюр попросил разрешения прочесть молитву и прочел ее.) причем поединок был довольно забавный: Арно, который считал Вуатюра не кем иным, как гладиатором, стал рассказывать ему, как некую небылицу, что ему, Арно, передали, будто Вуатюр дрался с Лакотом; будто он повесил свой парик на дерево — быть может, он был болен? а затем — как прошла сама дуэль, которая не была очень кровавой. И оказалось, что все это правда. Третий поединок произошел в Брюсселе с одним испанцем, при лунном свете; а четвертый и последний — в саду дворца Рамбуйе, при свете факелов, с Шаварошем, домоправителем. Их ссора вспыхнула вследствие того отвращения, которое они питали друг к другу с той поры, как во дворце Рамбуйе появились три весьма кокетливых сестры… Шаварош, как я уже об этом говорил, был неравнодушен к г-же де Монтозье до ее замужества. Это не способствовало его примирению с Вуатюром; но окончательно их рассорило то, что Вуатюр, который не мог не приволокнуться за любой девушкой, особенно молодой и знатной, стал ухаживать за м-ль де Рамбуйе, как только та вышла из монастыря: то ли Шаварошу она тоже немного нравилась, то ли он был рад насолить Вуатюру. Молодая девушка, в противоположность своей сестре, была с ним не слишком строга и, весьма вероятно, выказывала благосклонность к Вуатюру. Я их нередко заставал за игрой в волан и играл вместе с ними или видел, как они шепчутся друг с другом, и в этом случае им не мешал. Вуатюр, возможно, способствовал тому, что девица эта стала менее благоразумной, нежели была прежде; сам он сделался совершенно несносен. Г-жа де Сент-Этьен говорит, будто под конец все от него устали, и если бы не то, что в доме к нему давно привыкли, и не пользуйся он расположением г-жи де Рамбуйе, к которой он относился с приязнью, его давно бы выставили за дверь. Монтозье никогда не испытывал к нему симпатии, так как был убежден, что Вуатюр скорее унизил, нежели возвысил его во мнении г-жи де Монтозье, чьей руки он тогда искал; не раз он говорил, когда Вуатюр старался чем-либо насмешить общество: «Ну что здесь смешного? Вы находите, что это интересно?».

Вуатюр довел Шавароша черт знает до чего, а тот, понимая, что Вуатюр воспользуется его, Шавароша, сдержанностью и захочет выдать ее за трусость, обнажил против него шпагу и ранил его в бедро. На шум вовремя прибежали, ибо рассказывают, будто один из лакеев Вуатюра собирался пырнуть Шавароша сзади. Вуатюр поначалу не хотел признаваться, что Шаварош его ранил; он утверждал, будто его задел шпагой разнимавший их лакей. Однако потом все выяснилось. Шаплен и Конрар высказывались против него; но это и не могло быть иначе, ибо Вуатюр потешался над ними, а также и над Костаром, хотя Костар и воображает, что это не так, но достаточно прочесть для этого их письма.

Г-н и г-жа де Монтозье стали на сторону Шавароша, но более всего изумило Вуатюра то, что Арно больше поддерживал Шавароша, чем его. Г-жа де Рамбуйе была чрезвычайно огорчена всем случившимся. Уже само по себе это было нелепо, потому что случилось с людьми, которым было уже под пятьдесят и которые, тот и другой, молились или должны были молиться, ибо они жили либо на бенефиции, либо на доходы с бенефиций; кроме того, г-жа де Рамбуйе опасалась, как бы не стали распускать глупые слухи насчет ее дочери; впрочем, м-ль де Рамбуйе очень быстро успокоилась. Епископу Грасскому вдруг вздумалось по поводу этого поединка написать злую сатиру, в которой поросенок дерется со щукой. Под «поросенком» подразумевался Шаварош: он столько раз ездил в Иер и обратно, что его прозвали «Монастырским поросенком»; припомнив, что письмо Ла-Карпа к принцу де Конде[266] начинается со слов «Куманек мой щука», Принц прозвал Вуатюра «Куманек мой щука». M-ль Поле, столь же быстрая, как и Прелат, прочла эту сатиру, как нечто развлекательное, г-же де Рамбуйе. Я при этом присутствовал; Маркизе это было смертельно скучно, но она и виду не показала. Впоследствии г-н де Монтозье изъял с помощью Пелиссона то место из «Погребения Вуатюра», где говорится об этом поединке. С той поры Вуатюр стал бывать во дворце Рамбуйе гораздо реже.

После этого безрассудного поступка Вуатюр жил недолго; карточная игра способствовала развитию у него подагры; должно быть, этому со действовали и женщины. Он умер, проболев четыре или пять дней, из-за того, что невзирая на свою подагру принял слабительное.

Кстати о картах. Дав обет больше не играть, он отправился однажды к Коадъютору, дабы тот освободил его от этого обещания; там он застал Лега, который сказал ему: «Да плюньте вы на это, давайте сыграем!». В самом деле, он уговорил Вуатюра сесть за карты и выиграл у него триста пистолей, так и не дав ему поговорить с Коадъютором. Вино не могло быть причиной его подагры, ибо он пил только воду. Г-н де Бассомпьер говорил, будто все, что других подбадривало, Вуатюра валило с ног. Вот куплеты, которые написал некий Бло, дворянин, состоявший на службе Герцога Орлеанского, во время разгульной попойки:

О, чести предков оскорбитель,Сгинь, Вуатюр, в семье урод!Тебя достойней твой родитель:Вино он пьет и продает.Как ты, жеманник, нам отвратен,Не любишь баб, вина не пьешь,Карман твой пуст и род незнатен,Ползи от нас подальше, вошь…

А еще кто-то написал так:

Ах, Монтрезора я искал,Но Вуатюр мне подвернулся,Я золота найти алкал,Но в нечистоты окунулся.

Как-то Вуатюр зашел в трактир, где кутил Герцог Орлеанский. Бло, решив позабавиться, запустил ему чем-то в голову; произошел переполох, все бросились смеясь к Вуатюру, какой-то ливрейный лакей, по легкомыслию, едва не пронзил Поэта шпагой, когда тот пытался удрать: лакей, надо думать, выпил и решил, что Вуатюр осмелился посягнуть на жизнь Его Королевского Высочества.

Как только Вуатюр заболел, г-жа Сенто, верная г-жа Сенто, побежала к нему. Говорят, будто он не пожелал ее видеть; тем не менее она стала ходить туда каждый день. Она утверждает, что это не так и что она улаживала с ним кое-какие денежные расчеты. Ее старались утешить, а она твердила: «Вот последний удар Судьбы».

К нему ходила еще и другая женщина, с которой он находился в предосудительной связи. Это была дочь газетчика Ренодо, которую Вуатюр поссорил с мужем; совсем незадолго до своей болезни он совершил с нею прогулку. Красотою она не отличалась, но он хотел всем внушить, будто у нее замечательный ум. Уверяют, что и ее тоже он не пожелал видеть. М-ль Поле рассказывала, будто он умер, как султан, среди своих жен. Я уже упоминал, что она заказала по нему заупокойные мессы, но простить его так и не простила. Я видел, как она возмущена была тем, что г-жа де Рамбуйе отзывалась о Вуатюре слишком хорошо. «Я-то думала, — говорила она, — что надобно молить бога за упокой его души, но вижу теперь, что его остается только причислить к лику святых».