Владимир Шахнюк - Веселое и грустное Страница 13

— Папаша, вы ответите перед историей! — выпалил я угрозу мрачным голосом героя древнегреческой трагедии.

Я рассчитывал на психологический нокдаун, а получился классический нокаут. Швейцар знал, как можно отвечать перед народным судом, перед господом богом и перед директором техникума Полищуком, однако же не имел понятия, как держать ответ перед загадочной историей. И пока несчастный пребывал в глубоком нокауте, я проскочил мимо него, сдал бумагу и, взбежав по лестнице на второй этаж, робко зашел в аудиторию.

Экзаменатора еще не было. За столами сидело несколько десятков будущих публицистов и очеркистов. Жалких и испуганных. Казалось, они застыли в тревожном и томительном ожидании грозного судьи, который войдет и зловеще произнесет:

— Встать, суд идет!

Но вошел улыбчивый молодой человек и тихо по-домашнему запросто сказал:

— Запишите темы…

Из трех названных тем была и такая: «Как я ехал на экзамены».

Эту тему я решительно отверг. Причина вам уже известна.

СОРОК ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ…

Даже статистика, которая все знает, едва ли ответит на вопрос, сколько же на белом свете людей, лишенных чувства юмора. Личные наблюдения дают мне право подозревать, что их больше, чем нам кажется.

Как-то мне привелось в сатирическом отделе газеты поместить пару шутливых объявлений. Разумеется, критического плана. Одно из них гласило: «Улановскому райисполкому требуется рабочая сила для оживления культурно-массовой работы в сельских клубах».

И что же? По «объявлению» вскоре зачастили ходоки в райисполком. Они настойчиво предлагали свои услуги. Никакие объяснения не помогли. Посетители твердо стояли на своем: в газете пропечатано, стало быть, давай работу!

Просматривая подшивку газеты «Красный Крым» за 1925 год, обратил внимание на небольшую критическую заметку, подписанную псевдонимом Икс-Волк. В ней шла речь о весьма свободных нравах Пушкинской улицы в Симферополе. Все изложенное Икс-Волком настолько соответствовало сегодняшнему дню, что я решил полностью перепечатать заметку в первоапрельской юмористической полосе.

И хотя следовала шуточная приписка, объясняющая перепечатку, все же в редакцию, к моему изумлению, поступил ответ из районного отдела милиции.

Признав факты сорокавосьмилетней давности правильными, начальник отдела в первом параграфе официального ответа указал, сколько человек за последний год на Пушкинской было задержано «за мелкое хулиганство, за появление в пьяном виде, за распитие спиртных напитков в неположенных местах и за другие правонарушения», во втором сообщил о принятых мерах и в третьем — о мерах, намечаемых на будущее.

В телефонном разговоре я сказал начальнику отдела, что официальный ответ вовсе не обязателен. Это же обычная первоапрельская шутка.

— От этой шутки мне жизни не было! — скорбно прозвучало в трубке.

ХАРЬКОВСКИЙ СУДЬЯ

Дабы укрепить свой скудный студенческий бюджет, я в каникулярное лето тридцать восьмого года подрабатывал в райгазете. Это было в тихом зеленом поселке близ Изюма. Помнится, бюджет мой не особенно укрепился. Зато приобрел славу, о которой и мечтать не мог. Да еще в какой сфере — спортивной!

После азартного «многосерийного» волейбольного матча, прерванного лишь густыми сумерками позднего летнего вечера, ко мне обратился мой новый товарищ, волейбольный друг-соперник Ваня Ветров — работник районного отдела физкультуры и спорта.

— Посуди в воскресенье футбольный матч, — сказал он таким тоном, как будто всю жизнь я только и занимался футбольным судейством.

— А кто играет? — полюбопытствовал я.

— Первая и вторая сборные райцентра.

Ныне, когда у меня за плечами более сорока лет стажа футбольного болельщика, я бы воспринял это предложение так, как если бы мне приказали прыгнуть с девяностометрового трамплина. Тогда же, в восемнадцать самонадеянных лет, я не только не дрогнул перед столь ответственным поручением, а наоборот — воспринял его с плохо скрываемой радостью. Еще бы! Ведь я себя считал глубоким знатоком футбола, посвященным в такие тонкости, как «корнер» «коробочка», «накладка». Ну а свистеть — дело плевое. Был бы свисток…

На следующий день, вычитывая на работе гранки, я наткнулся на объявление, из которого явствовало, что в воскресенье на стадионе колхоза «Приволье» состоится футбольный матч между сборными командами райцентра, В качестве судьи фигурировала моя фамилия, а в скобках рядом стояло: «город Харьков». При всем моем мальчишеском честолюбии я решительно вычеркнул название города. Сделать это на уличных афишах я был не в состоянии. Да, пожалуй, мне бы и не разрешили: организаторы матча уж больно рассчитывали на то, что харьковский судья послужит хорошей приманкой для публики.

