Максим Туханин - Самоучитель по ловле Бен Ладена Страница 15

– Заболела поганая свинья, – отвечают татаро-монголы, вероятно, полностью согласные с определением Переума. Не очень-то верят они в болезнь Кочумая.

Переум, делая вид, будто недоволен, с огромной быстротой скрывается в недрах русского войска, считая свою богатырскую задачу выполненной. Однако лишь только Переум исчезает, как тут же появляется вполне здоровый в обоих смыслах Кочумай с дежурной, но запоздалой репликой «а кто это там гавкает?» Русские полки услужливо отвечают, что это гавкал богатырь Переум, да токмо он не дождамшись и уехамши. Кочумай, едва сдерживая радость и коня, рвущегося назад, бормочет сквозь зубы нечто угрожающее на своем татаро-монгольском языке. Но не успевает Кочумай сделать ход конем обратно, как из недр русской дружины выталкивают вперед упирающегося Переума.

– Вот он, вот он, поганая свинья! – с восторгом кричат русские витязи, тыча пальцем в Кочумая.

– Где? – Переум щурится и глядит то на солнце, то на далекие холмы, поднеся ладонь козырьком ко лбу. Этот жест дается ему с видимым трудом и только с третьего раза, поскольку на запястье Переума болтается тяжелая палица. Кстати, она и мешает ему увидеть Кочумая, который стоит прямо перед русским богатырем. Палицу услужливо отводят в сторону, и Переум, наконец, видит противника.

– Действительно, – говорит Переум. – Татаро-монгол Кочумай. Ну и что?

С этими словами он пытается развернуть лошадь и уехать. Но боевые соратники начеку.

– Как это – что? Как это – что? – кричат они. – А как же национальные интересы, православие, соборность? Вот спроси Кочумая, какая он свинья?

– Ты… это, какая свинья? – покорно повторяет вопрос Переум.

– Ну, уж во всяком случае не поганая, – отвечает Кочумай пересохшими губами.

– А теперь, наверное, надо бы не посрамить матушку-Русь и убить Кочумая? – с учительской интонацией спрашивают своего богатыря русские полки.

– Наверное, надо бы, – пожимает плечами Переум.

– Это мы тебе так сказали. А сам-то ты что думаешь?

– Надо…

– Громче, не слышим!

– Надо.

– А для чего?

– Ну… это… как бы это сказать… я помнил… я вот… забыл… как его… убить Кочумая… это… надо… а то у них рождаемость… это… высокая, – говорит Переум и с надеждой добавляет. – Да ведь?

– А ты не гадай. Это точно знать надо, а то погибнешь сейчас и ведать не будешь, за что. Убить Кочумая следует, чтобы родную Русь… что?., ос-во-бо…

– А-а! Вспомнил. Освободить.

– Наконец-то. Теперь вытаскивай меч и дальше можешь прям по нему читать, там на клинке написано.

Переум вытаскивает меч и, запинаясь, читает: «Как взмахну мечом – улица, как отмахнусь – переулочек».

Услышав это, Кочумай смотрит на меч с неподдельным ужасом, однако протягивает вперед копье и шепотом говорит: – Острое…

– Не то! – раздается из орды.

– Длинное? – поворачиваясь к своим, спрашивает Кочумай.

– Не-е…

– Ах, да!.. Я на это копье по десять таких, как ты, Переум, насаживал!

Переум бледнеет и растерянно смотрит на своих витязей.

– Врет, врет, – наперебой говорят те. – У него десять никак не влезет… Хотя, если боком… Ну как это он бо­ком… Боком не насадит… Да нет, врет.

Не слишком-то ободренный Переум начинает медленно съезжаться с Кочумаем. Скорость его движения постепенно возрастает, и за несколько аршинов до Кочумая Переум с силой взмахивает мечом. Лезвие отлетает назад, оставляя в руке Переума только рукоятку. Богатырь, лишенный оружия, втягивает голову в плечи и зажмуривается, готовясь к неизбежному финалу. Обнадеженный Кочумай бодро тычет копьем вперед и пробивает мягкую плоть. Когда Переум решается открыть глаза, он видит, что изо рта лошади Кочумая торчит окровавленный наконечник копья – татарин немного погорячился и промазал.

Впрочем, от кровавого зрелища Переум теряет сознание и падает на землю. Следом падает и Кочумай, потерявший коня.

Двое витязей подхватывают Переума и тащат к своим.

– Вот видишь, – говорят они. – А ты боялся. А ведь на самом деле ты родную Русь почти что?..

– Упал, – жалобно сообщает Переум.

– Освободил, дурилка геройская…

На другом конце поля татаро-монголы поздравляют Кочумая, который ценой одного лишь коня сохранил иго еще неизвестно на сколько лет.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Тысяча двести восьмидесятый год. До Куликовской битвы остается ровно сто лет. Всемирная история…

РУССКИЕ ПОЛКИ (хором). Банк!

ТАТАРО-МОНГОЛЬСКИЕ ОРДЫ (хором). Империал!

Приезжий и москвич

Учебный диалог

ПРИЕЗЖИЙ. Вы не подскажете, как пройти на Красную площадь?

