Архонт - Дмитрий Александрович Видинеев Страница 2

осмелился спросить её, мечтает ли она о точёной фигурке – дала бы в морду. Ну, или, по крайней мере, огрызнулась бы. Её полнота для посторонних – запретная тема. Даже чей-то критический взгляд – проявление агрессии. Это её жир, её двойной подбородок, её прыщ на лбу! Это личное! А личного касаться не смейте! Бывшие одноклассники и пацаны во дворе отлично усвоили этот урок. Агата умела убеждать. А для отчима – бешеного вонючего ублюдка – урок «Не сметь трогать!» вообще стал последним. Но это секрет. Запретная тема для самой Агаты Воронковой.

Пирожные она покупала только в одном месте, в небольшом торговом павильоне в центре города. Кулинарные изделия там всегда были свежие, без всякой хрени вроде пальмового масла. Да и выбор большой. И от дома недалеко.

Когда она шагала через площадь возле Дома культуры, устремив взгляд на вожделенный павильон по ту сторону шоссе, к ней подбежал молодой человек и буквально преградил дорогу. Он улыбался так широко, словно неожиданно обнаружил родную сестру, с которой злой рок разлучил его много лет назад. Но Агата уж точно знала, что этот крендель не её брат. Она моментально его оценила: смазливый, хилый, женоподобный. Педик?

Он протянул ей глянцевый буклет и самозабвенно затараторил:

– Здравствуйте, девушка! Разрешите вам сообщить, что прямо сейчас в Доме культуры проходит выставка-распродажа косметики фирмы «Золотой рассвет». Крема, туалетная вода, духи, тоники, лаки для ногтей, тени…

– Отвали, дятел, – с ледяным спокойствием сказала Агата.

Улыбка парня чуть померкла, но он продолжал, словно не в силах был прервать заготовленную речь:

– …В буклете вы найдёте отрывной талон, который даёт право на двадцатипроцентную скидку…

Агата схватила его за ворот куртки, притянула к себе и прошипела ему в лицо с каким-то злобным весельем:

– Посмотри на мою рожу, чудила! Эту рожу спасёт косметика, а?

– К… конечно. Обязательно, – промямлил он испуганно. – Вся продукция фирмы сделана из… из натуральных продуктов…

Отпустив парня, Агата выхватила из его руки буклет, открыла страничку, смачно харкнула на изображение баночки с кремом, закрыла и сунула в карман куртки побледневшего агитатора.

– Вали!

Он свалил. Поспешно. Растерянно хлопая глазами. Агата только сейчас обратила внимание, что он был не единственным зазывалой на площади. Ещё один парень и две девчонки высматривали среди прохожих потенциальных клиентов. Мелкие хищники с крошечными зубёшками. Кого-нибудь да сцапают на радость хищникам покрупнее. И приманка хоть и тухлая, зато надёжная – двадцатипроцентная скидка. А вон уже и сцапали: тётка в полушубке приняла буклет с таким видом, будто миллион в лотерею выиграла. Лохушка.

Ну да хрен бы со всеми ними. Пирожное уже заждалось. Усмехнувшись, Агата устремилась к павильону. Настроение улучшилось. То, что произошло, её развеселило, а не разозлило.

Ехидно улыбался и Павел, который наблюдал за этой сценкой на расстоянии: как она его, а?! Будет знать, как лезть к моей любимой!

* * *

Эклеры, песочное, трубочки, слоёное, бисквитное, безе… Нет, только не безе! Агата терпеть не могла этот сладкий пенопласт. Но какое же выбрать? О, «Птичье молоко» – воздушное, аппетитное. Пускай сегодня будет «Птичье молоко». А завтра… нет-нет, даже думать об этом нельзя. Если сделать выбор заранее, то потеряется весь кайф. Выбирать пирожное нужно спонтанно, порой, вопреки собственному вкусу: может, выбрать пышный, обильно покрытый шоколадной глазурью эклер? Увы, не его сегодня день. Вот просто захотелось, чтобы было так, и точка! Сиюминутный бунтарский порыв. Эдакая неожиданность для самой себя. Без обид, эклер. Такая наивная блажь позволяла Агате не чувствовать себя рабой привычки.

С пирожным, завёрнутым в бумажный квадратик, она покинула павильон и направилась в парк. Заметила Павла. Тот, переминаясь с ноги на ногу, стоял возле продуктовой палатки и, несмотря на приличное серое пальто, галстук и круглые очки в металлической оправе, всё равно выглядел как бедный родственник. Агата давно отметила, что у этого дрыща был просто талант не вписываться в окружающую обстановку. Вокруг прохожие, автомобили по шоссе ползут, а он как будто диссонировал со всем этим. Так могла бы выделяться сухая ёлка в летнем лиственном лесу. А может, он и старался неосознанно выделяться? Для неё. Мол, вот я, всегда рядом, заметь меня.

Тут хочешь-не хочешь, а заметишь. Но он всё равно был частичкой обыденности – скучной и банальной, как пирожное безе, которое Агата никогда не покупала.

Итак – парк. Он находился совсем близко от торговых рядов. Место, которое давно облюбовали алкаши. Но они, как правило, собирались по утрам, чтобы объединить своё мутное сознание в не менее мутный, но мощный коллективный разум. Вопрос на консилиуме всегда решался один и тот же: где бы похмелиться? Коллективный разум неизменно находил ответ.

А Агата приходила в парк, чтобы расслабленно откинувшись на спинку скамейки, в спокойном одиночестве съесть пирожное. Откусывая от лакомства по маленькому кусочку, она обычно размышляла о всяких пустяках. Но порой именно в парке на неё что-то накатывало, и она принималась думать о том, что никогда не уедет из этого города, что родилась не в том месте, не в то время, и не в той семье. Думала об этом без жалости к себе – просто перебирала в голове неприглядные факты. Жалеть себя – запрет!

Посетят ли её сегодня подобные мысли? Кто знает… Обычно, степень депрессивности мыслей зависела от погоды. А сегодня погода была неплохая – ветра нет, снежок. К тому же, весёлый настрой ещё не испарился.

Агата расчистила снег со скамейки и уселась. В парке было безлюдно. В сотне метрах отсюда жизнь кипела, а тут никого. Она не могла припомнить, чтобы здесь прогуливались влюблённые парочки, отдыхали старики. Неухоженный парк, дряхлый какой-то. Раз в год скамейки красили, недавно новые фонарные столбы установили… а всё равно дряхлый. Учительница в школе рассказывала, что когда-то здесь по выходным дням играл оркестр. Теперь же от эстрады в центре парка почти ничего не осталось. Никому больше не нужна живая музыка среди летней и осенней листвы. Разве что старикам, а их голоса слабы. Где-то в городе растут многоэтажки, строятся супермаркеты, а что-то увядает. Новое убивает старое. Оркестры под открытым небом, трамваи, пацаны с гитарами во дворе – уходят в прошлое. Вместо них ночные клубы, неподсудные мажоры на крутых тачках, косметические зазывалы на площади. Город разбухает, превращаясь в бездушного монстра.

Агата удивлялась: и откуда у неё такие мысли берутся? Ей ведь всего восемнадцать. Почему грустит по прошлому, которое знала лишь по советским кинофильмам? Или это удел всех некрасивых, считать, что лучше всегда там, где