Regime change - J. Deneen Страница 35

собственной выгоде. В государстве доминируют люди, которые, вообще говоря, "равны и похожи", а значит, более способны распространить свои интересы за пределы себя на широкую массу граждан, разделяющих схожие перспективы и опыт. Поскольку такой режим сводит к минимуму обиды и презрение, отношения между гражданами характеризуются "привязанностью" и гармонией, готовностью учитывать благо других, которое не слишком отличается от выгоды для себя. Аристотель подчеркивал, что такой режим перестает состоять из двух элементов, а становится своим собственным, отдельным, "смешанным" режимом. Таким образом, классовые группировки отсутствуют в хорошо смешанном полисе; напротив, если нет ни немногих богатых, ни многих бедных, граждане таких городов "особенно сохраняют себя" как средний класс. "Полис" должен стать совершенно новым режимом, а не просто комбинацией двух различных режимов. Если это достигнуто, то граждане стремятся "сохранить его сами" - они ценят и дорожат отдельным режимом, частью которого они являются и который разделяют с другими гражданами, а не ждут возможности изменить режим для своего собственного классового преимущества.

 

Однако в рамках классической традиции существует и другое понимание "смешения", согласно которому такое смешение невозможно, и вместо этого утверждалось, что основные элементы любого режима остаются различными и противоположными. Полибий, эллинский историк Рима второго века, считал, что римский пример предлагает другую модель: форму смешения, которая оставляет нетронутыми и идентифицируемыми составляющие ее классы. Рим был больше похож на салат, в котором различные овощи все еще идентифицируются и отличаются друг от друга, но их искусное сочетание дает превосходный вкус, чем при употреблении по отдельности. Полибий считал, что ход истории доказал, что эта последняя форма смешения была более успешной и практичной.

Полибий знаменито утверждал, что все хорошие режимы в конце концов превращаются в свою противоположность: хорошая монархия в конце концов сменяется тиранией; благородная аристократия развращается деньгами, превращаясь в олигархию; а добродетельная демократия превращается в своекорыстную форму правления толпы. Полибий приходит к выводу, что все хорошие режимы содержат семена собственного самоуничтожения, как ржавчина разрушает железо или рак поражает здоровые клетки. По его мнению, эта коррозия происходит внутри режимов, а не из-за случайных внешних обстоятельств, таких как вторжение или стихийное бедствие. Круговорот режимов, по его мнению, неизбежен, потому что, подчиняясь их собственной логике, ничто не может остановить внутренний распад каждого хорошего режима. Все режимы в их "чистой" форме обречены на упадок и разложение.

Однако Полибий хвалит Рим за решение, которое предотвратило этот внутренний упадок, впервые найденное искусством и благоразумием одного из основателей Спарты, Ликурга. Ликург «собрал воедино все достоинства и отличительные особенности лучших систем правления, чтобы предотвратить рост любой из них до той точки, где она вырождается в свой врожденный порок». Разработав смешанную конституцию, которая давала официальные полномочия каждому типу режима в рамках одного правительства, можно было сохранить достоинства царской власти, аристократии и демократии и предотвратить переход каждой из них в свою порочную форму. Сначала Ликург, а затем римляне «хотели, чтобы сила каждой системы противодействовала силе других, чтобы ни одна из них не перевешивала чашу весов и не перевешивала другие в течение длительного времени; [они] хотели, чтобы система существовала вечно, поддерживаемая в высокой степени равновесия и сбалансированности принципом взаимности». То, что Ликург разработал на основе разума, римляне переняли на основе опыта и постоянного приспособления. Преимущества царской власти проявились в единоличном правлении императора, но тенденция монарха к властолюбию и тирании сдерживалась политической властью простых граждан. Их, в свою очередь, облагораживала аристократия, собранная в Сенате, которая, в свою очередь, уравновешивалась другими элементами правительства. При каждой отдельной политической форме, правящей ради общего блага, наибольшим бенефициаром становился весь народ, что особенно подчеркивало ценности и нравы, являющиеся центральными для демократии. Характерной чертой демократии, по мнению Полибия, является не правление большинства (это свойство она разделяла с правлением толпы), а, скорее, форма правления, которая «сохраняет традиционные ценности благочестия к богам, заботы о родителях, уважения к старшим и послушания законам».

Полибий одобрил такую форму смешивания, которая сохраняла отчетливые контуры и качества каждой формы правления - он рекомендовал "салатную" форму смешивания, а не смесь ингредиентов. "Общее благо" лучше всего обеспечивается включением каждой формы правления в единое правительство - одного, немногих и многих. Такое правительство способно защитить и усилить соответствующие преимущества, присущие каждому классу общества - единоличное и решительное правление одного; мудрость и благоразумие немногих; здравый смысл и консервативные добродетели населения, которые, при умелом сочетании, предотвратят превращение каждого класса в его антитезу. По мнению Полибия, политическое и социальное равновесие - это цель, и после ее достижения главной задачей народа, помимо его интересов как класса, должно стать поддержание этого равновесия и недопущение возвышения одного режима не только за счет других, но и предотвращение спуска к разложению режимов и в конечном итоге к варварству.

 

Различные, хотя и связанные между собой, аргументы Аристотеля и Полибия были объединены в Высоком Средневековье Фомой Аквинским, который глубоко восхищался обоими мыслителями. Как и большинство классических мыслителей, Аквинский придерживался взглядов Платона и Аристотеля, которые в теории выступали за монархию; однако в повседневной практике он выступал за форму смешанной конституции, которая в основе своей представляла собой консервативное смешение классов. Как и Полибий, он рассматривал "народ" как основу морального порядка, а элиту - как ответственную за защиту и углубление основных добродетелей "многих", заложенных в культуре здравого смысла. Смешение" произошло в результате появления класса лидеров, который рассматривал свою главную роль как защитника восходящего обычая как основного условия человеческого процветания, а не, как в случае современного либерализма, как класса, ответственного за его выкорчевывание и демонтаж во имя прогресса и освобождения.

Хотя Аквинский в целом придерживался мнения, что закон должен быть намеренным принятием законодательства, рожденного в результате рационального и сознательного обсуждения - результата "разума и воли законодателя" - он также признавал, что может существовать функциональный эквивалент закона, который исходит иным образом от общества в целом. Аквинский указывал на возникновение "повторяющихся действий" в сообществе, которые могут "выявить внутренние мотивы воли и понятия разума" - то, что он называл "обычаем". Обычай может действовать вместо закона или вообще как другая форма закона: «Обычай имеет силу закона, он отменяет закон и выступает в качестве толкователя закона».

Обычай может возникнуть двумя способами. В свободном сообществе - сообществе, управляемом народом, - обычай возникает из "согласия всего сообщества, которое демонстрируется его обычным соблюдением". Осознавая ограниченность явной и кодифицированной формы закона, которую можно найти в юридическом режиме, Аквинский высоко оценивал широко принятые нормы, которые действуют вместо закона. Благодаря их широкому