Франко Саккетти - Новеллы Страница 66

Отозвав в сторону Фигона, родственник этот стал расспрашивать его обстоятельно с глазу на глаз и уверился, что это была правда; тогда, вернувшись домой, он обошел всю родню и рассказал о том, что слышал. После этого все пошли в дом пропавшего мужа и стали искать его вещи и, не найдя ни их, ни вещей его слуги, предположили, что он, вероятно, отправился в это неприятное путешествие из-за жены. Решив, что это так, они разослали письма и стали расспрашивать, не вернулся ли кто из этих краев, и этак прождали добрых восемь месяцев, не получая о кем никаких вестей.

Наконец, когда некий генуэзец из рода Омеллини вернулся из Каффы и его расспросили об этом деле, то он рассказал, что оставил этого молодого человека в Каффе и что он не так давно прибыл туда на таком-то корабле. Убедившись в этом, родственники, в особенности же отец и братья молодой, стали писать мужу, самым настоятельным образом упрашивая его вернуть им жену, за которой они дали приданое и которую послали к нему. Сколько они ни посылали к нему и ни писали, чтобы этот добрый человек вернулся из Каффы в Геную, но он воротился только через два года четыре месяца и двенадцать дней с 2000 флоринов, и, когда о приезде его сообщили родителям молодой, одному богу известно, какая тут была радость и как они поспешили ему навстречу, чтобы обнять, по обычаю генуэзцев, молодого человека. Кто говорил при этом: «Ах, ты негодный! Где это ты был?» А кто что-нибудь другое, а третий и еще что-нибудь.

Молодой человек отвечал: «Я вернулся сюда из Каффы». А вот теперь представьте себе, что подумали генуэзцы, слыша эти его слова: «Я вернулся сюда из Каффы», – как будто он вернулся из Порто Фино,[432] а между тем он проделал 3500 миль, и путешествие это одно из самых далеких, какие совершают. Словом, когда он приехал, его стали спрашивать, какая причина заставила его удалиться из свой страны и от молодой жены, то он ответил, что не что иное, как гнев и злоба, и затем прибавил: «И вот я здесь и скажу, что если ваш и наш обычай ждать после свадьбы четыре дня, чтобы поспать с женой, хорош, то я скажу, что мой обычай, которого я придерживаюсь, хорош и даже превосходен потому, что я ждал гораздо больше четырех дней. Да простят мне все присутствующие, но я считаю милостью божьей все то, что случилось, ибо я всегда желал в своей молодости, из которой не вышел и по сию пору, поехать в Каффу. Я доволен, что, отправившись туда из-за гнева или случая, я уехал в Каффу до того, как поспал с моей женой, а не после этого, потому что от многих умных генуэзцев, побывавших во Франции, я слышал, что в зале короля находится изображение трех различного вида людей, причем на каждом изображении имеется рука, показывающая фигу. Первая фига могла бы быть отнесена ко мне, если бы я поспал с моей женой и после уехал в Каффу. Тогда я получил бы фигу, ибо говорят, что безумец тот, кто, взяв жену и поспав с ней некоторое время, уезжает от нее и отправляется в далекое путешествие. Тот, кто берет молодую жену, остается с ней немного и потом уезжает на долгое время, бывает жестоко обманут: он поджигает скирду с соломой и удаляется, не думая о том, что солома сгорит. Вторая фига относится к человеку, который (дабы вы знали, что мне известен смысл написанного на картине) ссудил сто флоринов или какое-нибудь иное количество денег: должник хочет ему вернуть часть этих денег, а он не желает их брать – человек этот получает вторую фигу. Третья фига предназначается человеку, которому вверен большой секрет, а он выдает его другому, прося сохранить секрет в тайне (чего он не сумел сделать сам): человек этот получает третью фигу. Возвращаясь к нашим делам, скажу, что я уехал в Каффу, рассердившись на то, что три первых ночи не мог поспать с женою, и делал это неохотно; однако мне повезло, потому что вместо 1200 флоринов, которые я увез, я привез домой 2000 и, имея в виду фигу из Франции, я рад, что уехал в Каффу прежде чем побывал с женой, а не после. Поэтому я выскажу вам коротко мое желание, что мне по душе: коли бог привел меня обратно, то, если вы хотите прислать мне в дом женщину, которая должна мне принадлежать, сделайте так, чтобы она была здесь нынче же вечером. Мне не предстоит больше праздновать свадьбы, а если жена не будет здесь ко времени, то я уеду в Дали,[433] как раньше уехал в Каффу».

Когда родители услышали это, то живо-живо поспешили, и жена была у него уже в половине девятого, и этот молодой муж обработал по своему усмотрению поле, которое так долго оставалось под паром, вознаградив себя за потерянное время лучшим образом, как только мог, и оставался со своей женой дома, не пускаясь в слишком частые путешествия.

А каково ему пришлось бы, если бы в то время, когда он находился в Каффе, другой человек утащил бы у него из-под носа его добро? И поделом бы ему было, коли он не мог подождать один денек того, чем ему предстояло владеть в продолжение всей своей жизни.

