Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве - Дэвид Гранн Страница 14

Через два часа "Чип" приблизился к кораблю и сделал предупредительный выстрел. Корабль опомнился и позволил Чипу приблизиться. Оказалось, что это всего лишь голландское судно, направляющееся в Ост-Индию. Эскадра вернулась к своим вахтам - враг, как скрытая сила моря, мог еще появиться на горизонте.

Вскоре после этого началась невидимая осада . Хотя пушки не стреляли, многие из товарищей Булкли стали падать, словно пораженные какой-то злой силой. Юноши уже не могли собраться с силами, чтобы взобраться на мачты. Больше всего страдали придавленные инвалиды, корчившиеся в своих гамаках, лихорадочные и потные, с рвотой в ведра или на себя. Некоторые из них бредили, и за ними приходилось следить, чтобы они не оступились в море. Бактериальная бомба сыпного тифа, заложенная на кораблях перед отплытием, теперь разразилась по всему флоту. " Наши люди становились все более расстроенными и болезненными", - заметил один из офицеров, добавив, что лихорадка "начинает царить среди нас".

По крайней мере, когда эскадра находилась в Англии, зараженных можно было доставить на берег для лечения; теперь же они были заперты на переполненных кораблях - социальное дистанцирование, если они вообще понимали это понятие, было невозможно - и их усеянные вшами тела прижимались к ничего не подозревающим новым жертвам. Вши переползали с одного моряка на другого, и хотя их укусы не были опасны, следы фекалий, которые они оставляли в образовавшейся ранке, были полны бактерий. Когда моряк невинно почесывал место укуса - слюна вошь вызывала зуд, - он становился невольным участником вторжения в свое тело. Болезнетворные микроорганизмы попадали в его кровь, как незаметный абордаж, а затем распространяли заразу от вши к вше и в кровь всей эскадры.

Булкли не знал, как защитить себя - разве что еще сильнее посвятить себя Богу. Хирург "Уэйгера" Генри Этрик оборудовал на нижней палубе лазарет, в котором было больше места для натягивания гамаков, чем в операционной на койке для мичманов. (Когда больные моряки были укрыты под палубой от неблагоприятных внешних воздействий, о них говорили "под погодой"). Эттрик был предан своим пациентам и умело владел ножом, способным ампутировать конечность за несколько минут. Он сконструировал так называемую "машину для вправления переломов бедра" - пятнадцатифунтовую конструкцию с колесом и шестерней, которая, по его словам, обеспечивала выздоровление пациента без хромоты.

Несмотря на такие нововведения, Этрик и другие врачи его эпохи не имели достаточного научного представления о болезнях и не знали, как остановить вспышку сыпного тифа. Школьный учитель "Центуриона" Паско Томас ворчал, что теории Этрика о заражении состоят из пустого " потока слов, почти не имеющих смысла". Поскольку понятие микробов еще не появилось, хирургические инструменты не стерилизовались, а паранойя по поводу источника эпидемии разъедала моряков, как и сама болезнь. Распространяется ли тиф через воду или через грязь? Через прикосновение или взгляд? Одна из распространенных медицинских теорий гласила, что некоторые застойные среды, как на корабле, выделяют вредные запахи, которые и вызывают болезнь у людей. Считалось, что что-то действительно "витает в воздухе".

Когда члены эскадры Энсона заболевали, офицеры и хирурги бродили по палубам, выискивая возможных виновников: нечистоты в трюме, плесень в парусах, прогорклое мясо, человеческий пот, гнилая древесина, дохлые крысы, моча и экскременты, немытый скот, грязное дыхание. Фетр вызвал нашествие насекомых - настолько библейских, что, по словам Миллешампа, "человеку было небезопасно открывать рот из опасения, что они залетят ему в горло". Некоторые члены экипажа вырезали из деревянных досок импровизированные вентиляторы. " Их нанимали несколько человек, чтобы они махали взад и вперед, перемешивая зараженный воздух", - вспоминал один из офицеров.

Капитан Мюррей и другие старшие офицеры провели экстренное совещание с Энсоном. Балкли не был включен в совещание - в некоторых помещениях его не пускали. Вскоре он узнал, что офицеры обсуждали, как впустить больше воздуха под палубу. Энсон приказал плотникам прорезать шесть дополнительных отверстий в корпусе каждого военного корабля, чуть выше ватерлинии. Тем не менее, распространение чумы ускорилось, и число зараженных увеличилось на десятки человек.

Эттрик и другие врачи, размещенные в лазаретах, были перегружены. Тобиас Смоллетт, чей пикарескный роман "Приключения Родерика Рэндома" основан на его опыте работы помощником морского хирурга во время войны с Испанией, писал об эпидемии: " Я был гораздо меньше удивлен тем, что люди умирают на борту, чем тем, что любой больной выздоравливает. Здесь я увидел около пятидесяти несчастных, сбившихся в ряды, прижавшихся друг к другу... и лишенных как дневного света, так и свежего воздуха; они дышали только... своими экскрементами и больными телами". Когда больной боролся за свою жизнь в одиноких морях вдали от дома, его товарищи могли навещать его, держа фонарь над его пустыми глазами и пытаясь подбодрить его, или, возможно, как описывал это капеллан на военном корабле, " роняя на него тихие слезы, или в самых душераздирающих выражениях призывая его".

Однажды на корабле "Вэйджер" несколько человек вышли из медотсека, неся длинный зачехленный пакет. Это был труп одного из их товарищей. По традиции, тело, предназначенное для захоронения в море , заворачивалось в гамак, вместе с которым находилось как минимум одно пушечное ядро (когда гамак сшивали, последнюю нитку часто продевали через нос жертвы, чтобы убедиться, что она мертва). Окоченевший труп укладывали на доску и накидывали на него "Юнион Джек", чтобы он меньше походил на мумию. Все личные вещи покойного, его одежда, безделушки, морской сундук, собирались на аукционе, чтобы собрать деньги для его вдовы или других членов семьи; даже самые закаленные моряки часто предлагали непомерные ставки. " "Смерть всегда торжественна, но никогда так, как в море, - вспоминал один из моряков. "Человек рядом с тобой, рядом с тобой, ты слышишь его голос, и в одно мгновение его нет, и ничто, кроме пустоты, не свидетельствует о его потере... Всегда пустует койка на фордевинд, и не хватает одного человека, когда собирается маленькая ночная вахта. На одного человека меньше, чтобы сесть за штурвал, и на одного человека меньше, чтобы лечь с вами во дворе. Вы скучаете по его фигуре, по звуку его голоса, потому что привычка сделала их почти необходимыми для вас, и каждый из ваших чувств ощущает эту