Сборник - Поэзия и проза Древнего Востока Страница 56

Перечислив десять школ мыслителей, Бань Гу перешел к описанию литературы поэтической (вспомним, что «Книга песен» как памятник конфуцианского канона была рассмотрена им ранее). К литературе этой он отнес произведения двух ведущих в его время жанров: поэм-фу и песен-гэши. Если гэшн пелись, то фу скандировались, они писались вроде бы и прозой, но рифмованной, являя собой промежуточное явление между поэзией и прозой. «Традиция гласит: «То, что не поется, а скандируется, называется фу. Тот, кто, поднявшись высоко, может слагать фу, достоин именоваться великим мужем…Мужи, изучавшие «Книгу песен», стоят над простым людом в холщовом платье, высокомудрые, потеряв надежду осуществить свои стремления, слагали поэмы-фу. Великий конфуцианец Сунь Цин и Цюй Юань, сановник царства Чу, который, будучи оклеветан и устранен от дел, скорбел по своей отчизне, — оба слагали поэмы, чтобы увещевать правителя, сочинения их передавали боль души, и смысл их фу подобен значению древних стихов. А после них Сяи Юй, Тан Лэ, а при расцвете династии Хань: Мэй Шэн, Сыма Сянжу и под конец Ян Сюн — все состязались в пышности и разнообразии слов. Они уже не вкладывали в свои поэмы аллегорический и назидательный смысл» — так пояснял Бань Гу особенности и эволюцию жанра фу. К этому следует добавить, что поэмы фу писались обычно в трехчастной форме и состояли из вступления (сюй), собственно описания (фу) и завершения (луань или сюнь). Вступление нередко представляло собой диалог поэта с кем-либо из правителей, в котором высказывалась основная идея поэмы, развиваемая уже во второй части, а в заключении автор давал свое резюме и высказывал свой личный взгляд на описанные события.

Авторы, о которых говорит Бань Гу, представлены в нашем разделе и своими поэтическими произведениями (стихи Цюй Юаня), и своими поэмами-фу (Сян Юй, Сыма Сян-жу, Чжан Хэп). Цюй Юань жил в царство Чу, на юго-западе тогдашнего Китая. В культуре тех мест было немало своеобразных черт, обусловленных бытом иных, некитайских племен, но поэзия его быстро стала известна по всей стране. Оклеветанного поэта дважды изгоняли из Чу, он видел, как, не вняв его советам войти в союз с царством Ци и доверившись вероломному царству Цинь, правитель Чу потерял свою страну. Циньские войска разрушили древнюю столицу Чунского царства город Ин. Нет меры той печали поэта, которой овеяно стихотворение, описывающее гибель родной страны («Плач по столице Ину»),

Как мы уже говорили, Бань Гу соединил в одном разделе своей библиографии поэмы-фу и песни-гэши. Ни одного из перечисленных им двадцати восьми сборников песен до нас не дошло, по по названиям их мы можем судить, что это были в основном сборники песен отдельных местностей или собрания ритуальных песнопений, вроде «Песнопений божествам» или «Гимнов, исполняемых при проводах и встречах души». Песни в древнем Китае, так же как и всевозможные «уличные толки», собирались с целью выяснения настроений подданных. Император Сяо-у-ди, правивший в 140—86 гг. до н. э., учредил даже специальную Музыкальную палату — Юэфу. «Со времени Сяо-у-ди, когда была учреждена Музыкальная палата, начали собирать народные песни. Так стали известны песни местностей Дай и Чжао, напевы Цинь и Чу, в них были чувства радости и скорби, их появление было вызвано теми или иными событиями, и по ним можно судить об обычаях и нравах, узнать их достоинства и недостатки» — так сам Бань Гу определил роль Музыкальной палаты, в которой в ранний период ее деятельности состояло на службе до шестисот чиновников. Около ста пятидесяти из собранных ими песенных текстов дошло до нас. Отдельные образцы их включены и в эту книгу.

После песен и поэм-фу в библиографии Бань Гу помещены сочинения уже в основном прикладного характера; разные виды книг по военному искусству, по астрономии, по вопросам календаря, гаданий, медицины. Все сочинения, перечисленные Бань Гу, считались в его время составными частями письменной литературы. Литература при этом рассматривалась в тесной связи с ее функциональной предназначенностью, со строго определенным местом в иерархии древнекитайского общества. Не случайно, видимо, и то, что большинство упоминаемых Бань Гу философских школ и их сочинений связывается с отправлением определенных деловых функций в древнекитайском обществе. Так, про конфуцианцев он пишет, что они вышли из чиновников, ведающих делами управления и заботящихся о просвещении и совершенствовании государя и его людей. Даосов он связывает с историографами, которые вели записи о взлетах и падениях царств, что и заставило их задуматься о причинах явлений; законников-легистов — с чиновниками, отправлявшими наказания, моистов — со смотрителями в храме предков царского дома и т. д. И даже говоря о песенной поэзии и поэмах-фу, непосредственно не ассоциированных в сознании древних китайцев с деловыми функциями словесности, Бань Гу усматривал их общественную роль в связи с ритуалом. Он напоминал, например, что сановники, отправлявшиеся в соседние царства с посольской миссией, использовали песни «Шицзгша» для того, чтобы намеком выразить свои стремления. Можно сказать, что в древнем Китае художественность как чисто эстетическая категория еще не была открыта, и литература собственно художественная не была еще выделена и противопоставлена другим видам словесности, преследовавшей прикладные цели, вроде, например, медицинских или военных трактатов. При этом не следует забывать, что древние трактаты по различным отраслям знаний писались отточенным, выразительным языком, подлежали литературной, стилистической отделке, а нередко и ритмизации, что приближало их к произведениям, далеким от прикладного применения.

