Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир - Deirdre Nansen McCloskey Страница 7

нелиберального, антибуржуазного и даже антидемократического истеблишмента не прекратилось никогда - вспомните, например, британскую телекомедию 1980-х годов "Да, министр". Как уже давно утверждала историк Маргарет Джейкоб и как в последнее время доказывает историк Йона-тан Израэль в истории идей, свободный рынок и свободное голосование "радикального Просвещения" таких людей, как левеллеры, де ла Корт, Спиноза, Мандевиль, Руссо, Пейн, Бенджамин Раш, Мэри Уоллстон-Крафт, и некоторых известных масонов, было подорвано более консервативным Просвещением Локка, Ньютона, Вольтера, Адама Смита, Джона Адамса и других масонов, в полной свободе торговли, за которую иногда выступали радикалы, среди прочих вопросов - хотя обратите внимание, что обе стороны Просвещения содержали поклонников буржуазии. (И, конечно, реакционные державы на протяжении столетий боролись с обоими Просвещениями и на галерах, и на канатах. Во Франции во время действия законов 1686-1759 гг., запрещавших ввоз и изготовление печатных ситцев - для защиты производителей шерсти и льна, то есть буржуазной партии старого и меркантилистского толка, - шведский экономист и историк Эли Хекшер сообщил, что эти меры "стоили жизни примерно 16 000 человек, частично в результате казней и частично в результате вооруженных расправ, не считая неизвестного, но, несомненно, гораздо большего числа ... отправленных на галеры...". . . В одном случае в Валансе семьдесят семь человек были приговорены к повешению, сорок восемь - к разбиванию на колесе, 631 - к отправке на галеры").

Однако во многих местах Северо-Западной Европы новые, либеральные буржуазные ценности и ревальвация восторжествовали, что привело к поразительным экономическим результатам. Историк техники Кристин Маклеод относит окончательный апофеоз изобретателя в Великобритании к началу XIX века. Безусловно, сдвиг в риторике, начавшийся в Голландии XVII века, как и все идеологии, нуждался в уходе. Маклеод рассказывает, например, о кампании 1834 года по возведению в Вестминстерском аббатстве - среди королей, священников и поэтов - большой статуи изобретателя паровой машины с раздельным конденсатором Джеймса Уатта (1736-1819; позже статуя была перенесена в собор Святого Павла): "Не для того, чтобы увековечить, - гласит надпись, - имя, которое должно существовать, пока мирное искусство процветает, но чтобы показать, что человечество научилось почитать тех, кто больше всего заслуживает его благодарности... [таких, как Джеймс Уатт,] который увеличил ресурсы своей страны, увеличил силу человека и занял видное место среди самых выдающихся последователей науки и настоящих благодетелей мира". Современник с досадой спрашивал: "Что представляет собой эта огромная фигура, какой класс интересов, доселе неизвестный [ну, вряд ли "неизвестный"], какой переворот во всей структуре современного общества? "10 Он был позади всех. Маклеод отмечает, что еще 22 апреля 1826 г. газета "Таймс" заявила, что изобретатели - это "избранные представители рода человеческого". . . . Баланс успеха в судебных процессах сместился в сторону обвинителей нарушителей, поскольку патентообладатели стали рассматриваться не столько как хваткие монополисты [елизаветинской эпохи, например], сколько как национальные благодетели", спустя 60 лет после того, как Адам Смит полностью сформулировал эту проблему. Настоящими благодетелями мира стали считаться коммерческие новаторы и последователи "науки" (которая, кстати, тогда еще использовалась в старом смысле: Уатт был приборостроителем, а не физиком-"научником" в том понимании, которое позднее стало преобладать в английском языке, как, например, его друг химик и физик Джозеф Блэк, положивший начало науке термодинамике).

Подобное достоинство инноваций и свобода предпринимательства иногда все еще противопоставляются, что, наряду с плохим климатом и неудачным стартом, является причиной того, что некоторые страны остаются бедными. Правда, если бы сторонники субсидирования американских хлопкоробов были способны испытывать стыд, восточная Буркина-Фасо и остальные страны Сахеля добились бы большего. Этические ошибки глобального Севера, такие как риторика "защиты" и "конкурентоспособности" с нулевой суммой, способствуют тому, что такие страны остаются бедными. Однако даже при плохом климате, плохом старте и неэтичной политике Севера, который защищает своих богатых фермеров и профсоюзы и помогает им конкурировать, подавляя конкуренцию, такие места не обязаны оставаться бедными. В этом и состоит разница между Бангладеш с миллиардным дном сейчас и Норвегией или Японией в 1800 году, чья бедность тогда казалась безнадежной, старым суровым крестом, который нужно нести безропотно (умрешь - получишь пирог с неба). Когда стабильная, хотя и тираническая страна, такая как Китай, или неспокойная, хотя и правовая страна, такая как Индия, начали переоценивать рынки и инновации и давать частичную свободу коммерции, начался взрывной рост цен на продукты питания, жилье и образование для среднего человека. Через несколько поколений Китай и Индия, повторяю, если они не вернутся к антиинновационной деятельности, то уровень жизни начнет приближаться к уровню жизни Евы. Уже сейчас они входят в список "Четыре-шесть миллиардов" по версии журнала Collier. Представьте себе художественный и интеллектуальный подъем, когда 37% населения Земли будут достаточно обеспечены, чтобы взять в руки кисть, ручку, компьютер. Это происходит благодаря внутренним этическим изменениям, которые начались в северо-западной Европе немного раньше и позже 1700 года.

В 1700 году не "капитализм" был чем-то новым. Рынки и несельскохозяйственная собственность, а также живущий в городе средний класс, отвечающий за них, очень стары. Рыночная экономика, вопреки тому, что вы могли слышать, существовала еще в пещерах. Антрополог Джек Гуди утверждает, что "торговля была важнейшим фактором развития человеческой жизни с самых ранних времен, включая становление рынка и появление некоторых специализированных людей (впоследствии купцов)". Изобретение полноценного языка, которое, по некоторым данным, произошло где-то между 70 и 50 тыс. лет до н.э. в материнской Африке, археологически проявляется, например, в большом и внезапном увеличении расстояния, проходимого камнем для изготовления орудий труда, таких как чекан или обсидиан, в торговле на десятки миль вместо прежних нескольких. Так продолжалось тысячелетиями. Изобретение агрокультуры потребовало возведения города, обнесенного стеной для охраны собранного урожая, в Иерихоне в Израиле и Каталхёйюке в Турции после 8000 г. до н.э. В течение тысячелетий города разрастались, появлялись рынки, буржуазия и предприятия. В третьем тысячелетии до н.э. городские купцы из долины Инда на территории современного Пакистана экспортировали зерно и хлопчатобумажные ткани в города Шумера на юге Ирака. Кредит и его предпосылка - денежное накопление - очень древние. Штампованная или литая металлическая монета была изобретена примерно в восьмом или седьмом веке до н.э. одновременно в Китае, Индии и на территории современной Тур-ции. Но задолго до этого и во многих местах после этого люди использовали такие денежные эквиваленты, как слитки меди или железа, мотки серебра, скот, коровьи раковины, бобы какао или куски ткани, которые использовались в качестве денег в Праге в 965 г. н.э. Большой рынок Тлателолко, расположенный по соседству с Теночтитланом на территории современного Мехико,