Эдвин Хартленд - Легенды старой Англии Страница 2

Причина, которая может прийти в голову большинству читателей, – распространение образования. В дни Джона Нокса (XVI век. – Пер.) в Шотландии существовали школы, где шотландские мальчики получали начальное образование. В Англии, несмотря на многие полезные учреждения, доступ к образованию, даже самому элементарному, до недавнего времени был весьма ограничен. К тому времени знания, существовавшие в необразованной среде, весьма любопытным образом способствовали уничтожению большинства местных детских сказок. Сказки Шарля Перро, неожиданно ставшие популярными во Франции в конце XVII века, были переведены на английский, и дешевые книжки с яркими обложками и грубыми гравюрами быстро наводнили всю страну. Золушка, Синяя Борода и остальные столь хорошо знакомые нам персонажи, как кукушонок в воробьином гнезде, быстро вытеснили птенцов-воробышков. Однако в Уэльсе местный язык должен был предотвратить вторжение этих чужеземных историй. Нельзя сказать, что школ не было вообще, но их было чрезвычайно мало, и мы не можем возложить на них вину за утерю местных детских сказок. Вероятно, была какая-то другая, более мощная причина. Я вижу такую в евангелическом протестантизме, который господствовал не только в Уэльсе, но и в Шотландии и в Англии. Строго монотеистические, его герои, а было их немало, никогда не возводились в ранг полубогов, как святые средневековой церкви. Более строгий в подавлении радостей жизни, чем любая другая влиятельная религия в Европе, протестантизм с неодобрением относился ко всякому творческому воображению, за исключением штудий сугубо теологического свойства, и заменял бесполезные народные сказки более поучительными и «достоверными» историями о Ное, Иакове и Самсоне. Так происходило в Англии и Шотландии со времен Реформации. Позднее процесс замедлился из-за прекращения активной религиозной пропаганды, благодаря почти полному отсутствию нонконформистов (сект, отделившихся от англиканской церкви и не признававших ее власти, например баптистов, методистов, пресвитериан. – Пер.). В Англии, где нонконформизм существовал всегда, этот процесс оставался более-менее активным, и, несомненно под его влиянием, вытеснение детских сказок из народной памяти началось еще до распространения переводов сказок Перро. После вступления в силу «Акта единоверия» и Уэльс не оставался без нонконформистов. Но их число было незначительным, особенно в Северном Уэльсе, до возвышения методизма, возглавляемого Хауэллом Харрисом и его коадъюторами. В то время расцвет религии, подобный тому, что имел место в Англии, но гораздо более мощный, потряс весь Уэльс, немедленно оказав огромное влияние на нравы всего населения, кроме высших классов. И не только на нравы. Без преувеличения можно сказать, что изменился весь образ мыслей народа. Проповеди заменили футбол, а религиозные собрания – пьяное веселье. Те, кто умел читать, читали Библию своим соседям; духовные запросы объединяли людей и обеспечивали главную тему беседы, и это не было мимолетным увлечением. Духовенство, в большинстве своем назначаемое из Англии, не знало местного языка, не заботилось о спасении душ и выполняло свои обязанности весьма небрежно, с радостью сбегая с церковной кафедры в пивную (паб), от священного обряда к вольным деревенским забавам. Харрис, Уильямс и Роулендз, отцы уэльского возрождения методизма, были людьми другого сорта. Они не прощали нарушения священного дня отдохновения, пьянства и богохульства; танцы и деревенские игры казались им едва ли меньшим злом перед лицом страшных реальностей жизни и смерти. Они не могли допустить, чтобы их новообращенные вновь были ввергнуты в пучину греха, и соответственно повсюду объединяли их в сообщества с моральными принципами, столь же ортодоксальными, как и их собственные. Их вдохновенные проповеди и личный пример ускорили разочарование паствы в родственных религиях и обеспечили подавляющее господство протестантского нонконформизма. В Англии Уайтфилд, Уэсли и другие лидеры евангелистского движения руководствовались теми же возвышенными мотивами и проводили такую же политику, хотя и с меньшим успехом. Вне всякого сомнения, их деятельность можно оценить положительно. Эти ревностные люди не только молились о спасении душ; подавлялись открытые проявления безнравственности; порицались жестокие виды спорта, такие как петушиные бои и другие виды хулиганства. В образцах поведения превалировали не физическая, а моральная и духовная стороны.

