Сказания и легенды - Автор Неизвестен Страница 43

* * * Торгашам у Алазани От Арсена тошно стало. Взял он адли у хахама, Хвать его по чем попало. «Коль от честного адата Раз отступите еще вы, — Накормлю я вас свининой, Помяните это слово! Если ж это не поможет — Отыскать я вас сумею, И тогда — смотрите, плуты, — Всем вам бороды побрею! На конях — в хороших седлах, Зимней, вешнею порою Вы торгуете по селам Шерстью тонкой и парчою. Продаете недомерки Сироте, вдове убогой, Надуваете невесту! Не боитесь ли вы бога?» Вырезал он из кизила Палку пядей в семь длиною. Отдал им, сказал: «Не смейте Мерить мерою иною! Если только я услышу По селеньям, где я езжу, Что убавили вы меру, Всем вам горло перережу!» «Как мы палкой несуразной Шелк и сукна мерить будем? Что ж, теперь из-за Арсены Пропадать торговым людям? Пусть товар сгниет на полках! Что нам толку в ценах низких?» «Мне на архалук отмерьте, Ради счастья ваших близких!» За кусок десятку просят, Что не стоил двух рублей им. Тут он вовсе рассердился, Надавал купцам по шеям И забрал у них бесплатно То сукно для архалука. Говорит: «Слыхал я, деньги Есть у вас в карманах… Ну-ка, Вынимайте поскорее! Деньги мне нужны в дорогу». Совещаются торговцы: «Отдадим уж… Ну их к богу! Лишь бы только нам живыми От бродяги отвязаться!» Золотых ему туманов Отдали монет пятнадцать. Взял себе он пять туманов, Десять отдал им обратно. «Просвиру мы есть готовы, И сукно давать бесплатно, И креститься по-грузински, И расстаться с бородою, Только б ты отстал, Арсена, И оставил нас в покое!» Толстосум навстречу ехал В дорогом своем наряде. Говорит ему Арсена: «Не пугайтесь, бога ради! Куладжу свою снимите, Не останетесь в накладе, Вам в обмен отдам я чоху!» В куладжу Арсен облекся, Въехал в лес, коняг стреножил, Отдыхать в тени улегся. Шлет приказы губернатор: «Это что еще такое? От какого-то Арсены Вдруг не стало нам покоя! Он один, а если тыща Удальцов таких найдется, Я боюсь, что здесь, в Тбилиси, Очень туго нам придется. Сто червонцев за поимку По народу объявите! Карантин в горах поставьте! В Дагестан не упустите!» II Прокляни, всевышний боже, Бодбисхевца Парсадана! Кумом был злодей Арсену, Продал кума, как барана. Парсадан с овечьим стадом В Триалети подымался, Там-то, близ Тапаравани, Он с Арсеном повстречался. «Низкий мой поклон Арсену! Что к нам в гости не заходишь?» «Да предашь! — Арсен ответил. — Ты с начальством дружбу водишь?» «Как предам тебя? Подумай! Я тебе душой обязан: Трех детей моих крестил ты, И с тобой я миром связан!» Клялся матерью-землею И творящею десницей. И Арсен подумал: «Миро Осквернить он не решится» В доме кумовом Арсена Допьяна вином поили. Снедью жареной, вареной До отвала накормили. Осовел совсем Арсена, Сонно голову склонил он; Снял с себя свое оружье И куме его вручил он: «Будет нужно мне оружье Завтра утром спозаранку…» Приготовили для гостя И подушку и лежанку, Сверху шкурами закрыли, Чтоб спалось ему теплее… Что ж не спится Парсадану? Что за мысли у злодея? Он подручных собирает, Только ночь на мир спустилась, Их на спящего двенадцать Овцепасов навалилось. Голову Арсен приподнял, Сразу понял — злое дело. «Это что за дрянь собачья На меня во сне насела!» Сбросил он с себя десяток, Скулы им разбил в запале. Да напали двое сзади, Руки вмиг ему связали{96}. «Слушай, кум! Не изменяй мне! Не бросай начальству в руки! Лучше смерть мне, чем в неволе Унижения и муки! Предаешь меня, а завтра, Может, что с тобой случится. Помни: бог тебя накажет И небесная царица! По твоей вине мне будут Цепи, муки и темница! Двести дам тебе туманов