Женщина с большой буквы Ж - Барякина Эльвира Валерьевна

Эльвира Барякина

Женщина с большой буквы Ж

Счастье – это когда есть, кого

любить, что делать и на что надеяться.

Китайская поговорка

Дневник

[7 мая 2005 г.]

Я уже пыталась заводить дневник. Во втором классе учительница велела нам следить за природой и отмечать наиболее интересные явления. Первая запись в моем дневнике гласила: «Бабушка боится мышей». Вторая: «Живая мышь – 1 руб. 30 коп. Дохлая – 2 руб.».

В честь поступления в университет мама подарила мне адресную книжку небывалой красоты: атласная бумага, кожаный переплет. Похабить ее телефонами ЖЭКа у меня рука не поднималась, и я начала записывать туда мысли.

На букву «А»: «А на меня Извольский смотрит!»

На букву «Б»: «Баранова – дура».

На букву «В»: «Верность – вот чем я его замучаю!»

Летопись обрывалась на странице с буквой «Ж». Понятно, что на ней было написано.

В течение последующих двадцати лет я писала все, что угодно, кроме дневника, – романы, уставы и заявления в ЗАГС. Вчера мой психоаналитик Арни сказал, что без дневника мне больше нельзя.

– Записывай все, что тебя волнует. Спроси себя, кто ты?

Кто я? Я человек необычной биографии и необычных страданий.

Меня зовут Мардж Тенш. Когда-то была Маргаритой Теньшовой, но со временем часть имени отвалилась.

Живу в Северном Голливуде, самом паршивом городе на свете.

У меня отвратительная работа: я литературный агент.

У меня дурацкое хобби: я пишу книги.

У меня толстая попа.

У меня нет мужа, детей и полезных привычек. Зато у меня есть место на кладбище.

Мы с Мелиской ездили туда на прошлой неделе. Посидели на могилках, поскорбели.

– Лучше всего хорониться в Италии, – сказала Мелисса. – Там что ни склеп, так дворец. А у нас на кладбищах только коз пасти.

Она ворчала, потому что ей досталось место под забором.

– Зато у меня будет самая интересная табличка. Ко мне даже экскурсии будут водить! Знаешь, что я напишу?

– Что?

– «Омолаживающая могила доктора хиромантических наук мадам Мелиссы Тернер. Исцеление от бородавок и женского недомогания».

А я решила, что у меня будет только имя и эпитафия по-русски:

Любви искала – так и не нашла,

И Нобелевку, жаль, не получила,

Зато сия изящная могила

К моей фигуре очень подошла.

Судьба человека

[8 мая 2005 г.]

Аквариум во всю стену, на столе – проволочный человечек в лодке. Мой психоаналитик Арни называет его «Пациент, гребущий к счастью».

Когда мы встретились в первый раз, Арни спросил:

– Почему вы здесь?

– Да вот – смысл жизни потеряла. У вас он нигде не завалялся?

Арни похихикал и начал меня хвалить. Так я стала его постоянным клиентом.

У него приятный голос и горячие ладони. Темечко покрывает белая грива, и, когда Арни сидит у окна, вокруг его головы зажигается нимб.

Он умеет расспрашивать так, что ты чувствуешь себя звездой: твоя дурь – это благородное заболевание, твои тараканы в башке бесценны.

Половина голливудского бомонда лечится у Арни от плохого характера. Мне лестно находиться в такой компании. Придешь к нему на прием, опустишься в кресло: «А ведь на этом месте сидели самые известные задницы мира!»

Мы разгребаем мою биографию, как археологи – древние развалины. Особо тщательно Арни копается в детстве. Оно у меня уникальное, такого ни у одной голливудской звезды нет: папа-коммунист, мама-передовик. Сам Арни рос в пятидесятые, во время «охоты на ведьм», и для него это звучит как «папа-вампир, мама-оборотень». Я с удовольствием щекочу ему нервы – мне нравится удивлять человека, которого ничем не удивишь.

Иногда мы спорим. Арни пытается доказать мне, что смысла в жизни нет и быть не может. Ну как же не может, если раньше он всегда был?

Поначалу он заключался в маме. Помню, как я ждала ее с работы. Заберусь на подоконник, подожму колени к подбородку и смотрю на улицу. Вдруг сейчас в толпе мелькнет белая шапка?

