Юлиу Эдлис - Прощальные гастроли Страница 2

Рудакова. А падать много ума не надо.

Голос диктора по радио: «Граждане пассажиры, скорый поезд Харьков — Москва отправляется со второго пути. Провожающих просят выйти из вагонов. Повторяю, скорый поезд Харьков — Москва отправляется со второго пути…» Марш. Поезд дернулся, бутылка упала с верхней полки.

Рудакова (подхватила ее на лету; Гараниной). Растирание для Жени. Как в воду глядела, что она откуда-нибудь свалится.

Гаранина (усмехнулась). Наружное?

Рудакова (с вызовом). Не обязательно.

Гаранина (о рюмках на столе). Скорее гомеопатическое, уж больно тара мелка.

Поезд тронулся, пошел, плавно набирая ход.

Рудакова (еще более демонстративно). Можно взять у проводника стаканы.

Щипалина. Куда ты все торопишься, Вера? До Москвы нам ехать и ехать, целых четыре часа.

Рудакова (согласилась). Тогда уж лучше из этих наперстков, не так скоро прикончим.

В купе входит проводник.

Проводник (о бутылке). Русским же языком! Хотите, чтоб с поезда сняла? И на работу сообщим, и куда надо, теперь это просто.

Рудакова (ей). Откуда ты такая бдительная на нашу голову?!

Щипалина. Ну почему ты сразу так грубо, Вера! (Проводнику.) Не обращайте внимания, это она так к слову.

Проводник. Ну, артисты…

Щипалина. Да, на гастроли в Москву. В столицу!

Проводник. Ну, в нее-то теперь только ленивый не ездит. (Недоверчиво.) А что, и вправду — артистки?

Гаранина (усмехнулась). Не похоже?

Проводник. Да как сказать… На открытках- то у них лица — одно к одному… Билеты и по рублю за постель. Трое вас пока?

Рудакова (отдает ей свой и Щипалиной билеты и деньги.) И ты к нам, мать, Посторонних не подсаживай смотри. Тут все свои.

Проводник. Подсажу, куда вы денетесь. Вон в Харькове спальный один не прицепили, а билеты по линии проданы. Обязательно подсажу.

Гаранина (отдает ей билет и деньги.) Как это — не прицепили?

Проводник. Спасибо, тепловоз не забыли подать, а то бы вам до Москвы пешком пришлось. Вот этих, которым билеты проданы, и будем по другим вагонам распихивать.

Рудакова (не скрывая радости.) Так это же наши, начальство, накрылись! Как бы «мадам» на боковую полку в общий бесплацкартный не турнули!

Проводник. так что ждите гостей. (О бутылке). А уж насчет этого… (Ушла).

Рудакова (деловито — о бутылке). Надо было мне ее клюквенным морсом закрасить, не догадалась…

Щипалина. Кого?

Рудакова. Кого-кого… Ладно, чуток отъедем, страсти улягутся. А за что она рубль-то взяла? Нам же не спать, Четыре часа и — «здравствуй столица, здравствуй, Москва!»

Щипалина (напела). «Здравствуй, московское небо…»

Гаранина. Четыре часа езды, а сколько лет не бывала — так, чтобы не проездом… А ведь я, подумать, коренная москвичка…

Рудакова. Ну я-то не одного выходного не пропускаю — за продуктами. Бытсектор в месткоме, захомутала общественность. Правда, в очереди столичной постоять — одно удовольствие, такого наслушаешься…

Щипалина. Москва, институт… Лучшие, можно сказать, годы, как вспомнишь. (Вздохнула). Тогда-то казалось, руку протяни — и ты во МХАТе, в Вахтанговском, в Камерном… Не получилось.

Рудакова. Что это у тебя не получилось-то?

Щипалина (без жалобы). Жизнь.

Рудакова. Удивила!..

Щипалина. Общежитие на Трифоновке, комната коек на двадцать, и наши гитисовские, и консерваторские, и из циркового, и еще кто-то… Музыканты запирались в уборных — гаммы играть, иначе оглохнуть было можно, особенно духовики… Стипендия крохотная, а цены коммерческие, не подступишься. Голодные, одно платье на все случаи жизни, а вся жизнь — институт, курс, репетиции… И все Джульетты, Дездемоны, Нины заречные… и ни одной бездари, каждая — Ермолова, Комиссаржевская… Господи!.. А потом — всех на периферию, в провинцию… Нет, я-то за Львом Никитичем, я за ним тогда — хоть на край света! (Рудаковой). Видела бы ты его!.. Он только-только с фронта вернулся, молодой, красивый, высокий, голубоглазый… И костюм у него тоже был голубой, трофейный… даже не голубой, а какой-то прямо-таки небесный! Ах, какой он был тогда!.. Вот только со вкусом у него плоховато обстояло, как выяснилось.

