Иоганн Гете - Великий Кофта Страница 11

Маркиза. Прости нам чисто женское нетерпение, дай узреть твой лик, вот уже много месяцев мы изнываем по тебе.

Музыка, как прежде. Человек под покрывалом встает и застывает неподвижно.

Маркиз. Дозволь нам приблизиться к тебе, облобызать край твоей одежды. Желания, которые столь долго дремали в наших сердцах, теперь пробудились и стали мучительными.

Музыка, как прежде. Человек под покрывалом медленно сходит по ступеням.

Племянница (тихо). Я вся дрожу.

Каноник. Не скрывай от нас более сияния твоего лица.

Все. Великий Кофта, мы просим!

Музыка, несколько быстрых тактов. Покрывало спадает.

Все (одновременно поднявшись с колен и сделав шаг вперед). Граф!

Юноши встают.

Граф (выходя вперед). Да, граф! Человек, доселе известный вам под именем, которым называет его мир в настоящее время. О вы, слепые! Жестокосердые! Скоро год, как я живу подле вас, просвещаю ваше невежество, оживляю ваш застывший ум, толкую о Великом Кофте, делаю недвусмысленные намеки, а вас так и не осеняет истина, что вы ежечасно зрите перед собой того, кого ищете, что сокровища, которых алчет ваша душа, вы каждодневно черпаете из его рук, что у вас больше причин приносить благодарность, нежели домогаться милости. Однако я сострадателен к ограниченному человеческому уму, я снисхожу к вашей слабости. Зрите же меня во всей славе моей, пусть меня узнают глаза ваши, коль скоро сердце ваше меня не признало! И ежели власть, которую я возымел над вашими умами, ослабила вашу веру, уверуйте в чудеса, которые я совершу вне вас, но в вашем присутствии.

Каноник (в сторону). Я удивлен!

Кавалер (в сторону). Я поражен!

Маркиза (в сторону). Его наглость превосходит все мои ожидания!

Маркиз (в сторону). Любопытно, к чему он клонит.

Граф. Вы ошеломлены? Вы опускаете взор? Не смеете хотя бы украдкой взглянуть на меня? Обратите же свое лицо ко мне, посмотрите мне в глаза радостно и доверчиво, отбросьте страх и воспряньте духом!.. Воистину, вы зрите перед собой человека, который не менее стар, чем египетские жрецы, не менее возвышен, чем индийские брамины, который возмужал в общении с великими мира сего, вот уже много столетий вызывающими людские восторги; человека, который стоит выше всех титулов и званий, пренебрегает земными благами, в тиши творит добро, приписываемое молвой то одной, то другой причине; который состоит в тайном, раскинувшемся по всему миру содружестве мужей, в большей или меньшей мере схожих друг с другом, редко привлекающих внимание своей личностью, но тем чаще — своими делами.

Каноник. Возможно ли, чтобы существовало множество тебе подобных?

Граф (указывая вверх). Все находит свое подобие, кроме одного Единственного!

Кавалер. Какая возвышенная мысль!

Маркиза (в сторону). Какой ловкач! Приплести к своему обману самое святое!

Граф. Вот взгляните: над этой головой не властно ни палящее солнце, ни колючий снег. Этой невооруженной простертой дланью я останавливал в пустынях Ливии рыкающего, голодного льва, этим голосом, который сейчас вещает вам, я грозил ему, покуда он не улегся у моих ног. Он признал меня, своего владыку, и я мог потом посылать его на охоту, — не для себя, ибо я не потребляю кровавой пищи, да и вообще почти не испытываю нужды в земной пище, но для моих учеников, для народа, который часто собирался в пустыне вокруг меня. Этого льва я оставил в Александрии, возвратившись, я найду в нем верного спутника.

Каноник. А другие мастера из твоего общества наделены столь же великими способностями?

Граф. Дары распределяются по-разному, ни одному из нас не дано сказать: я самый великий из всех.

Кавалер. А круг сих великих замкнут, или можно быть принятым в него?

Граф. Можно очень многим, удается очень немногим. Слишком велики препятствия.

Каноник. Если твое явление не сделает нас более несчастными, чем мы были ранее, дай нам хотя бы знак, куда следует направить свое внимание, свои помыслы.

Граф. Таково мое намерение. После всех испытаний, вами выдержанных, будет справедливо, если я проведу вас на шаг вперед и дам в ваши руки подобие магнитной стрелки, которая укажет, куда вам следует направить свой путь. Внемлите!

