Даниель Бесс - Директора Страница 11

Гренель. Договорились. Благодарю, господин Директор.

Монпарнас. Возьмите мою машину, офис Лувра в двух шагах.

Гренель. Благодарю, господин Президент.

Монпарнас. Простите мне еще один вопрос. У вас есть мужчина?

Гренель. Не здесь, господин Президент.

Монпарнас. Спасибо (Гренель уходит). Отличная попка!

Берси. Отличная попка, господин Президент!

Монпарнас. И попкой ведь не ограничивается, Берси. Спереди она тоже совсем не дурна, а?

Берси. Тут нечего и спорить, господин Президент.

Монпарнас. Это вы взяли ее на службу, Берси? Мои поздравления! Не скучаете, должно быть. Устройте так, чтобы она была в воскресенье, я хочу, чтобы она познала газон, заделаю с ней луночку, а то и две, чтобы ее испытать. Уверен, что она протащится от лужайки! И повнимательней, Берси, никаких глупостей в передаче Пале-Рояля. Я хочу иметь полную информацию относительно всего сказанного там, вы слышите? Чтобы на сей раз никаких историй с ПР-директором… О вашем повышении поговорим в следующий раз, сейчас надо всё решить со сбытом. В такой фирме, как наша, всегда было непросто попасть в административный совет.

Сцена 11

Холл Дельта-Эспас, пятница, 9 часов утра.

Шатле. Здесь дышать невозможно. Ей-богу, я рад, что сматываюсь. Никогда мне не хотелось надолго задержаться в этой конторе и сделать здесь карьеру. Для этого потребовалось бы слишком кардинально всё изменить. А Берси не из тех, кто способен навести порядок! Так что, вряд ли что тут изменится! Хорошо, что ухожу! Да, я … просто в бешеном восторге! Значит, на будущей неделе?

Одеон. Если невозможно будет устроиться в Тиране, мы всё закончим по дороге. Она такая красивая, взгляните на фотографию, глаза огромные.

Шатле. Вы мне уже показывали…вчера утром и вчера вечером.

Одеон. Да, действительно… я волнуюсь каждый раз, когда на нее смотрю.

Шатле. Она красивая.

Одеон. Все будут ее любить. Я очень взволнован.

Шатле. И правда, есть отчего… я вас понимаю.

Одеон. Мы спасем ее от катастрофы и подарим настоящую жизнь. Я уже люблю ее.

Шатле. А как ее зовут?

Одеон. Сначала мы хотели назвать ее Этуаль, но подумали и решили, что это несколько претенциозно.

Шатле. Да, Этуаль… для албанки… я не уверен, то есть, мне кажется, как-то напыщенно.

Одеон. В конце концов, решили назвать Европой, такое будет у нее имя.

Шатле. Да, Европа лучше, вы правы, звучит красиво и основательно.

Одеон. Да, Европа — это прекрасно… Европа.

Шатле. Как прошла вчера ваша беседа у Альстхома, они вас берут?

Одеон. Плохо прошла. Должно быть, я чересчур был уверен в себе. Во мне скопилось столько мерзостей внешнего мира, что это плохо на меня повлияло. Надо бы поменьше пить кофе и побольше транквилизаторов, а, возможно, и наоборот, не знаю. Такое ощущение, словно в голове у меня постоянно жужжит муха. А как у вас с Буйгом?

Шатле. Работа совершенно не соответствовала искомой. Жалкая работенка, никакой самостоятельности, дьявол меня побери!

Одеон. А Лионские воды?

Шатле. Бесспорно, место отличное. Но не всё понятно, не всё так очевидно. Я должен получше познакомиться. Они там фанатики…полные фанатики своего дела… я на них запал, особенно на директора по кадрам, рыженькая такая с белой кожей, очень сечет в психологии, похожа на Мирей Пигаль из телесериала, от которой я тащусь! Еще одна из тех, кто захочет, чтобы я сделал ей ребенка.

Одеон. Стало быть, вы согласились?

Шатле. Пока думаю, есть еще хорошее предложение от Пешиней, но я предпочитаю не торопиться и как следует всё продумать… не хотелось бы оказаться под началом какого-нибудь из моих бывших товарищей по карьере… Ну, да ладно, а вы-то как, Одеон, у вас как всё складывается? Вы мне ничего не рассказали о том подходящем месте, где и люди были интересные, что-то связанное с экспортом?

Одеон. Да, было такое, но я быстро понял, что не буду в прямом контакте с этими людьми. И, знаете, это не совсем директорское место. Кроме того, мне сказали, что мой графологический анализ несовместим с графологическим анализом генерального директора. Надо было, наверное, принять побольше транквилизаторов.

