Сага о Гуннлауге Змеином Языке - Эпосы, легенды и сказания Страница 10

IX

В то время в Швеции правил конунг Олав Шведский, сын конунга Эйрика Победоносного и Сигрид Честолюбивой, дочери Скаглар-Тости. Он был могущественным и знаменитым конунгом и очень любил почести. Гуннлауг прибыл в Уппсалу во время весеннего тинга шведов, и когда он был принят конунгом, он приветствовал его. Тот принял его хорошо и спросил, кто он такой. Гуннлауг сказал, что он исландец. В гостях у конунга Олава был тогда Храфн, сын Энунда. Конунг сказал:

– Храфн, что это за человек, этот исландец?

Тогда с нижней скамьи встал человек высокого роста и мужественного вида, подошел к конунгу и сказал:

– Государь, он происходит из лучшего рода в Исландии, и сам он – достойнейший человек.

– Тогда пусть он сядет рядом с тобой, – приказал конунг.

Гуннлауг сказал:

– Я сочинил хвалебную песнь в вашу честь, государь, и хотел бы, чтобы вы ее выслушали.

– Идите сперва и садитесь на место, – сказал конунг. – Теперь некогда слушать ваши песни.

И вот Гуннлауг и Храфн разговорились. Каждый из них рассказал другому о своих странствиях. Храфн сказал, что он приехал прошлым летом из Исландии в Норвегию, а с наступлением зимы – из Норвегии в Швецию. Вскоре они совсем подружились.

Однажды, когда тинг кончился, оба они были у конунга. Гуннлауг сказал:

– Я хотел бы, государь, чтобы вы послушали мою хвалебную песнь.

– Теперь это можно, – сказал конунг.

– Я тоже хочу сказать хвалебную песнь, если вам будет это угодно, государь, – сказал Храфн.

– И это можно, – ответил конунг.

– Тогда я скажу мою песнь первым, если вам будет угодно, – сказал Гуннлауг.

– Первым должен я сказать мою песнь, – сказал Храфн, – потому что я первым приехал к вам.

Гуннлауг сказал:

– Когда это бывало, чтобы мой отец шел на поводу у твоего отца? По-моему, никогда. Не будет этого и между нами.

Храфн отвечал:

– Покажем свою вежливость, не будем доводить дела до ссоры, а предоставим решение конунгу.

Конунг объявил:

– Пусть Гуннлауг скажет свою песнь первым, раз ему так хочется настоять на своем.

Тогда Гуннлауг сказал хвалебную песнь, которую он сложил в честь конунга Олава. Когда он кончил, конунг спросил:

– Храфн, как тебе нравится эта песнь?

– Государь, – отвечал Храфн, – она напыщенна, некрасива и несколько резка, совсем под стать нраву Гуннлауга.

– Ну теперь говори свою песнь, Храфн! – сказал конунг. Тот так и сделал. Когда он кончил, конунг спросил:

– Гуннлауг, как тебе нравится эта песнь?

Гуннлауг отвечал:

– Государь, она красива, как сам Храфн, но ничтожна. Почему, – добавил он, – ты сочинил в честь конунга хвалебную песнь без припева? Или он показался тебе недостойным большой хвалебной песни?

Храфн отвечал:

– Оставим сейчас этот разговор. Мы еще вернемся к нему позднее!

На этом их разговор окончился.

Вскоре после этого Храфн сделался дружинником конунга Олава и попросил у него разрешения уехать. Конунг разрешил ему. Когда Храфн снарядился в путь, он сказал Гуннлаугу:

– С нашей дружбой кончено, потому что ты хотел унизить меня здесь перед знатными людьми. Но когда-нибудь я осрамлю тебя не меньше.

– Меня не пугают твои угрозы, – сказал Гуннлауг. – Едва ли когда-нибудь дело дойдет до того, что меня будут меньше уважать, чем тебя.

Конунг Олав дал Храфну на прощанье богатые подарки, и тот уехал.

Храфн поехал на восток весной и приехал в Трандхейм. Там он снарядил свой корабль и летом поплыл в Исландию. Он причалил в Глинистом Заливе, к северу от пустоши. Его родичи и друзья обрадовались ему, и он оставался эту зиму дома, у своего отца.

Летом на альтинге встретились два родича: законоговоритель Скафти и скальд Храфн. Храфн сказал:

– Я бы хотел, чтобы ты помог мне в сватовстве к Хельге, дочери Торстейна и внучке Эгиля.

Скафти ответил:

– Разве она не обещана Гуннлаугу Змеиному Яыку?

Храфн сказал:

– А разве не прошел срок, который был между ними условлен? К тому же он теперь слишком зазнался, чтобы считаться с такими вещами.

Скафти ответил:

– Пусть будет по-твоему.

После этого они пошли в сопровождении многих людей к землянке Торстейна, сына Эгиля. Тот принял их хорошо. Скафти сказал:

– Храфн, мой родич, хочет посвататься к твоей дочери Хельге. Тебе известны его род и богатство, его хорошее воспитание, а также его родственные и дружеские связи.

Торстейн ответил:

– Она была обещана Гуннлаугу, и я хочу сдержать слово, которое я дал ему.

Скафти сказал:

– Но разве не прошли три года, условленные между вами?

Торстейн ответил:

– Еще не прошло лето, и летом он может вернуться в Исландию.

Скафти сказал:

– А если он не вернется до конца лета, то на что мы можем надеяться в нашем деле?

Торстейн ответил:

– Мы встретимся здесь будущим летом, и тогда будет видно, что всего благоразумнее. Сейчас же бесполезно говорить об этом.

На этом они расстались, и люди поехали с тинга домой. Но сватовство Храфна к Хельге не осталось тайной.

Гуннлауг и в это лето не вернулся в Исландию. Следующим летом на альтинге Скафти и Хравн стали свататься очень настойчиво. Они говорили, что Торстейн теперь свободен от всякого обещания Гуннлаугу. Торстейн отвечал:

– У меня немного дочерей, и я бы не хотел, чтобы одна из них стала причиной раздора. Я хочу сначала встретиться с Иллуги Черным.

Так он и сделал. Когда они встретились, Торстейн спросил:

– Не думаешь ли ты, что я теперь свободен от обещания твоему сыну Гуннлаугу?

Иллуги отвечал:

– Конечно, если тебе так угодно. Но я мало что могу сказать по этому поводу, так как не знаю точно намерений моего сына Гуннлауга.

Тогда Торстейн пошел к Скафти, и они порешили, что в начале зимы у Торстейна в Городище должна состояться свадьба, если Гуннлауг до этого не вернется в Исландию, но что Торстейн будет свободен от всякого обещания, если Гуннлауг вернется и потребует, чтобы тот выполнил обещание. После этого люди поехали с тинга домой, а Гуннлауг все не возвращался. Хельге же очень не нравилось принятое решение.