Сборник - Поэзия и проза Древнего Востока Страница 66

И муж мой там.

Он скачет первый, беспощаден

Ко всем врагам.

Как сможете узнать супруга

Среди других?

Его скакун заметен белый

Средь вороных.

Тесьмою синей хвост украшен

Его коня.

Сверкает золотом уздечка,

Как сноп огня.

Широкий меч с противовесом —

Для мощных рук.

В пятнадцать лет — чиновник видный

Был мой супруг.

А в двадцать — крупному вельможе

Помощник он.

Постом большим в тридцатилетье

Был награжден.

И целым городом он править

Стал в сорок лет.

С людьми он честен, чист и ясен —

Честнее нет.

С красивой бородою длинной,

Он бел лицом.

Степенною походкой входит

В чиновный дом.

Заходит поступью красивой

Он в свой приказ.

Толпа людей с него не сводит

Влюбленных глаз,

И говорит, что он отличен

От всех вокруг.

Вот видите, каким быть должен

Ло-фу супруг».

Рву лотосы я к югу от реки —

Как лотосы роскошны и ярки!

Резвятся рыбки среди их стеблей:

То на восток от лотосов играют,

То к западу от лотосов ныряют,

То вдруг появятся они южней,

А то на север от цветов всплывают.

В пятнадцать лет ушел в поход с войсками,

Лишь в восемьдесят смог домой вернуться.

Крестьянина спросил, войдя в деревню:

«Скажи, кто жив в семье моей остался?»

«Смотрите сами — дом ваш виден вам».

Могильный холм с рядами кипарисов.

Из лаза пса выскакивает заяц,

Фазан взлетает со стропил прогнивших.

Несеяный горох в подворье вьется,

И овощи колодец оплетают.

Толку горох я, чтобы сделать кашу,

И овощи срываю для приправы.

Отвар и кашу быстро приготовил,

Но для кого? Кто сядет есть со мною?

Из дома выйду, обращусь к востоку,

И слезы горькие с одежды пыль смывают.

Как легко высыхает на листьях роса!

Исчезает роса по утрам — и является вновь.

А когда человек,

Раз умерший, воротится к нам?

Беседка в высоких-высоких горах,

И звезды так близко горят в облаках.

Я в дали смотрю, мое сердце тоскует,

Любимую мать вспоминаю в слезах.

Я выехал быстро из северных врат,

Смотрю на Лоян, оглянувшись назад.

Согнул свои ветви колючий терновник,

К земле нарастающим ветром прижат.

И иволга вслед устремляется мне

И грустно поет о родной стороне.

Смотрю на Сихэ,[419] и завязки у шляпы

От слез намокают в глухой тишине.

Летят по небу пары лебедей,

Летят они из северного края.

К пятку пяток, десяток к десяти,

За клином клин, за стаей стая.

Одна не может мужу вслед лететь —

В дороге лебедь тяжко заболела.

В тревоге озирается вокруг

И кружится и кружится несмело.

«Летела б за тобой, как в поводу,—

Но клюв закрыт, открыть его нет силы.

Нести тебя хотела б на спине —

Болезнь мне крылья белые сломила!

В веселье повстречались и сошлись,

В печали довелось нам разлучаться.

Мне не сдержать печальных слез,

А стаи лебедей спешат умчаться.

Сейчас должны расстаться мы с тобой.

Дышать мне тяжко, говорить нет мочи.

Заботься о себе, лети на юг.

Далек твой путь. Обратный — не короче.

Я буду дом блюсти всегда пустым,

Дверь заложу надежнейшим засовом.

Погибнем — свидимся у Желтых вод,[420]

А будем живы — встретимся мы снова».

Кто из встречавшихся мне на пути

О родных не думал в печали?

Ветер осенний угрюмо свистит,

Мысли о доме меня истерзали.

Машут деревья устало листвой,

Бури сильнее в чужой стороне.

Дальше и дальше дом мой родной,

И все просторнее пояс на мне.

Плачу в тоске, и не счесть моих слез,

Сердце — дорога, разбитая сотней колес.

О небо! Я хочу любимого найти,

Такого, чтоб вовек не разлучаться.

Когда вершины гор сровняются с землею,

Снег ляжет летом, грянет гром зимою,

Когда земля сольется с небесами,—

Мы лишь тогда расстанемся с тобою!

Переводы печатаются по книге: «Юэфу. Из древних китайских песен. Гослитиздат, М. — Л. 1959.