Шатле. Это помогает?

Одеон. Надеюсь, что так…Но почерка все равно изменить не может. Я всё спрашиваю себя, что же может быть в моем почерке такого уж несовместимого. А вы, что вы думаете о моем почерке?

Шатле. Даже и не знаю… я вашего почерка не знаю.

Одеон. Нате, посмотрите мою записную книжку (Пауза) Ну как?

Шатле. …Даже и не знаю, что подумать, я ведь не графолог.

Входит Данфер

Данфер. Приветствую вас, господа, всё хорошо? Не знаете, Берси на месте?

Шатле. Плевать я хотел, дорогой мой Данфер, на месте он или нет. Еще недельку здесь протяну, а потом пошли вы все к такой-то матери, как говорят древние греки! Все равно вкалываем впустую.

Данфер. Лично у меня нет такого ощущения.

Шатле. Потому что вы наивный человек!

Данфер. Что вы этим хотите сказать?

Шатле. Полно, полно, вы прекрасно знаете, что выигрывает контракт не самый компетентный, а тот, кто больше всех роздал шоколадок.

Данфер. Только не с англичанами. Они все же европейцы!

Шатле. Ну и что, поэтому отличаются от всех остальных?

Данфер. Это была бы большая неожиданность.

Шатле. Да что вы вообще об этом знаете? Даже если бы была и неожиданность. Хорошо известно, что, если любишь шоколад, сопротивляться бесполезно, будь ты англичанин или кто другой.

Данфер. Не надо, не надо, то, что вы говорите, просто смешно.

Шатле. А если бы речь шла не об англичанах, а об арабах, вас бы это меньше шокировало, не так ли? С арабами ведь всё иначе, правосудие закрывает глаза, средства информации закрывают глаза, все закрывают глаза, потому что так уж повелось: дабы встретиться с кузеном Абдаллахом и сладить с ним дельце, его нужно зарыть в шоколад с головы до ног. Но у нас, на Западе, мы никакими махинациями не занимаемся, у нас по-другому повелось. Все притворяются, что верят, будто можно продавать ракеты, как продают конфеты в магазине Самаритен или кружевные трусики в магазине Бонмарше. На самом деле, продавать оружие — дело чертовски сложное.

Данфер. Вы просто обижены, оттого что уходите… я вас понимаю.

Шатле. Ну, ну, ну…только не пытайтесь заставить меня поверить, что можно заключить контракт просто так, единственно потому, что команда оказалась «топ», а цены «чип»… Какая наивность!

Данфер. Вы — пессимист.

Шатле. Да, я пессимист. Но такой контракт, как этот, можно заключить, только если руки полны шоколада, Данфер! И там, наверху, это хорошо известно! Так что, ни моя, ни ваша компетенция тут совершенно ни при чем.

Одеон. То, что вы говорите, обескураживает.

Шатле. Потому что это правда, дорогой мой Одеон! И совсем необязательно быть Иисусом Христом, чтобы это понять. Оглядитесь-ка вокруг, мы одни, старичок, в полном одиночестве.

Данфер. Хорошо, хорошо, до скорого (Уходит).

Шатле. Обратили внимание, как этот тип высоко себя несет? С тех пор, как его пригласили на прямой эфир к Пале-Роялю, он слетел с катушек и растерял последние шарики. Вы будете смотреть эту передачу? Я — нет! Чтобы лишний раз видеть их гнусные рожи и слышать лицемерные и якобы здравомыслящие речи о последних модах в военно-промышленном комплексе, нет уж, увольте! Только не это! А сам этот Пале-Рояль с его повадками жуликоватого и всем на уступки идущего священника! Какая дрянь! Хотел бы я попасть к нему на передачу хотя бы ради того, чтобы сказать всё, что я думаю по поводу его демагогической морали и дурацкой черной маечки под черным пиджаком! Какая пакость! А Гренель, она, видите ли, не собирается садиться ко мне в кадиллак. Кстати, теперь уже незачем и садиться, поскольку я уже ее трахнул.

Одеон. Вот как?

Шатле. А вы как думали? Но она совсем не подарок… под этими ее пиджаками — вполне банальная мымра… мещаночка… истеричка! Кстати, в пиджаках или без все они — шлюхи! А, кстати, как поживает ваша сестра?

Одеон. Неплохо, но почему вы спрашиваете?

Шатле. Сам не знаю, просто захотелось узнать, лучше ли она себя чувствует… то есть, я хочу сказать… она из больницы-то вышла?