Антонио Дионис - Аргонавты Страница 5

Ах, как это некстати,- закусила губу Нефела. Но тут же, смягчая удар и увидев, как гаснет радость в глазах мужа, кинулась к Афаманту: - Нет, все хорошо, мой господин! Я только боюсь, хватит ли запасов вина, ведь молодое еще не бродило!

Умница моя,- просиял царь.- Я чуть было не забыл тебе рассказать, что только-только в город прибыл караван чужеземцев. А их бурдюки наполнены вином, которое я скупил, даже не пробуя!

Не опрометчиво ли?

Ах, любовь моя,- махнул рукой Афамант,- роль играет только первая-третья чаша, а потом можно выпить и последнюю кислятину - лишь бы хмель ни на минуту не рассеивался!

Как хочешь,- пожала плечами нимфа.

Афамант нахмурился: жена, казалось, повеселевшая,

снова погрустнела. Он хотел, как обычно, поговорить, успокоить словами и ласками свое сокровище, но тут приближающийся грохот возвестил о прибытии первых гостей.

Я отлучусь ненадолго,- предупредил Афамант: неловко было оставить гостей прислужникам.

Нефела согласно склонила голову, вернувшись к прерванному приходом мужа рукоделию.

Уже на пороге Афамант обернулся. Робко глянул на фигуру у окна.

А ты, ты, Нефела, не переоденешься? Не выйдешь к гостям?

Мне нездоровится,- грустно покачала головой нимфа.

Афамант знал, как легко уличить ее во лжи: нимфам не дано испытывать боли или телесных страданий. Но промолчал, не желая еще более усугубить обстановку. Рискнул лишь пошутить, слабо улыбнувшись:

Ну, и правильно! Если бы ты решила надеть хоть часть тех драгоценностей и украшений, что я подарил тебе за эти годы, нам пришлось бы пировать при ярком свете - а добрая попойка хороша лишь при чахлом дыхании ночи!

Нефела на шутку не улыбнулась. Афамант заторопился во двор. Нефела осталась у окна наблюдать, как к дворцу подкатывают колесницы и одинокие расфранченные всадники: все помнили еще те времена, когда дворец Афаманта был гостеприимно раскрыт для любого.

О, боги, какая тоска! - вздохнула Нефела, с горечью вспоминая те времена, когда она могла вместе с другими небесными чаровницами вольно плыть в недосягаемой для людей высоте.

Как ни обернется судьба, какие бы испытания ни выпадут на долю, себя, то, что заложено при появлении на свет не сломить: нимфа боялась признаться сама себе, что, хоть прошло столько лет, она все так же одинока среди людей. Женщины сторонятся царицы, мужчины опасаются гнева царя. То ли дело беспечный Олимп, где

отношения легки и непритязательны, где шутки граничат с пристойностью, но не могут обидеть, потому что и воспринимаешь ты их, как шутки. А здесь за тобой следит, ловя каждый промах, добрая сотня глаз: от шпионов- доносчиков до тайных доброжелателей. Тошно как от одних, так и от вторых. Нимфа попробовала стать земной женщиной. Кто виновен, что затея не удалась?

И пока глаза следили за тем, что происходит в сразу ставшем тесном, грязном и шумном дворце, мысли Нефелы обратились к тем временам, которые, как ей каза- лось, присыпаны пеплом, из мертвого тлена которого не возродиться огню.

Выйти к гостям Нефела так и не решилась, опасаясь сама себя. Ей казалось: стоит увидеть эти мерзкие раскрасневшиеся лица пьяных и подвыпивших, и она не сумеет с собой совладать, совершит нечто отчаянно-страшное, отчего содрогнутся небеса, а ей, Нефеле, ни на земле, ни на Олимпе не дождаться прощения. Поэтому она без сна вслушивалась в далекие брызги веселья, проникавшие в ее опочивальню, молча страдая от того, что чужое пиршество, где ей нет и не может быть места, причиняет почти физические страдания.

Внезапно, каким-то подспудным чувством Нефела почувствовала чье-то чужое присутствие в опочивальне. Нет, то был не шум, даже не намек шума. Вначале Нефеле показалось, что кто-то из гостей забрел случайно, запутавшись в лабиринте незнакомых переходов дворца. Но едва различимое дыхание было столь неприметно, что не могло принадлежать человеку.

Кто здесь? -села Нефела, поднимаясь с ложа.

Ответом была та же молчаливая темнота, чуть сгустившаяся на фоне оконного проема, забранного решеткой: Нефела так и не привыкла к застекленным окнам.

Я же чувствую, что тут кто-то есть!-вслух рассердилась нимфа, пытаясь разобрать мелькнувшее движение.

Она потянулась зажечь светильник, но не успела.

Так вот, как ты живешь, прекрасная нимфа! - раздался насмешливый голос.