Здесь, да триста в Гомаретах!» А предатель молча думал: «Буду сам при эполетах…» На коня Арсен посажен, Руки связаны и ноги. Говорят: «Его не свяжешь — Он уйдет от нас в дороге?» Слезы льет Арсен печальный, Привезли его в Тбилиси. Парни стаей голубиной Отовсюду собралися. «Ки! Ки! Ки! Ведут Арсена!» — Говорят имеретины. «Лав! Лаве!» — кричат армяне, «Хорзе!» — вторят осетины. Русские: «Очень хороший, Ей-богу, молодец он!» Девушки с балконов смотрят И не могут наглядеться; Говорят: «Завидна доля Стать ему навек женою». Старики же восклицают: «Слава матери героя!» Он веревкой толстой связан — Тонкую бы разорвал он. Обернулся к Парсадану И свирепо зарычал он: «Если я на волю вырвусь, Как уйдешь ты от Арсена? Перебью твоих баранов, В поле хлеб сожгу и сено! Как свинью, тебя зарежу, Крест и миро не уважу!» К губернаторскому дому Подвела Арсена стража. Вышел на балкон начальник, На Арсена зорко глянул. Зуботычин и пощечин Надавал он Парсадану. «Ты кого ловил, мерзавец? За наградою погнался. Он в лесу, беглец голодный, За деревьями скрывался!» И прогнали Парсадана, Ничего ему не дали, Пусть отцу его воздастся За Арсеновы печали! «Наградят, — предатель думал, И чинами и деньгами!..» Наградили Парсадана И толчками и пинками. Очень был сердит начальник, Но Арсена пожалел он: Экий парень был дородный, Только очень похудел он… «О тебе я много слышал. Что ж, Арсена, ты наделал?» «Обо мне, начальник, ложно Слава пущена дурная! Правда: я бежал от горя И скитался, голодая, Все, что взял я у богатых, Роздал тем, кто обездолен… В том вина моя. Судите, Как хотите, ваша воля!» Тут Арсена развязали, В кандалы его забили И в темнице Нарикала В одиночку посадили. Семь недель, семь дней Арсену В заточении держали, Бороду наполовину Перед ссылкой обкарнали. Молвил: «Кто меня помянет, Если я в Сибири сгину? Горе матери-старушке! На кого ее покину?» Умоляет офицеров: «У меня одно желанье, — Ради счастья ваших близких Облегчите мне страданья. Перед ссылкою далекой Дайте мне помыться в бане!» И солдаты со штыками Повели Арсена в баню. Лишь один целковый жалкий У него лежал в кармане, Достает он тот целковый И ведет солдат к духану. «Эй, солдатикам голодным Дайте водки по стакану!» Тут сирадж и микитаны{97} Знаки подали друг другу, Сразу поняли, какую Оказать ему услугу. Вместо водки, тем конвойным Ром в стаканы наливают. Так перепились солдаты, Что друг друга не признают. Вот Арсена входит в баню, Открывает двери мыльни. Микитан догнал Арсену И сует ему напильник. «Господи! — сказал Арсена. — Это ключ мне — на свободу!» Подошел он к водоему И проворно прыгнул в воду. Стал распиливать оковы. Хмель солдат одолевает, Говорят: «Должно быть, ноги Кирпичом он натирает». Распилил Арсен оковы, Перегнул, сломал и снял их Чтобы цепи не бренчали, Он в передник замотал их. Бросил в угол. «Тьфу! — промолвил. — Будь он проклят, кто ковал их!» Тут начальник входит в баню, Он шинель свою снимает, По привычке офицерской На балконе оставляет. Наш Арсен из бани вышел, Натянул шинель чужую: «Если впору одежонка. В ней покамест похожу я». Сапоги он надевает, Шапку с птицей надевает, Как начальник, выйдя за дверь. Подбоченясь, он шагает, Грозно глянул на конвойных: «Хабарда» и «Стараница!». «На краул» взяла команда, В страхе в сторону теснится. Вот как спасся он удачно От цепей, тюрьмы и плена! Важно он на площадь вышел; Разбирает смех Арсену. Крикнул: «Эй! Подать мне дрожки, На каких всегда я езжу! Да живей ты! А иначе Лошадей твоих зарежу!» Мигом дрожки подлетели. И на тройке черногривой По таможенной дороге Ускакал Арсен счастливый.