В древнем Китае постепенно зарождались жанры, составившие в средние века изящную бессюжетную прозу. Во времена Бань Гу жанры эти только начинали свою самостоятельную жизнь в литературе. Многие из них в момент своего появления не осознавались в качестве самостоятельной художественной структуры. Это были составные, но уже как-то выделенные части древних памятников, некое инородное тело в них. Такими были, по-видимому, древние указы или обращения к государю, входившие в свод «Книги исторических преданий». Так в составе «Исторических записок» Сыма Цяня родился жанр чжуань — жизнеописаний, очень скоро, в I в. н. э., осознанный как самостоятельное литературное явление. Были, однако, в древности и формы выражения, как, например, притчи, которые в Китае вплоть до XX века так и не выделились в самостоятельный литературный жанр.

В древности, во времена Бань Гу, жанры, однако, не были еще, как в средние века, ведущей стилеформирующей категорией, и поэтому принцип классификации древнего историографа был утилитарно-тематическим, а не чисто жанровым, как у его средневековых последователей. Так, произведения жанра ицзоу — доклады государю — фигурируют у него как в разделе «Книги исторических преданий» и в разделе «Книги ритуалов», так и среди летописных произведений, продолжающих «Весны и Осени», и даже среди книг, примыкающих к «Беседам и суждениям» Конфуция.

Бань Гу писал свой труд в I в. н. э., но развитие древнекитайской литературы продолжалось, естественно, и в последующее столетие. Это вынуждает нас сказать еще и о тех сочинениях, которые не попали в его обширную библиографию, но сохранились до наших дней и представлены в переводах в данном томе. Речь идет о двух принципиально важных для развития китайской литературы явлениях: о поэтическом цикле, получившем впоследствии название «Девятнадцать древних стихотворений», и о повествовательной прозе, завершающей наш раздел древней литературы.

О «Девятнадцати древних стихотворениях» на протяжении многих веков высказывались весьма противоречивые суждения. Современные китайские ученые пришли к выводу, что стихи эти, отобранные из явно большего числа текстов царевичем Сяо Туном в начале VI века и включенные в его «Изборник», были созданы в I–II вв. н. э. Имена авторов были забыты уже ко времени Сяо Туна. Стихи эти написаны на традиционные темы тогдашней поэзии: разлука друзей, тоска покинутых или оставленных дома жен, грусть путника, раздумья о жизни и смерти. По точному выражению Л. 3. Эйдлина, стихи эти подчинены «одной главной мысли — быстротечности того краткого мига, которым отмерен человеческий жребий». Стихи эти стоят как бы на стыке поэзии народной и авторской. Они написаны явно под влиянием тогдашней народной песни, собиравшейся чиновниками Музыкальной палаты, в них есть даже целые строки, заимствованные из народных текстов, но в этой поэзии есть уже и авторское начало. Об этом свидетельствуют обнаруженные китайскими учеными скрытые цитаты из «Книги песен», «Чунских строф» и даже прозаических «Речей царств». Влияние поэтов-литераторов сказалось и на форме стиха. Если современные им народные песни имели строку разной длины, то девятнадцать древних стихотворений фактически начинают в китайской поэзии пятисложный стих (каждая строка состоит из пяти слогов и соответственно слов), который на протяжении веков был одним из ведущих размеров в китайской и всей дальневосточной поэзии. То, что до нас не дошли имена авторов стихотворений, видимо, не случайно. Как показали исследования последних лет, проведенные И. С. Лисевичем, для переходного периода от фольклорной поэзии к авторской в Китае было характерно не только движение от фольклора к письменному творчеству, но в этих условиях легко совершался и обратный переход древних поэтических произведений в устную стихию. Между индивидуальной и народной поэзией в ту пору еще не было ни языкового, ни стилистического барьера, общей была и образная система. Анонимность творчества характерна в известной мере и для первых повествовательных произведений в прозе. Проза повествовательная в Китае, как и в других странах древнего мира, например, в Греции, начинает складываться лишь в самом конце древнего периода. В I–II вв. н. э. в Китае появляются беллетризованпые жизнеописания и истории, которые весьма условно могут быть названы древними повестями. И те и другие своими корнями связаны с историографической прозой. Это прежде всего «Яньский наследник Дань» — история покушения храбреца Цзин Кэ на циньского князя — жестокого тирана, создавшего в III в. до н. э. первую китайскую империю, известного под именем Цинь Щи-хуана. Повесть эта близка к жизнеописанию Цзин Кэ, помещенному в «Исторических записках» Сыма Цяня в разделе «Жизнеописания мстителей». Повесть во многом близка к жизнеописанию, и потому филологи в средние века не раз высказывали мнение, что именно она послужила источником для Сыма Цяня. Утверждения эти вызывали, однако, и возражения других ученых, считавших, что, наоборот, анонимный автор повести использовал текст Сыма Цяня. Но, как справедливо отметил еще известный библиограф XVI века Ху Ин-липь, «Яньский наследник Дань» — «предок древних и современных повествовательных произведении». И действительно, основное отличие этой повести от официального жизнеописания Цзин Кэ — именно в большой ее повествовательности, во введении целого ряда новых эпизодов явно легендарного характера, вроде истории о том, как в ответ на мольбу наследника Даня у ворона побелела голова, а у коня выросли рога, или эпизода о том, как невозмутимый Цзин Кэ швырял золотыми слитками в лягушек, или страшной истории о том, как наследник, выражая свое почтение к Цзин Кэ, повелел отрубить руки красавице музыкантше, игра которой понравилась герою, и поднести их Цзин Кэ. Все те эпизоды, которые и составляют сейчас едва ли не главный интерес для читателя, как раз и отсутствовали у Сыма Цяня.