Каноник. Я весь обратился в слух!

Кавалер. Мое внимание достигло предела!

Маркиз (в сторону). Прелюбопытно.

Маркиза (в сторону). Что он еще собирается выкинуть?

Граф. Коль скоро человек не удовлетворен силами, данными ему природой, чает лучшего, жаждет более высокого; коль скоро он стремится ступень за ступенью приобрести несокрушимое здоровье, долгую жизнь, неисчерпаемое богатство, благосклонность людей, послушание зверей и даже власть над стихиями и духами, — он не может обойтись без глубокого знания сил природы. Вот к ним-то я и приоткрою дверь. Величайшие тайны, силы и энергии покоятся сокрыто — in verbis, herbis et lapidibus.

Все. Как, как?

Граф. В словах, травах и камнях.

Пауза.

Маркиза (про себя). В камнях? Если он про те, что лежат у меня в кармане, он совершенно прав.

Маркиз. В травах? Принято говорить, что еще не выросла та трава, которой дано увеличить отмеренный нам жизненный срок, однако вам такая трава, без сомнения, известна, ибо вы не только прожили долгую жизнь, но и сохранили всю свою силу, свой внешний облик.

Граф. Бессмертие — удел не всякого.

Каноник. В словах? Здесь мне видится главное, о мой высокий наставник! Без сомнения, вам ведом язык, ведома письменность, с помощью которых обозначают совсем иные предметы, нежели те, которые единственно и можно выразить жалкими звуками нашего языка. Без сомнения, тебе ведомы и тайные знаки, посредством коих Соломон заклинал духов.

Граф. Ведомы все, все они, и удивительнейшие знаки, которые кому-либо доводилось видеть, и слова, которые едва ли посмеют вымолвить уста человеческие.

Кавалер. О, выучи нас твоему языку, буква за буквой.

Граф. Прежде всего вам надлежит усвоить, что истина не в устах и не в слогах, ими произносимых, а в сердце, которое направляет эти слова к устам. Вам предстоит узнать, какой могучей властью над духами обладает невинная душа.

Племянница (про себя). О, боже! Сейчас он вызовет меня. Я трепещу, я содрогаюсь! Я дурно сыграю свою роль! Мне бы хотелось быть сейчас далеко-далеко отсюда и никогда не видеть этого человека.

Граф. Приблизься, прекрасное, непорочное дитя, без страха и тревоги, приблизься, исполненная кроткой радости, ибо ты предназначена для счастья, о котором столь многие тщетно мечтают.

Каноник. Что-то будет?

Кавалер. Что вы задумали?

Граф. Ждите и примечайте!

Музыка. Граф подает знак, и из пола вырастает треножник, на котором укреплена освещенная сфера. Граф подзывает племянницу и накидывает на нее покрывало, которым прежде был укутан сам, но так, чтобы не закрыть ее лица. Она становится позади треножника. В ходе этой пантомимы граф меняет надменный вид на ласковый и учтивый, можно сказать — подобострастный по отношению к племяннице. Дети с кадильницами приближаются к треножнику. Граф стоит ближе всех к племяннице, остальные группируются по собственному усмотрению. Юноши выстраиваются на авансцене. Племянница с величайшим вниманием смотрит на сферу, собравшиеся — на нее. Она пытается произнести какие-то слова, потом снова глядит на сферу, вдруг удивленно откидывается, как бы увидев что-то неожиданное, и застывает в этой позе. Музыка смолкает.

Что ты видишь, возлюбленная дочь? Не пугайся, сосредоточься! Мы все с тобой, дитя мое!

Кавалер. Что она могла увидеть? Что она скажет?

Каноник. Тише, она хочет говорить.

Племянница произносит несколько слов, но очень тихо, так что разобрать их невозможно.

Граф. Громче, дитя мое, громче, чтобы мы все тебя поняли!

Племянница. Я вижу свечи, ярко горящие свечи в великолепном покое. Теперь я различаю китайские ковры, позолоченную резьбу, люстру. Множество огней слепит меня.

Граф. Принорови свой взгляд к этим огням, смотри пристально, что ты теперь видишь? Есть ли кто в этом покое?

Племянница. Здесь — не торопите меня… здесь в мерцающем пламени свечей… я вижу даму, сидящую у стола; она пишет, она читает.