Гаранина. Это еще почему?

Щипалина. А сколько за ним девчонок с курса в эту тьмутаракань поехало, а он (о Рудаковой) ее из самодеятельности на главные роли взял, да еще сверх того и женился. Прямо патология какая-то!

Рудакова. А что он потом на тебе женился — от большого вкуса, скажешь?

Щипалина. Ну, после тебя-то ему и небо в овчинку показалось. (Помолчала.) Одного себе не прощу — что детей у меня от него не было.

Рудакова. Чтоб камень на шею навесить, да? Чтоб — твой и ничей больше?!

Гаранина (Рудаковой). Не знаю, как ей, а тебе бы пошло хоть дюжину нарожать.

Рудакова. А много ты в театре желающих в отцы видела?! Даже мы с ней, хоть и побывали вроде замужем, так и то за одним и тем же мужиком, такая статистика тебя устраивает? Не считая уж, что он и от нее опрометью сбежал к «мадам». Три бабы — на одного лысого гипертоника. А ты — дети!..

Гаранина. Ну, гипертоником он был не всегда…

Щипалина. И лысым тоже, между прочим. (Рудаковой.) Даже после тебя и то волосы еще вились, такая волна, когда зачесывал…

Рудакова. А я вперед смотрела — НА тебе боже, что нам не гоже. А вот уж после тебя-то он достался «мадам» — выкрасить и выбросить.

Щипалина (неожиданно). А все-таки это очень хорошо, что ее попрут из эс-вэ в общий бесплацкартный! Рано или поздно, а справедливость торжествует.

Гаранина. Ох, и не обожаете же вы Викторию Дмитриевну!

Рудакова. Много чести! Начхать мне на нее!

Щипалина. А я вот отношусь к ней вполне нормально. А что выставляется, так хотела бы я посмотреть (Рудаковой) на тебя на ее месте, можно себе представить!

Рудакова. Не смешите меня, Евгения Ростиславовна!

Щипалина. К ней я отношусь нормально, а Льва Никитича люблю, да, если уж ты это от меня хотела услышать. Несмотря ни на что. я в нем художника люблю, большого.

Рудакова. Только не надо, Евгения Ростиславовна, не надо! Это мы уже проходили — «она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним». Не надо! Баба мужика любит не за что-нибудь, а вопреки всему!

Гаранина. Бедняжки вы мои, вот что.

Рудакова. Бедняжки!.. Тебе-то откуда знать, ты-то за ним замужем не была, как мы с ней, две чокнутые. И в любовницах не числилась.

Гаранина. Не городи чепухи, Вера!

Рудакова (о Щипалиной). Разве что при ней. При мне-то и муха не пролетит!

Щипалина (не без язвительности). Как видишь, пролетела…

Рудакова. Это ты-то?! (Гараниной.) Ты — умная, Нина, тебя на этот крючок не подцепить, твое счастье.

Гаранина (усмехнулась). Да уж… пронесло.

Щипалина. Прямо вижу, как она тащится через весь состав — шляпка сбилась набок, краска сползла, лохмы во все стороны… Встретилась бы она мне сейчас!..

Рудакова. За чем дело стало? Пойди навстречу, в поезде не разминешься. (Неожиданно.) А за что мне его любить — то?.. За то, что жизнь мне сломал?..

Гаранина. Ну уж и сломал…

Рудакова. Я не о том, что женился, а потом бросил, с кем не бывает. А то, что взял из самодеятельности и голенькую на сцену вытолкнул… Знаете, сколько мне в автобусном парке в месяц с премиальными набегало?.. Втрое против моей теперешней ставки. Не о том речь, наплевать. Но я же и вправду первый талант у нас в драмкружке была, а как пела, плясала — сама у себя перед глазами стою! Гибкая, тоненькая, улыбка с утра и до вечера во все зубы…

Щипалина (не удержалась.) И куда все подевалось?..

Рудакова. А он меня — в гадюшник этот ваш, на съедение!

Щипалина. Так ты и дашь себя съесть! Сама, кого хочешь слопаешь, не поперхнешься! И обижаться тебе на Льва Никитича нечего — он тебе сначала роль за ролью давал.