Василий Сигарев - Агасфер

Василий Сигарев

Агасфер

Драма в двух действиях

Действующие лица

АНДРЕЙ — 22 лет

ЗИНА ЦВЕТКОВА, его мать — 50 лет

БАТЯ, его отец — 55 лет

СВЕТКА, сестра Андрея — 30 лет

ГЕНА, её муж — 33 лет

ЭДИК, дядька Гены — 35 лет

ЛЁНЬКА, сын Светки — почти 7 лет

ДВА МИЛИЦИОНЕРА

Я встретил человека на улице с неприкаянным лицом. Он шел всё время прямо, никуда не сворачивая, словно двигался к определенной цели. Я догнал его и спросил:

— Кто ты? — спросил я.

— Я Агасфер, — ответил он, — Вечный жид…

— А куда ты идёшь, Агасфер?

— Я не знаю. Мне никто не сказал.

— Зачем же тогда ты идёшь куда-то?

— Такова моя судьба. Господь осудил меня скитаться по свету до конца Мира, — ответил он. И скупая, но самая горькая слеза во вселенной зародилась в его правом глазу. И покатилась вниз, бороздя пыльное лицо, оставляя грязный след на щеке. И упала. И исчезла в земле.

А Агасфер остался. Уже без слезы.

Один…

И я подумал тогда, что, должно быть, он единственный, кто желает, чтобы солнце погасло.

Или не один он такой?..

Действие первое

Квартира Цветковых. Двухкомнатная. Маленькая. Проходная. Кухня три на два с половиной. На кухне холодильник «Полюс», обклеенный переводными картинками, двухконфорочная плита, загруженная кастрюлями с въевшейся гарью, и стиральная машина размером с бочку. Здесь же навесной шкаф для посуды, над которым ничем не занавешенное окно в ванную. Впрочем, и в туалет тоже, так как санузел совмещенный. В большой комнате какие-то непонятной конструкции: шифоньеры разных цветов со съехавшими антресолями, прожженный диван, непарные кресла с расшатанными подлокотниками, серая тюль на окне, еще один холодильник и стоящий особняком на новенькой черной подставке новенький черный телевизор «КЕС».

Дверь во вторую комнату прикрыта.

Андрей и Батя сидят на диване. Андрей в белой рубахе, которая ему велика. В руке у Бати запакованный в целлофан пульт от телевизора, который он держит как самую великую ценность в мире.

Светка стоит возле шифоньера. Красится перед зеркалом на дверце. Она в халате.

БАТЯ. Во телик, да?! Всем теликам телик…

СВЕТКА. Заманал ты его уже со своим телевизором. Да, Дюха?

БАТЯ. Отвянь. Вякало. Чё ж ты старый-то не смотришь, а к нам всё бегаешь?

СВЕТКА. У нас кабеля в комнате нет…

БАТЯ. Хер на-ны! Не потому. А вот почему. (Нажал кнопку на пульте, телевизор включился. Запел Киркоров.) А!!! Как, Дрюня? Цвета, да?! А контрастность?! Фирма! Япония, поди. (Выключил.) Пускай покурит.

СВЕТКА. Пусть поёт.

БАТЯ. Кого?

СВЕТКА. Оставь Киркорова.

БАТЯ. Ни кого… Отдыхает пускай.

СВЕТКА. Чё он устал, что ли?

БАТЯ. Устал.

СВЕТКА. Ни чё он не устал. Чё ты его купил-то? Богу на него молиться?

БАТЯ. Всё. Не твоё дело. Иди свой и смотри.

СВЕТКА. Обломщик, блин.

БАТЯ. Не твоё дело.

СВЕТКА. Вот, Дюха, прикинь так вот всегда. Только чё-нибудь начнётся, он его вырубает. Или кино на самом интересном месте.

БАТЯ. Не твоё дело. Кинескоп садится. Всё. Свободна. А то Куркова её подавай…

СВЕТКА. Даун ты, папик.

БАТЯ. Не твоё дело…

Светка смеётся.

С кухни приходят Гена и Зина. Несут стол.

Гена в трико с дыркой на промежности и мокрой от пота майке. На голове у него плешня. Лоб в испарине.

Зина в мужском пиджаке.

АНДРЕЙ (встаёт). Ма, помочь?

БАТЯ. Сиди. (Встаёт, отбирает у Зины край стола. Устанавливают стол возле дивана.) Харе! Харе! Телевизор мне не разгокай!

СВЕТКА. Мамик, там Киркоров поёт. Скажи ему, чтоб включил.

ЗИНА. Скажи.

СВЕТКА. Чё трудно?

ЗИНА. Трудно. (Уходит на кухню).

Батя уходит в ванную. Уносит с собой пульт.

СВЕТКА (злобно). Жабо в трусах. (Гене, который сел в кресло.) Чё расселся-то, мерин?

ГЕНА. А чё?

СВЕТКА. В ноздрю. Иди ей помогай.

ГЕНА. Жарится еще.