Философская проза

Из книги «Луньюй» («Суждения и беседы»)

Учитель сказал:

— Для того, чтобы управлять государством, имеющим тысячу боевых колесниц,[421] нужно быть осмотрительным, правдивым, умеренным в потребностях, любить народ, знать время, когда можно привлекать народ к исполнению повинностей.

Учитель сказал:

— Младшие братья и сыновья! Когда вы в отцовском доме, с почтением служите своим родителям! Когда вы покидаете отцовский дом, с любовью заботьтесь о младших членах семьи! Будьте немногоречивы и правдивы! Любите всех, будьте привержены к своему человеческому началу! Будьте деятельны и, если у вас найдутся силы, учитесь просвещению!

Учитель сказал:

— Цзюньцзы[422] ест, но не ищет насыщения; живет, но не ищет покоя; в делах он проворен, но в словах осторожен; он идет к тому, что обладает Дао, и исправляет себя. Вот это и называется овладеть познанием.

Цзы Лу, Цзэн Си, Жань Ю и Гунси Хуа сидели вокруг своего Учителя.

Учитель сказал:

— Я старше вас всего на один день. Поэтому не стесняйтесь меня. Вот вы постоянно говорите: «Меня не знают!» Но предположим, что вас узнали бы, что вы стали бы делать?

Цзы Лу тут же, не задумываясь, ответил:

— Государство, обладающее тысячью боевых колесниц, зажато между несколькими большими государствами. А тут еще на него двинуты целые армии. Да еще вдобавок в нем самом — голод. И вот я, Цзы Лу… Пусть мне дадут такое государство в управление, и через три года у всех появится мужество, все будут знать, что такое долг!

Учитель улыбнулся.

— Ну, а ты, Жань Ю, что скажешь? Тот ответил:

— Вот маленькое владение в шестьдесят — семьдесят ли[423] в ширину и длину, даже еще меньше, в пятьдесят — шестьдесят ли… Пусть мне дадут такое владение в управление, и через три года у народа будет достаток во всем. Ну, а по части законов и правил я обращусь к цзюньцзы.

— А ты, Гунси Хуа, что скажешь?

Тот ответил:

— Я не скажу, чтобы я сам что-нибудь сумел сделать. Я попросил бы, чтобы меня научили. Я хотел бы стать младшим министром государя; в парадном одеянии, в парадной шапке распоряжаться в святилище предков, при встречах князей.

— А ты, Цзэн Си, что скажешь?

Тот сидел, время от времени касаясь струн гуслей-сэ. Он отложил гусли, и струны еще звучали, он привстал и сказал;

— Я хотел бы совсем другого, чем все они, трое. Учитель сказал:

— Что же? Почему ты колеблешься с ответом?

— Я хотел бы поздней весной, когда уже весенние одежды готовы, с пятью-шестью юношами, с шестью-семью отроками купаться в реке И,[424] подставить себя на холме Уюй[425] ветерку и потом с песнями вернуться домой.

Учитель вздохнул и проговорил:

— Я присоединяюсь к Цзэн Си!

Трое учеников вышли из комнаты. Цзэн Си задержался. Цзэн Си обратился к Учителю:

— Что вы, Учитель, думаете о словах их троих?

Учитель ответил:

— Что же, каждый из них высказал свое желание.

Цзэн Си тогда спросил;

— Почему вы улыбнулись на слова Цзы Лу?

Учитель ответил:

— Государством управляют посредством законов и правил. Его слова слишком самонадеянны. Поэтому я и улыбнулся.

— А разве Жань Ю также не говорил о государстве?

— Да, говорил… Владение в шестьдесят — семьдесят ли, или еще меньше, в пятьдесят — шестьдесят ли, — тоже государство.

— Ну, а Гунси Хуа, разве он не говорил о государстве?

— Да, говорил… Святилище предков, встреча князей… Что же это такое, если не государство? Но если младший министр в таком государстве будет таким человеком, как Чи, кто же сможет стать там старшим министром?

Учитель сказал:

— Когда нужно говорить и не говорят, теряют людей. Когда не нужно говорить и говорят, теряют слова. Мудрый не теряет людей, не теряет слов.

Яо сказал:

— Шунь! Жребий Неба пал на тебя. Твердо придерживайся во всем середины! Если вся страна вокруг тебя бедствует, исчезает и дарованное Небом богатство правителя.