Сибирские сказки - Автор Неизвестен Страница 12

Барсук погладил морду — белый пушистый ворс пристал к когтям. Увидав это, барсук пошёл жаловаться медведю.

— Кланяюсь вам до земли, дедушка медведь-зайсан! Сам дома не был, гостей не звал. Храп услыхав, испугался. Скольких зверей я из-за этого храпа обеспокоил! Сам свой дом из-за него сломал. Теперь видите: голова и челюсти побелели. А виноватый без оглядки убежал. Это дело рассудите.

Взглянул медведь на барсука. Отошёл подальше — ещё раз посмотрел да как рявкнет:

— Ты ещё жалуешься? Твоя рожа раньше, как земля, чёрная была, а теперь твоей белизне даже люди позавидуют. Обидно, что не я на том месте стоял, что не моё лицо заяц выбелил. Вот это жаль. Вот это в самом деле очень жаль!

И, горько вздыхая, побрёл медведь в свой тёплый, сухой аил.

А барсук так и остался жить с белой полосой на лбу и на щеках. Говорят, что он привык к этим отметинам и даже очень часто хвастает:

— Вот как заяц для меня постарался! Мы теперь с ним на веки вечные друзья стали.

Нарядный бурундук

Жил на Алтае старый большой медведь. Его любимая еда — кедровый орех. Брал он орехи только с одного кедра. Толстый кедр, в шесть обхватов. Ветки частые. Хвоя шёлковая. Сквозь неё никогда дождь не каплет. Издали посмотришь — будто десять кедров из одного корня выросло. Это дерево старый большой медведь от зверей и людей заботливо охранял. Хорошо жилось медведю подле него.

Но вот однажды пришёл медведь, а у толстого кедра орехов нет.

Ходил медведь вокруг, глазам своим не верил.

Уцепился за ветви — будто свинец к пояснице привязан. «Долго не евши, разве так отяжелеешь? Видно, состарился я».

Согнулись ветви кедра от тяжести медведя, чуть-чуть не треснули. На вершину кедра вскарабкался старик, каждую веточку осмотрел. Нет орехов.

На другой год пришёл медведь — орехов всё нет. На третий год — опять пусто.

Посмотрел большой медведь на свою бурую мохнатую шерсть: как огнём опалённая, пожелтела.

«Э-э-э, ма-а-аш, как я похудел!»

Двинулся медведь сквозь частый лес искать себе пропитания.

Бурную реку перебродил, каменными россыпями шагал, по зелёной шёлковой мураве ступал. Сколько зверей встречалось ему, даже глазом не повёл.

— Брык-брык, сык-сык! — вдруг закричал бурундук, испугавшись большого медведя.

Медведь встал. Поднял переднюю лапу, шагнуть хотел и, не опустив её, остановился…

«Э-э-э… ма-а-аш, как же я забыл?.. Бурундук очень старательный хозяин. Он на три года вперёд запасается. Погоди, погоди, погоди! Надо нору его раскопать: у него закрома никогда пустыми не стоят».

И пошёл нюхать. И нашёл. Не легко старому твёрдую землю копать. Вот корень. Зубами грызть — зубы не берут. Лапами тащить — силы нет. Медведь размахнулся: рраз! — сосна упала. Медведь размахнулся: два! — берёза повалилась.

Услыхал эту возню бурундук и ум потерял. Сердце изо рта выскочить хочет. Передними лапами рот зажал, из глаз слёзы ключом бьют. «Такого большого медведя заметив, зачем я крикнул? Рот мой, разорвись!»

Кое-как на дне норы, в сторонке, выцарапал бурундук ямку и спрятался туда.

Медведь наконец-то перегрыз корень, просунул лапу — один орех нашёл.

«Э-э-э… ма-а-аш, сказал же я: бурундук — запасливый хозяин».

Морда медведя посветлела. От радости слеза блеснула. Дальше полез лапой — ещё больше орехов нашёл. Обрадовался медведь.

«Э-э-э… ма-а-аш, ещё поживу, видно! Этого милого бурундука как же я поблагодарю? Чем отдарю?»

Отощавший желудок медведя наполнился. Утомлённое тело лёгким стало.

Шерсть светится, как золотая. Большой медведь оглянулся, себя ощупал: бурундуку подарить нечего. «Стыд будет мне, если, чужую пищу съев, спасиба не скажу. Где же этот милый бурундук?»

