Сборник - Поэзия и проза Древнего Востока Страница 51

После гибели Хеттского царства на рубеже XIII и XII вв. до н. э., связанной с продовольственным кризисом и переселением «народов моря», хеттская повествовательная традиция сохранялась в надписях на иероглифическом лувийском языке в княжествах юга Малой Азии и Северной Сирии. Следы поэтической традиции в метрических надписях на лидийском языке, непосредственно продолжавшем хеттский, быть может, следует связать с одной из линий развития хеттских поэтических форм. Характерно, что такие имена лидийских царей, сохраненные Геродотом, как Мурсилис, практически совпадают с хеттскими царскими именами. Лидийскую культуру, оказавшую существенное влияние на древнегреческую, можно рассматривать отчасти как продолжение хеттской.

Вяч. Вс. Иванов

Древнехеттская погребальная песня

Саван Несы,[313] саван Несы

Принеси, приди!

Матери моей одежды

Принеси, приди!

Предка моего одежды[314]

Принеси, приди!

Я прошу, прошу я!

Песня, являющаяся древнейшим образцом поэтического текста на индоевропейском языке, сохранилась в составе текста, написанного клинописью, характерной для Древнего царства (около XVII в. до п. э.), и повествующего о сражении с хурритами (см. Г.Г. Гиоргадзе, Хетты и хурриты по древнехеттским текстам. — Вестник древней истории», 1969, № 1), в котором гибнут двое воинов. За рассказом об их гибели следует эта песня. Перевод сделан по изданию: «Keilschrifttexte aus Boghazkoi», III, № 40, толкование песни дано в соответствии со статьей: С. Watkins, A Latin-Hittite etymology. — «Language», vol. 45, 1969, Ь 2.

Гимны Солнцу

Солнцу — слава! В сердце человеку

Смотришь, Солнце, прямо с высоты,

Сердца ж твоего никто не видит.

Если кто-нибудь поступит дурно,

Ты вверху увидишь и осудишь.

Я иду своей дорогой правды.[315]

Кто б ни поступил со мною дурно,

Солнце, пусть увидишь ты его!

Гимн переводится по изданию «Keilschrifturkunden aus Boghazkoi», XVII, b 28. Произносился во время жертвоприношения богу Солнца.

Господин мой, бог небесный Солнца,

Человечества пастух![316] Из моря

Ты приходишь в вышину,[317] небесный

Солнца бог. Вступаешь ты на небо!

Бог небесный Солнца, господин мой,

Ты над человеком, над собакой,

Над свиньей, да и над зверем диким,[318]

Ежедневно суд вершишь, бог Солнца!

Гимн представляет собой молитву царя Муваталласа — сына и преемника Мурсаласа II (XIII в. до н. э.), переводится по изданию: «Keilsclmfturkunden aus Boghazkoi», VI, № 45.

Солнце, господин мой справедливый,

Суд вершащий! Царь земли и неба,

Ты страною правишь, и даешь ты

Силу мужества, о справедливый!

Солнца бог, всегда ты благосклонен,

Исполняешь только ты моленья!

Милостивый бог, благое Солнце!

Как ты милостив, о справедливый!

Только праведного человека

Возвышаешь ты, благое Солнце!

Сын богини-матери Нингаль,

Зрелости достиг ты совершенной,

Из лазури борода твоя!

Посмотри! Перед тобой склонился

Человек — твой раб. Тебе он молвит:

«В окоеме, где земля и небо,

Лучезарно, Солнце, только ты.

Царственный герой, благое Солнце,

Сын богини-матери Нингаль,

Всей страны обряд и договор[319]

Устанавливаешь только ты.

Царственный герой, благое Солнце!

Ты один среди богов сверкаешь!

Власть великая тебе дана.

Справедливый господин правленья,

Прародитель сумрачного мира![320]

Царственный, могучий Солнца бог!

Вложены тебе отцом — Энлилем[320]

Света стороны четыре в руку.

Суд вершишь, усталости не зная,

Ты — неутомимый судия!

Средь богов минувшего[321] один ты

Царственный герой, благое Солнце,

Совершаешь для богов обряд.

Для богов минувшего один ты

Долю их определяешь[322] верно.

Снова выход из небесной башни

Открывают только для тебя,

Выезжаешь из ворот небесных,

О сверкающий, лишь ты один.

Боги неба пред тобой склонились

И склоняются земные боги,[323]

Если с ними говоришь ты, Солнце.

Боги молятся тебе, склонившись.

Как родным, обиженным ты людям

Покровительствуешь сиротливым,

И возмездие один даешь ты

За обиженных и сиротливых.