Итак, в летний воскресный вечер я пришел на футбольное поле, не имея ни судейской формы, ни свистка, ни четкого понятия о правилах игры. Мог ли я думать тогда, что спустя четыре года рядом с этим кочковатым, побуревшим полем расположится биваком наша рота связи и что здесь мне придется охранять подбитого «Петлякова» и укрываться от пуль фашистских «мессеров», обстреливавших неподвижный самолет!

Пока же я жил в сладостном предчувствии ритуальных, действий, предшествующих началу игры. Я видел себя важно идущим к центру поля под восторженными взглядами болельщиков. Вот раздается мой свисток, выбегают команды в яркой спортивной форме, звучит громкое «физкульт-привет!». Я пожимаю руки капитанам, подбрасываю вверх монету…

Увы, все пошло кувырком. Игроки гурьбой выбежали на поле в своей обычной одежде. Только один был в трусах и майке. Никто не стал физкультприветствоваться. От рукопожатия пришлось отказаться, поскольку капитаны не сочли нужным раскрыть свое инкогнито. Напрасно я теребил монету в кармане…

Кажется, тот же Ваня Ветров всучил мне свисток и. нетерпеливо молвил:

— Давай, суди!

Я свистнул.

Как показал дальнейший ход событий, это было единственное квалифицированное действие арбитра из бывшей столицы Украины. Уже следующий свисток вызвал легкую перебранку между соперниками и основательные претензии к судье. Видите ли, мне надлежало определить: какой удар назначить — свободный или штрафной… Я немного подумал и, исходя из свободолюбивых побуждений, назначил свободный. И это вызвало ропот на поле. Оказывается, надо было дать штрафной.

Дабы в дальнейшем не путаться с этими коварными ударами, я стал игнорировать банальные толчки и переключил свое внимание на «коробочки» и «накладки». Но футболисты почему-то пренебрегали этими утонченными нарушениями правил. У моего свистка образовалась затяжная пауза. Однако же несолидно долго молчать. Ну что ж, если нет «коробочек», буду прерывать свистками лихие набеги форвардов на вратарские площадки.

Под неослабным контролем у меня находился резвый блондин из райпотребсоюза. Когда я впервые остановил его своим свистком, он с отнюдь не спортивной злостью спросил:

— Чего свистишь?

— Апсайт, — солидно буркнул харьковский арбитр, будучи абсолютно уверенным, что именно этим словом родоначальники футбола называют положение «вне игры».

Во второй раз белесый форвард пронзил меня огненным взглядом, в третий — бросился с кулаками, от которых меня спасли лишь неплохие задатки спринтера.

Стало очевидным: «апсайт» — это слишком тонкая и опасная сфера судейских действий. Надо переключаться на что-то более элементарное и главное — безопасное. Но где оно? Футбольное поле стало для меня полем минированным: куда ни ступи — везде взрыв!

А тут еще особые обстоятельства: поди угадай, где чьи ворота, если все одинаково одеты. Ведь только один «технарь», поражавший зрителей своим дриблингом, играл в майке и темно-синих трусах. Определить честь какой команды он защищает было совершенно невозможно, поскольку он считал делом личной чести забить гол в любые ворота: свои или чужие.

Все обстоятельства, вместе взятые, вынудили меня постепенно сворачивать свою деятельность. Если бы я тогда знал известную истину: «самый лучший судья тот, которого не замечают», то мог бы возгордиться. Чем дольше длилась игра, тем меньше меня замечали. И когда харьковский арбитр, спрятав свисток, сам стал… гонять мяч, этого тоже никто не заметил. Ни игроки, ни зрители.

Увы, Ваня Ветров все видел.

Покидая поле, мы обменялись репликами:

— Что же ты не сказал, что не умеешь судить?

— А ты об этом не спрашивал…

С той далекой поры я ни разу не брал в руки судейского свистка. Тем не менее, когда слышу на трибуне стадиона истошное «Судью на мыло», воспринимаю это, как личное оскорбление.

УРОК

В этой истории, внешне юмористической, смешного мало. Больше поучительного.