Потом было много других смыслов. Постепенно мамино место заняла наша дворовая компания. Мы прыгали с крыш гаражей и лазили в подвалы с дурной репутацией. Наша стая казалась нам центром вселенной: ее признание было высшей наградой, ее порицание – катастрофой.

Казалось, планеты не должны сходить с орбит, но однажды я обнаружила, что вращаюсь уже вокруг другого «солнца». В моей душе поселилась Любовь, и там не оставалось места ни для кого, кроме ясноглазого Запаскина. В университете его заменил доцент Пьющенко. Ему на смену пришел муж № 1 – Димочка Кегельбан, который вывез меня в Америку. Объекты были не так уж и важны для меня, важно было хмельное чувство влюбленности и желание петь, летать и умереть одновременно.

Моя любовь сдохла, не выдержав конкуренции с реальностью. Деньги! Вот о чем я думала, шлепая мимо роскошных нью-йоркских витрин: «Люди, скиньтесь по доллару мне на богатство! От вас не убудет!» Но людям было жалко.

Деньги появились вместе с работой в престижном журнале. Я засиживалась в редакции до полуночи и вместо снов видела производственные совещания. Но потом меня уволили по собственному желанию президента.

На меня снизошло откровение: Господи! Да я тратила жизнь на то, что мне было не нужно! Я сто лет не была в театре! Мои платья выходили из моды до того, как я успевала их надеть!

Я вышла замуж за военного фотокорреспондента и переехала в Лос-Анджелес. Теперь мне хотелось самоуважения: я думала открыть свою фирму, ездила в Африку, развелась с мужем № 2 и завела мужа № 3 – миллионера и процветателя. Пенсия подходила ближе, и ничего не было сделано для бессмертия.

Бог хлопнул в ладоши, и мир опять перевернулся. Мне показалось, что я должна стать известным писателем. Хозяевами моей жизни стали мифические люди – читатели, которых я знать не знаю, но от которых зависело все: и моя самооценка, и настроение, и вера в успех. Я писала книги, публиковала их и каждый раз ждала СЛАВЫ. Но ничего не происходило.

Переосмысление произошло из-за Бориса Стругацкого. Я не помню, как это звучало дословно, но он сказал, что вне зависимости от качества книги всегда найдутся люди, которым она понравится, и люди, которые ничего не оценят. При этом подавляющему большинству будет совершенно наплевать на твое творчество.

Я опять слетела с орбиты…

Слушая мои признания, Арни сплетает пальцы на колене.

– Ты уже начала вести дневник?

– Да.

– Тогда пиши еще и мемуары. Так мы сможем обнаружить истоки проблемы.

Арни как-то говорил мне, что депрессии в основном проистекают от избытка свободного времени. Похоже, он решил лечить меня трудотерапией: если я все время буду писать – мне некогда будет обдумывать свое несчастье.

А все-таки без смысла жить нельзя… Вокруг какой бы звезды мне повращаться?

– Барбара! – зову я домработницу. – Отгадай загадку: что такое – большое, светлое, вдохновляет, ободряет, освещает путь и должно присутствовать в жизни каждого человека?

Барбара – волоокая мексиканская дива – выходит из кухни.

– Холодильник?

Женщина американского кинорежиссера

[24 мая 2005 г.]

Я безумно влюблена в Кевина – режиссера и сукина сына. Безумно не потому, что ночей из-за него не сплю, а потому, что он давно и безвозвратно женат.

Кевин хорош собой. В его годы иметь крепкие зубы и скромную лысину – это большое достижение.

Мы познакомились в застрявшем гостиничном лифте. Я поднималась в номер к знакомому писателю и несла ему в подарок бутылку мартеля. А Кевин хотел скрыться у себя от журналистов. Секса у нас не было. У нас было распитие спиртных напитков в общественном месте.

Мы сидели, прислонившись друг к другу, и Кевин рассказывал, как шевалье де ла Круа-Мароне изобрел коньяк:

– Он был законченным алкоголиком. Один раз надрался до того, что ему привиделся Сатана. Дьявол захотел выпарить из него душу и кинул шевалье в чан с кипятком. Варил да приговаривал: «Так просто твою душеньку не вынешь! Тебя нужно два раза сварить!» Очухавшись, благородный мусье решил вынуть душу из вина. Перегнал его по дьявольскому рецепту два раза. Попробовал – вкусно. С тех пор коньяк так и делают.