Если рано на рассвете, Солнце,

Ввысь ты поднимаешься на небо,

Верхние ты озаряешь страны,

Нижние ты озаряешь страны,

Все ты озаряешь страны, Солнце.

Ты вверху встаешь над ними, Солнце.

Суд ты совершаешь над собакой,

Над свиньей, да и над зверем диким,

Тем, который говорить не может,—

Бессловесного ты судишь зверя.

Злого и дурного человека

Праведным судом ты судишь, Солнце.

Человека, что богами всеми

Был возненавиден и отвергнут,

Пренебрегнутого возвращаешь

Ты к себе. Ты милостив к нему.

Человека этого, раба

Своего, ты защищаешь, Солнце.

Хлеб и пиво в жертву принести

Для тебя всегда готов он, Солнце.

Верного раба возьми ты в руку!

Четверым коням твоей упряжки[324]

Человек — твой раб зерно насыпал.

Если ест зерно[325] коней четверка,

Значит — будешь жить, о Солнце, ты.

Слышишь! Это раб твой — человек

Слово произносит в честь твою,

Он твои слова услышать хочет,

Царственный герой, благое Солнце!

Объезжаешь ты на колеснице

Света стороны четыре. Слева

От тебя летят по небу Страхи,[326]

Справа от тебя несется Ужас[…]

Справа от тебя летит Бунене[327] —

Колесачий и советник верный.

Слева от тебя летит Мишару,[328]

Праведный помощник и слуга[…]

Небо все ты объезжаешь, Солнце!»

Гимн переводится в извлечениях по изданию: «Keilschriiturkunde aus Boghazkoi», XXXI, № 127. Переведена первая табличка гимна, написанная стихами. Гимн датируется временем среднехеттского царя Кантуциллиса — доамарнского периода. Гимн отражает характерную для ряда древневосточных религий (в частности, позднейшей египетской) тенденцию к монотеистическому пониманию единственности бога Солнца — небесного царя, соотносимого с земным царем (цари Новохеттского периода всегда именовали себя во всех документах «Мое Солнечное божество»). Для культа священного царя характерна и выраженная в гимне идея объезжания царем Солнце четырех сторон света, откуда обрядовая роль числа 4 в этом гимне; бог Шамаш также предстает как судья, судящий на четыре стороны света.

Конец первой таблички гимна сильно поврежден. Соответствующие пропуски отмечены многоточием.

Песнь об Улликумми

Первая таблица

[…]Кумарби, отца всех богов,[330] я пою.

Кумарби в душу свою мудрость вбирает.

Как злодей, он День дурной[331] породит.

Он против бога Грозы зло замышляет:

Он соперника богу Грозы породит.

Кумарби в душу свою мудрость вбирает,

Как драгоценный камень, мудрость на нее надевает.

Когда Кумарби в душу свою мудрость вобрал,

С трона своего вверх он быстро взлетел.

Взял он в руку жезл,

А ноги обул

В буйные ветры, как в сапоги.

Из города Уркиса[332] он отправился в путь

И к Холодному Озеру[333] он прилетел.

А в Холодном Озере том

Большая лежала Скала —

Три версты в длину, полторы в ширину,

То, что было внизу,[334] в полверсты,

У Кумарби подпрыгнуло сердце.

Со Скалой сочетался Кумарби,

И оставил он семя в Скале.

Сочетался пять раз со Скалою,

Десять раз со Скалой сочетался[…]

[…Повивальные бабки][335] родиться ему помогли,

И богини Судьбы, и богини-защитницы[336] взяли

Малыша, на колени Кумарби его положили.

Тут начни Кумарби ему радоваться,

Тут начни Кумарби его покачивать,

Ему имя придумывать поласковее.

Тут начни Кумарби со своей душой говорить:[337]

«Как мне сына назвать,

Что богини Судьбы и богини-защитницы дали мне?

Он из чрева родного, как меч, при рождении прыгнул,

Пусть идет он. Его назову Улликумми.[338]

Пусть на небо идет он и станет царем.

Славный город Куммия[339] Улликумми растопчет,

Улликумми ведь бога Грозы поразит,

Как мякину развеет, наступит пятою,

И раздавит его он, как муравья!

Позвоночник Тасмису,[340] как тростник, он сломает!

Всех богов распугает на небе, как птиц,

Как пустые горшки, разобьет их!»

Только кончил Кумарби ту речь свою,

Снова начал с душой своей он говорить:

«Кому же мне сына дать?

Кто же сына возьмет моего как дар?