В подобных обстоятельствах старые, привычные традиции неизбежно разрушались. Сердцем нового движения была Библия, и ее сторонники с энтузиазмом первых христиан, окруженных язычниками, обрушивались на всех, кто не почитал Священного Писания. Крестьянство начало потихоньку избавляться от невежества, но просвещение ограничивалось лишь теологическими рассуждениями. Тщательное исследование трудов отцов методизма – и, пожалуй, других диссентеров (протестантских сект, отделившихся от англиканской церкви в XVI–XIX веках. – Пер.), – вероятно, обнаружило бы неоднократное порицание непристойных песен и «бабьих сказок». Во всяком случае, эта тенденция неоспорима. Однако мы не должны забывать, что сами отцы методизма были чрезвычайно легковерны. Дневник Джона Уэсли изобилует историями о привидениях, чудесных вмешательствах Провидения (промысла Божьего) и так далее, и во все это он безоговорочно верил. Его соратники и в Англии, и в Уэльсе были столь же доверчивы и, следовательно, вполне могли бы воспринять некоторые сказки. Более того, сильные религиозные чувства взбудоражили бы воображение, и саги о блуждающих огнях и злых духах, привидении или дьяволе, стали бы вдвойне ужасными. Однако историям, не подтверждавшим господствующую доктрину, не суждено было выжить, ведь если они признавались бесполезными или греховными, те, кто придавал значение осуждению, переставал их повторять. Детские сказки собираются и хранятся главным образом женщинами, ибо обычно именно они рассказывают сказки своим маленьким подопечным. Однако женщины особенно впечатлительны и восприимчивы к религии, и ежели сказки оскорбляли чувства тех, кого они привыкли почитать как духовных поводырей, то в результате можно было не сомневаться.

Влияние подобного учения длится столько, сколько питающие его религиозные верования сохраняют власть над умами народа, а его запреты распространяются на все виды художественной литературы, хотя и могут смягчаться с течением времени. В Англии пересказывание детских сказок детям не поощрялось, а в некоторых случаях даже запрещалось по причинам, никоим образом не отличавшимся от упомянутых. Конечно, никаких статистических данных нет, но, видимо, запрещение детских сказок было очень широко распространено и, бесспорно, подкреплено и популяризацией в XIX веке физики и других научных знаний. Много лет матерей из лучших побуждений призывали пичкать детей научными знаниями и реальными фактами, а не забивать детские головы бесполезными, полными вымысла сказками. К счастью, этих зануд уже давно не слушают и сказки потихоньку проникают в Уэльс и отдаленные сельские уголки Англии и Шотландии. Дети в тех местах всегда воспитывались на историях из Библии и сагах об эльфах, феях, гоблинах (домовых), привидениях и блуждающих огнях. Эти истории, считавшиеся реальными, развивали воображение и таким образом сохранили для нас много бесценных примеров старинного образа мыслей.

К изложенным причинам, я думаю, следует добавить значительное преобладание саг в фольклоре этой страны, и, хотя подобный сборник претендует на сохранение пропорций, следует признать, что процент саг здесь все же больше, чем в дошедших до нас преданиях. Сюда не включены знакомые адаптации детских сказок из сборников Перро и других французских собраний, ибо саги сами по себе представляют больший интерес, чем все другие виды народных сказок, за исключением детских, и, следовательно, чаще воспроизводятся в литературе. Возможно, пожалуй, что подобная диспропорция не заинтересует никого, кроме студентов, изучающих историю литературы, и, в конце концов, этот сборник предназначается не им, а тем читателям, кого могут заинтересовать народные традиции.

Наибольший интерес во всех этих историях вызывает вопрос об их истинном происхождении и смысле. Отсутствие объяснений или «философии» представленных историй может вызвать неудовольствие некоторых читателей. Таким я могу порекомендовать подход некоторых древних философов, которые предваряли свои истории многоречивыми и скучными «обращениями (приложениями)». Суть этого подхода состоит в том, что вас интересует не то, что имели в виду первые рассказчики этой истории и что их вынудило к рассказу, а как с помощью собственной изобретательности придать истории любое значение по вашему вкусу, и предпочтительно этическое. Те, кому довелось слушать проповеди некоторых теологов, знают особенности этого процесса.