Посмотрел кругом — бурундука не видит.

Медведь заглянул в норку, увидел ямку, хвост бурундука над ней торчком стоит.

— Э-э-э, ма-а-аш… Хозяин-то, оказывается, здесь. Благодарю! Пусть ваши закрома пустыми не стоят. Вы такой добрый, будьте всегда счастливым. Позвольте вашу честную лапу от души пожать!

Протянул медведь бурундуку правую лапу, но бурундук медвежьего языка не понимает. Увидав над собой чёрную лапу, закричал:

— Брык-брык, сык-сык! — и скок из норы.

А медведь левой лапой его подхватил.

— Благодарю вас, маленький, — говорит. — Голодного меня вы накормили, усталому отдых дали.

Бурундук слов медведя не может понять, он по-медвежьему разговаривать никогда не учился. Освободиться, бежать хочет, медвежью жёсткую ладонь тонкими коготками скребёт, а у медведя ладонь даже не чешется.

— Э-э-э, ма-а-аш, где вы росли — моих слов не понимаете? Я вам говорю спа-си-и-бо! Сколько раз повторяю, а вы не отвечаете. Улыбнитесь хоть немножко. Я же вас благодарю. Спасибо вам говорю!

Замолчал медведь.

А бурундук думает: «Кончил со мной медведь разговаривать, теперь есть начнёт».

Рванулся из последних сил.

— Э-э-э, ма-а-аш, не хотите слов понимать?

Поднял правую лапу и погладил бурундука с головы до хвоста. От пяти чёрных медвежьих когтей заструились на спине бурундука пять чёрных красивых полос. Вот с тех пор и носит потомство бурундука нарядную шубу — медвежий подарок.

Тувинские сказки

Жадный лама

Поздним зимним вечером бродячий лама шёл по долине. За плечами у него был старый мешок с божественными книгами. Лама посматривал на юрты, над которыми вились дымки от костров, и принюхивался, откуда пахнет вкуснее. Главное — не ошибиться в выборе юрты: святого человека люди накормят сытным ужином, спать уложат возле жаркого костра…

Вдруг запахло пшённой кашей. Лама принюхался, откуда ветер наносит этот вкусный запах, и побежал к жилью.

У дверей юрты лежала собака, тоже принюхивалась к запаху пшённой каши и тихо скулила: боялась, что ей ничего не достанется.

И вот появился бродячий лама. Не первый раз он идёт в юрту: после него всегда остаются пустые котлы.

Собака с громким лаем бросилась на ламу и сбила его с ног.

Лама грохнулся в снег и закричал:

— Люди добрые, спасите!.. Спаси-и-ите-е…

Отбивался от собаки ногами, а сам всё глубже и глубже зарывался в рыхлый снег. Собака хватала его за ноги и лаяла, как могла, громко.

Из юрты выбежала хозяйка, отогнала собаку и увидела, что из снега торчат две ноги. Она ухватилась за ноги, вытащила человека из снега и ахнула: перед ней дрожал от испуга старый лама.

Хозяйка бросила в собаку большой ком снега:

— У-у, глупая!.. Святого человека напугала.

— Чуть богу душу не отдал… — пробормотал лама, подымаясь на ноги.

Хозяйка упала перед ним на колени и у своей груди сложила руки — ладонь к ладони.

— Святой человек, простите нас… Мы не знали, что это вы идёте…

Получив прощение, она вскочила и широко распахнула дверь:

— Входите. Входите, святой человек… После долгой дороги вам, наверно, спать хочется?..

Она постелила возле костра пёстрый войлочный ковёр.

— Ложитесь, святой человек, отдыхайте…

Но лама не ложился. Жадными глазами он смотрел на котёл, в котором доваривалась пшённая каша.

Лама сел на ковёр, достал свои старые книги и начал читать молитвы.

У стены на низкой деревянной койке лежал мальчик Сундуй. Он прислушивался к каждому слову святого человека.

А бродячий лама бормотал свои молитвы:

— Ба-ам, ба-ам, барабан, и-и-и… Па-а-ал, па-а-ал, балалайка, и-и-и…

Лама провёл языком по губам, поднял глаза и уставился на котёл, в котором, довариваясь, сладко вздыхала густая пшённая каша.