СВЕТКА. Помойся тогда иди. Прёт как от козла.

ГЕНА. Успеется.

СВЕТКА. Да делай, чё хочешь… (Поворачивается к зеркалу, пудрится.)

ГЕНА (хлопнул ладонями по коленям, смотрит на Андрея). Ну чё?

АНДРЕЙ. Чё?

ГЕНА. Рассказывай.

АНДРЕЙ. Про чё?

ГЕНА. Как сидел… Про всё, короче.

СВЕТКА. Чё ты к нему прикопался? Мусор, что ли?

ГЕНА. Чё я? Просто я. Интересно…

СВЕТКА. Дуй на кухню.

ГЕНА. Жарится еще.

СВЕТКА. Порежь чё-нибудь. Давай, Котовский.

ГЕНА (встал). Я тебе говорил — не называй меня так.

СВЕТКА. Ну дак ты же Котовский у нас.

ГЕНА. Не Котовский я.

СВЕТКА. А лысый тогда почему?

ГЕНА. Я не лысый.

СВЕТКА. А какой ты? Кучерявый?

ГЕНА (пытается закрыть остатками волос плешь). Средний…

СВЕТКА. Среднелысый или среднекучерявый?

ГЕНА. Средневолосатый.

СВЕТКА. Аааа. Ну так давай, средневолосатый, дёргай на кухню. Заманал.

Гена уходит.

Ну чё, Дюха, как тебе мой кроко? Замазка, блин, оконная. Кукарача я вся смеюсь и плачу. Прорабом еще как-то работает. Трусы по две недели не меняет. Я его щас, слава богу, на раскладушке ложу. А сама с Ленькой сплю. А то вонина несусветная. Ты Леньку-то не видел еще, да? Завтра увидишь. Мы его к бабке отвели. К свекрухе. А то ж пьянка будет. Не фиг мешаться.

Входит Гена. Ставит на стол тарелку с хлебом и трехлитровую банку с морсом.

ГЕНА. Запивон.

СВЕТКА. Без сопливых…

Гена уходит.

АНДРЕЙ. А у вас уже деньги другие какие-то, да?

СВЕТКА. Чё? А. Ну.

АНДРЕЙ. Ну, я видел…

СВЕТКА (закончила краситься, повернулась). Ну как? Шик, блеск, красота?

АНДРЕЙ. Да.

СВЕТКА. Ну дак. Я еще девочка хоть куда. Хоть по вызову работай. У меня, прикидонь, одна подруженция там пашет — четыреста за ночь. Можно жить, да? Вся уже оделась вся. Косметика только Франция чисто. Комбинации всякие, грации, труселя — всё дешевле двухсот не берёт. Можно жить, да? А у меня, блин, китай-сарай всё. Гульнуть даже не в чем. А ей-то тоже уже тридцатка вся есть уже. Да я и не корявее. Так что считай.

Шумит в туалете сливной бачок.

Появляется Батя. Застёгивает одной рукой ширинку. В другой — пульт.

БАТЯ. Селёдка ваша, ити её мать!

СВЕТКА. Чё?

БАТЯ. Протащило чё…

СВЕТКА. Это у тебя лямблии.

БАТЯ. Херамблии. Говорил же — порченая она. Нет и всё. Где там маманя-то? Садится пора. (Идёт на кухню.)

СВЕТКА. И вот, прикидонь, по четыреста за ночь, да. В месяц, если без выходных… А на коё они нужны — не мешки же таскать, правильно? Так вот в месяц это у нас, знаешь, скоко получается?

Андрей жмёт плечами.

Двенадцать косарей! Круто, да? Это если даже по два косаря на хавку и так там в месяц, десятина-то остаётся. Это за год квартиру можно даром купить, правильно?

АНДРЕЙ. Наверно…

СВЕТКА. Не наверно, а точно. Так что считай…

Возвращается Батя. В одной руке у него три бутылки «греческого коньяка» по ноль-семь, в другой — три тарелки с закуской. Пульт перекочевал в карман рубахи.

БАТЯ (улыбается). Коньячок наш. Семидесятиградусный. Специально нагнали. На орешках кедровых стоял. (Ставит всё на стол, достаёт пульт, жмёт кнопку. На экране программа «Время».) «Время» уже. Давайте садится. (Выключает телевизор.)

СВЕТКА. Оставь. Пускай идёт, чё ты?

БАТЯ. Чё тебе?

СВЕТКА. Пускай идёт. Чё выключил-то?

БАТЯ. Не твоё дело. Свой купишь и гоняй.

СВЕТКА. Ой, заманал уже со своим телевизором. У тебя уже маразм, папик. (Идёт на кухню.)

БАТЯ. Не твоё дело. (Садится рядом с Андреем, демонстрирует пульт.) Не разбираешься в японском, случайно? А то тут, смотри, сколько кнопок еще всяких неизвестных. Боюсь нажимать даже — вдруг чё. Не разбираешь, значит?