Новелла 156

Ничто так не сладко, как добро, если только внимательно к нему присмотреться, а потому, будучи охотником и до того и до другого, я вернусь к тому имени, в котором заключена и сладость и добро, то есть к мессеру Дольчибене, о котором раньше я рассказывал во многих новеллах.[434] И так же, как в предыдущей новелле[435] доблестный врач маэстро Габбадео, желая с помощью науки и умения, дарованного ему природой, хорошенько и обстоятельно разглядеть мочу своей больной, сидя верхом на жеребенке, который чуть было не искалечил его, так в этой нижеследующей новелле я хочу показать, как Дольчибене, не зная ни философии, ни медицины и не находя однажды гостиницы и дома, где бы он мог остановиться, проделал необычайный и восхитительный опыт, никогда еще не испробованный до него ни одним врачом.

Итак, обратимся к нашему рассказу. Мессер Дольчибене, провозглашенный перед тем князем шутов императором Карлом Богемским, узнав, что названный император собирается во второй раз вернуться в Италию и уже прибыл в Ломбардию, отправился из Флоренции навестить императора, захватив с собой нескольких лошадей. Прибыв в один прекрасный вечер уже в поздний час в Феррару, он застал там императора, но вследствие большого числа людей, следовавших за Карлом, все комнаты в гостиницах Феррары и на несколько миль в окрестностях оказались заняты, отчего названный Дольчибене, не находя себе пристанища, отправился во дворец, где находился император. Сойдя на улице с коня и оставив лошадей своим слугам, он пошел представиться Карлу и, почтительно приветствуя его, сказал: «Синьор, будьте уверены в том, что у вас есть средства покорить весь мир, ибо вы ладите и с папой[436] и со мной. Вы покорите его с помощью меча, папа – буллами, а я – словами, и этому никто не сможет воспрепятствовать».

Император ответил ему, как подобало, а мессер Дольчибене продолжал: «Клянусь святым венцом, у меня еще нет пристанища и я хочу пойти поискать, не смогу ли я где приютиться, а после этого вернусь к вашему величеству».

Итак, он ушел и, вскочив на лошадь, стал разъезжать по городу, расспрашивая, где бы ему остановиться с пятью лошадьми, которые находились при нем. Коротко говоря, не найдя приюта в Ферраре, он выехал за город и стал держать путь на Франколлино,[437] спрашивая в каждом доме, нельзя ли ему здесь устроиться? Он проехал таким образом несколько миль и в конце концов попал в дом по сю сторону моста Лаго Скуро.[438] Увидя там у входа в дом женщину, с виду очень несчастную, он спросил: «Как вас зовут, мадонна?»

Та ответила ему: «Почему вы так спрашиваете? Меня зовут донной Марготтой».

А мессер Дольчибене снова спросил: «А как зовут вашего мужа?»

На это она ответила: «Его зовут Сализин».

Когда мессер Дольчибене продолжал: «Мадонна, не можете ли вы приютить меня на эту ночь с этими лошадьми? Я уплачу вам столько, сколько вы потребуете».

На что женщина ответила: «Мессер, у меня столько неприятностей, что сердце мое разрывается».

Тогда Дольчибене спросил ее: «Что с вами?»

И она рассказала, что ее четырнадцатилетняя дочь (притом единственная) вывихнула себе руку и кисть руки, упав только что со смоковницы, и теперь она все время плачет и жалуется.

Мессер Дольчибене сказал на это: «Я, вероятно, ангел божий, посланный сюда к вам и вашей дочке, потому что я лучший врач-костоправ, какой только имеется в Италии и Тревизской марке. Я вылечу вам эту девочку, если бы даже у нее были не только вывихнуты, но и переломаны все кости».

Услышав мессера Дольчибене и поверив по его виду тому, что он говорил, женщина приняла его очень любезно. Устроив лошадей и свернув шеи своим курицам, она приготовила все так, как если бы он был императором. В это время вернулся Сализин, ходивший ловить рыбу, и принес двух маленьких осетров, а Марготта, встречая его, рассказала ему с печалью о том, что дочь их упала, и с радостью о том, что к ним в дом приехал столь доблестный врач. Муж почтительно приветствовал мессера Дольчибене, принял его как гостя и приказал сварить осетров, а потом поручил его попечению свою дочь. После этого мессера Дольчибене привели к кровати девочки, которая была хороша собой по феррарским условиям, и он осмотрел кисть руки, вывихнутую при падении и загнувшуюся вверх в виде крючка. Мессер Дольчибене стал требовать разных вещей и, в конце концов, не найдя их там и желая в то же время применить хорошее лекарство, приготовил много тряпок, порвал их на куски и, наделав из этого тряпья обмоток и повязок, намазал кисть руки и самую руку девочки так, чтобы их как следует размягчить. Сделав все это, он велел девочке оставаться в таком виде целый час, а сам пошел позаботиться о лошадях, отведать вина и исследовать курицу и осетров. Через некоторое время он вернулся к своей ученой работе и развязал девочке повязку. Так как она стала громко кричать от боли, то отец и мать, испугавшись как бы она от сильных страданий не умерла, стали просить его, чтобы он, бога ради, не касался ее грубо руками. Мессер Дольчибене сказал на это: «Я, право, не стану трогать ее», и он велел принести побольше пакли и два больших деревянных блюда. Положив руку искривленной частью кисти кверху и положив и снизу и сверху большое количество пакли, он покрыл ее затем вторым блюдом так, что вывихнутая кисть могла стать под этим прессом на место.