МОСКВИЧ. Вы приезжий?

ПРИЕЗЖИЙ. Как вы догадались?

МОСКВИЧ. У вас на лбу написано крупными буквами.

ПРИЕЗЖИЙ. Ой, где? (начинает оттирать )

МОСКВИЧ. Вот, возьмите платок (протягивает ).

ПРИЕЗЖИЙ (с удивлением рассматривает ). Платок укажет мне путь на площадь?

МОСКВИЧ. Нет, он не волшебный. Просто высморкайтесь, и все. А то неприятно.

ПРИЕЗЖИЙ (высморкавшись в платок и сделав контрольное утирание ладонью ). Так че у нас с площадью?

МОСКВИЧ. У нас как раз есть свободные площади. Сколько квадратов вам надо?

ПРИЕЗЖИЙ. Все, что есть. А они Красные?

МОСКВИЧ. Квадраты?

ПРИЕЗЖИЙ. Площади.

МОСКВИЧ. Да будет вам известно, что Красная площадь – вовсе не красная, как ваш лоб теперь. «Красная» в переводе с древнемосковского означает «красивая».

ПРИЕЗЖИЙ. А белая?

МОСКВИЧ. Не знаю.

ПРИЕЗЖИЙ. А «белая» в переводе с древнего означает «контра»! Давай, гад, веди меня на площадь! И чтоб она была красная, как морковка!

МОСКВИЧ. Как вы со мной разговариваете? Я у себя дома, а вы – в гостях!

ПРИЕЗЖИЙ. Это в каких же я таких гостях? Или это

уже не матушка Русь?

МОСКВИЧ. Нет, вы ошиблись, это матушка Москва. Позвольте взглянуть на вашу регистрацию?

ПРИЕЗЖИЙ. Одну минуточку (лезет в карман, достает руку с кастетом ). Вот моя регистрация.

МОСКВИЧ (корчась на земле ). Доедете до станции метро «Библиотека Ленина» и сразу увидите Кремль… (удар кастетом )… Простите, выйдете из метро и только тогда увидите Кремль.

ПРИЕЗЖИЙ. Все?

МОСКВИЧ. Нет. Опустите глаза, снизу будет Красная, как морковка, площадь. Теперь все (теряет сознание ).

ПРИЕЗЖИЙ (сняв с Москвича ботинки ). Спасибо. Можно я себе платок оставлю? (не дождавшись ответа, идет к метро, оставив платок рядом с Москвичом, на ходу повторяя ): Корчат из себя, корчат, а сами спать в ботинках ложатся…

Инструктаж

Здравствуйте, товарищи родители. Я собрал вас здесь, чтобы провести короткий инструктаж перед выездом ваших детей в летний лагерь. При себе дети должны иметь чашку, ложку, продуктов на три дня, по пятьдесят тысяч рублей и по двадцать презервативов (нагло смотрит в зал). Что? Что за удивленные глаза? Я что-то неясно сказал? Не так выразился? По двадцать презервативов с носа! (смотрит в бумажку.) Ой, нет, извините… по двадцать консервов с носа. Это я не туда посмотрел. Не в ту строчку. По двадцать, значит, консервов с носа, и по сорок презервативов – на нос. Прошлогодний опыт показывает, что лучше перестраховаться, чем… да (заглядывает в бумажку), а чем, я уже сказал.

Как вы знаете, у ваших детей именно сейчас наступает тот критический возраст, когда пробел в половом воспитании может обернуться ребенком. И наоборот – знание спасет ваших детей от ваших внуков. Преждевре­менных. К несчастью, в нашей школе учитель, который вел уроки по половому воспитанию и семейной этике, оказался не вполне учителем… Или же, наоборот, оказался учителем-новатором… Ну, с этим разберутся соответствующие органы… Очень интересно, кстати, как мы этого Макаренко, понимаешь, вычислили. Так-то с виду вроде нормальный учитель, а зарплату получать не при­ходит. Другие даже бастуют, когда им не платят, а этот три года бесплатно работал. И еще, говорит, столько же бы проработал. С удовольствием. Представляете? А вычислили мы его довольно хитроумным способом. Постучали к нему в дверь во время урока. Он спрашивает: кто там? Мы говорим: телеграмма. Он и открыл сдуру, забыл, что в школе, а не в квартире. Мы зашли к нему в класс… Батюшки! Тут, конечно, забудешь, что ты в школе, а не в квартире.

Поэтому половое воспитание в школе у нас временно не ведут. Дети ходят, даже не подозревая, откуда они берутся. А между тем, у всех на уме одно – за что посадили нашего любимого педагога-новатора? Гуру полового воспитания, так сказать, сенсея, понимаешь, семейной этики… И почему только его одного? А учитель труда? А физрук? Все ведь были новаторами в своих классах. Да и что уж он такого натворил, чего бы не показывали по телевизору? А дети, знаете, какие чуткие создания? Любая несправедливость их ожесточает, любое грубое слово – ранит. Я специально проверял – любое. Даже такое безобидное, как «олигофрен». Назовите ребенка олигофреном, и он ранен. Назовите еще раз – и он убит. Все, урок окончен, а душа ребенка – мертва, как море в Израиле.