Regime change - J. Deneen Страница 29

class="p">Хотя социальная наука прогрессивной эпохи изначально задумывалась как механизм для воплощения "голоса народа" непосредственно в политику, в которой социологи просто изучали бы политические факты и не обращали внимания на ценности, но вскоре зов сирены экспертизы стал преобладать. Та же самая социальная наука, которая должна была просто служить демократии, стала приводить к выводам о том, что люди сами не обладают достаточными политическими знаниями даже для того, чтобы определять направление развития государства. Многие из этих выводов убедили растущее число социологов в том, что народ недостаточно способен даже к скромному самоуправлению. Растущий хор обществоведов призывал отказаться от иррациональной "демократической веры" в пользу правления знающих. Таким образом, с течением времени в среде социологов, администраторов, бюрократов и аппарата "экспертизы" росло недоверие к жизнеспособности простого следования или исполнения воли народа, и вместо этого эксперты стали утверждать необходимость не только разрабатывать политику на основе народных предпочтений, но и направлять и даже заменять обращение к народной воле.

С самого начала прогрессивного проекта прогрессивные технологи надеялись, что традиционное разделение политики будет вытеснено ценностно-нейтральным применением научных результатов. "Следуйте за наукой" - это лишь самый последний рефрен более старой мечты, которая восходит к причудливым фантазиям о короле-философе, предложенным в "Республике" Платона; серьезным надеждам на "новую Атлантиду" Фрэнсиса Бэкона; и предложениям о режиме экспертов, сегодня представленных в социальных науках, чьи выводы будут направлять политику лучше, чем плохо информированный и легко вводимый в заблуждение демос. Эта надежда была воплощена в заявлении Джона Кеннеди в 1962 году, который считал, что современная эпоха ознаменовала собой конец бурных политических разногласий, на смену которым придут бесспорные технические решения:

Большинство из нас в течение многих лет приучалось к тому, что у нас есть политическая точка зрения, республиканская или демократическая - либеральная, консервативная, умеренная. Дело в том, что большинство проблем, или, по крайней мере, многие из них, с которыми мы сейчас сталкиваемся, являются техническими проблемами, административными проблемами. Это очень сложные решения, которые не поддаются великим "страстным движениям", которые так часто будоражили эту страну в прошлом. Сейчас они имеют дело с вопросами, которые находятся за пределами понимания большинства людей.

В этом, казалось бы, бесспорном утверждении Кеннеди - которое разделяли до и после него многие - заложен более глубокий набор философских и политических обязательств, которые заслуживают внимания. Социальный и политический порядок, который настаивает на принятии решений и управлении со стороны экспертов, сам по себе не является просто нейтральной или свободной от ценностей позицией, но порождает социальный порядок, который требует постоянно растущего опыта и, как следствие, неизбежно отодвигает на второй план обычные суждения. Рост знания как власти, а также социальный, политический и экономический порядок, требующий постоянного расширения такого знания и власти, неизбежно становится чрезмерно сложным и непонятным. Растущая сложность этого проекта, в свою очередь, требует, чтобы политические правители все больше полагались на "экспертов". Общество, основанное на прогрессе научных знаний, неизбежно снижает управляющую роль неспециалистов.

Никто не выразил это яснее, чем "демократический" мыслитель Джон Дьюи, который превозносил Фрэнсиса Бэкона как "великого предтечу духа современной жизни" и «настоящего основателя современной мысли». Дьюи утверждал, что возрастающая роль науки в образовании нужна не только для понимания все более сложного и меняющегося общества, но и для ускорения перемен. Только общество, которое постоянно меняется и трансформируется, может достичь того, что он считал единственной желательной целью политики: роста. Отпечаток Дьюи на американской системе образования отражает его отказ от устаревшей точки зрения, согласно которой образование должно быть организовано в первую очередь вокруг практики передачи культуры, которую он считал пассивной и арьергардным методом. В своих обширных трудах по образованию Дьюи вместо этого призывал к образованию, более соответствующему представлениям современной науки о прогрессе и изменениях. Дьюи утверждал, что такое образование необходимо не только как реакция на быстро меняющееся общество, но и что такое образование, в свою очередь, будет порождать все более и более быстрые изменения. Для Дьюи такие изменения были сутью роста. "Критерием ценности школьного образования является степень, в которой оно создает желание продолжать рост", - писал Дьюи; рост "не имеет конца вне себя". Формирование институтов социального и политического порядка, в котором будет преобладать опыт, опирается на цель постоянного и неустанного преобразования: «образовательный процесс - это непрерывная реорганизация, реконструкция, преобразование». Социальный порядок, ориентированный на постоянную турбулентность и изменения, гарантирует, что "здравый смысл", унаследованный от давней практики и прошлого опыта, больше не будет актуальным. Вместо этого, руководящая роль эксперта неизбежно возвысилась бы в качестве основного управляющего элемента в любом обществе, предназначенном для постоянных потрясений.

Одним из предполагаемых последствий социального порядка, который будет генерировать непрерывные изменения и даже постоянное "чрезвычайное положение", является сильная тенденция к передаче принятия политических решений от тех, кто лучше всего способен проявить политическую мудрость в условиях относительной стабильности - "мудрость народа" - к тем, кто не только имеет стимул отбросить такую мудрость в интересах создания новых потрясений, но и, скорее всего, извлечет выгоду из неурегулированных условий и получит политическую, социальную и экономическую власть в результате постоянных преобразований.

Сегодня это разделение проявляется, в частности, в конфликте между теми, кто сохраняет оптимистическую веру в то, что политика лучше всего находится в руках образованной элиты, способной продолжить прогрессивное развитие страны и всего мира, и теми, кто воспринимает это утверждение одновременно как проявление снисходительности, а также в виде социальных и экономических потрясений, которые влекут за собой тяжелые издержки. Древняя пропасть между "многими" и "немногими" усугубилась и углубилась благодаря лежащей в основе теории прогресса и вере в то, что немногие идеально подходят для продвижения прогрессивных преобразований. Таким образом, это современное видение прогресса, продвигаемое авангардом технократов, которые овладевают необходимыми знаниями и обходят тех, кому не хватает "понимания", необходимого для управления, усугубляет эндемический раскол в политике, постоянно разрывая ткань политического порядка без перспективы примирения сторон.

 

Для народа

Напротив, существует не менее мощная, хотя сегодня и менее доминирующая традиция, утверждающая превосходство "здравого смысла", повседневного знания, которое с большей вероятностью может быть обнаружено как коллективное знание, встроенное в жизнь и практику обычных людей. Самый известный ученик Платона, Аристотель, положил начало традиции, которая не только критиковала частое высокомерие экспертов, но и - по крайней мере, в некоторых своих трудах - возвышала роль "здравого смысла" как одного из потенциальных претендентов на социальное и политическое правление. Его аргументы - одни из немногих, найденных в античности, которые положительно оценивают демократию, режим, который часто критиковался античными философами как один из самых