И тут же призрачное зеленовато-золотистое свечение волнами заполнило опочивальню.

Для человеческого глаза покои царицы были по- прежнему погружены в непроглядную тьму, но нимфа теперь видела своего посетителя.

Курчавая бородка, сандалии с пестрыми крылышками, короткий смешок и блестящие хитростью и озорством глаза.

Нимфа птицей слетела с постели - и в ту же секунду очутилась в объятиях шалопая Гермеса.

Тише, тише, еще задушишь, хоть я и, в принципе, бессмертный!-высвободившись из объятий, Гермес с любопытством осматривался в опочивальне царицы.

Нефела покраснела, вознося молитвы, чтобы Гермес этого не заметил. Теперь и она, настороженно сопутствуя рассеянному взору наперстника Зевса, видела то убожество, которое присуще лишь творениям, вышедшим из человеческих рук.

Значит, богата, счастлива и имеешь детей?

Да будет тебе! Расскажи, что нового дома,- Нефела притянула к себе Гермеса, жадно всматриваясь в знакомые черты: подумать только, она ведь всегда недолюбливала этого шалапута, готового день и ночь безобразничать и кутить.

Но, позвольте, сударыня,- удивленно, однако не пряча усмешки, протянул Гермес,- не сие ли обиталище избрали вы себе домом?

Зачем ты так? - с болью глянула нимфа.- Ведь ты всегда был готов прощать любые промахи и ошибки, для чего же теперь ты хочешь терзать мою душу?!

Гермес, сменив тон, глянул с участием:

В самом деле так плохо?

Хуже и не придумаешь! Я поддалась увлечению, очарованная летней ночью. Но здесь, на земле, бывают и долгие осенние вечера, и зимы, от которых некуда деться. Но хуже всего разговоры, что, словно назойливые мухи, кружат и кружат бесконечной вереницей слов и многозначительных взглядов! Можешь заткнуть уши, можешь даже умереть, но все равно, и на погребальном костре тебе не избавиться от участия, от которого на многие дни пути разит притворством!

Гермес осторожно погладил Нефелу по светлым прядям. Разгладил морщинку у глаз.

Ты стареешь, Нефела,- грустно произнес бог, искренне не зная, чем помочь измученной и, видимо, не больно счастливой женщине, которая сама себе выбрала участь. Но нам ведь не легче от ошибок, которые мы совершаем?

Нимфа встрепенулась:

Как? Ведь вечная молодость...

Гермес покачал головой:

Нет, Нефела, вечная юность, молодость и веселье, так же как и наивность - качества, присущие богам, не людям. Но нельзя одновременно подчиняться законам небес и земли. Ты сделала выбор, но...- тут Гермес замешкался.

Что? Говори, что?-требовательно затеребила его нимфа.

Все можно исправить, Нефела!

Навсегда!

Навсегда?

Ответом ей было красноречивое молчание. Нефела понимала, что ей предлагают: она, решившись, утратит способность превращаться в человека - тело слишком тяжело, чтобы его смогли удержать небеса, но отказавшись от телесной оболочки, Нефела могла вновь стать вольным облачком - и никогда не коснуться своих детей, никогда не прижаться к мужу, и пальцев, способных погладить атлас розового лепестка, у нимфы, раз предавшей законы Олимпа, тоже не будет.

Решайся! - заторопил Гермес.- Олимп и так разделился. Зевс согласен, что нельзя допустить, чтобы среди людей, непризнанной, умерла твоя молодость и красота. Зато Гера! -Гермес в притворном ужасе простер руки: - Старая ведьма рвет и мечет!

Ей-то что? - машинально спросила Нефела, погруженная в терзающие мысли, но ответ она уже знала.

Гера? Она вопит, что семья -священна, а плоды любовных утех супругов - вот достойное занятие что для нимфы, что для женщины. Она говорит, что не сможет понять мать, способную бросить своих детей.

От этих слов нимфа сжалась, как от удара.

И она права,- бросила Нефела взор в ту сторону, где располагалась детская.

А если от тоски и одиночества ты спятишь - вот деткам будет радости!-резонно возразил Гермес.- Но, учти, Нефела, ты сможешь быть куда полезней своим детям, если за твоей спиной будет могущество светлого Олимпа, нежели захочешь нагонять на них тоску своими вечными слезами и томным видом, от которых даже мне хочется взвыть. Муж любит тебя?

Боготворит,- эхом откликнулась нимфа.

А как думаешь: надолго ли хватит здорового мужчину, вынужденного жить в соленой сырости? И дети возненавидят тебя, вместо того, чтобы ночью вглядываясь в звездное небо, радоваться: там, в прекрасной тишине - их мать! Не скорбная сгорбленная фигура с мешками под глазами и дряблой от старости кожей, а вечно юная и прекрасная мать-богиня.