Лесь Подерв'янський - Оповідання, сценарії Страница 2

Мотря: Чого стоїш як пень? Бугаї не нагодовані…(Михайлику) — Що ж ти робиш, га? Весь двір пір’ям позакидав, клятий! І за шо мені отаке?

Мотря молниеносно отдирает бычка от мужа и швыряет его во двор Мыколы Гнатовича, затем отнимает у сына курицу и, описывая птицею замысловатые кривые, снимает с верёвок Михайликову работу.

Мотря: Нічого. Попадеш в училище — там тебе хлопці навчать. Вони тобі покажуть бичків. Вони тобі покажуть пір’я!

Киндрат Омельянович не обращает ни малейшего внимания на эту гневную тираду. Выждав момент, когда Мотря отвернулась, он засовывает в будку Бровка какой-то таинственный предмет. Пёс радостно скачет, норовя поцеловаться с хозяином. Мотря, обвешанная богатством: коврами, парчой и перинами, энергично передвигается по двору.

Внезапный рёв моторов. Байкеры проносятся мимо дома, затем возвращаются назад, бесцельно газуя. Мотря выбегает за ворота.

Мотря: Хлопці! Ану, постривайте!

Байкер: Чого тобі, тітко?

Мотря: Хлопці, я вас попрошу, ви старші, візьміть з собою мого. Повчіть його трохи, чи що? (Ласкаво до Михайлика) — Михайлику, синку, йди сюди, не бійся. (Далі вже — суворо, оскільки Михайлик не без підстав боїться цих страшних бандитів) — Я тобі що сказала! Бистро йди сюди і катай до хлопців!

Всё это она вещает типичной полтавской скороговоркой, подпихивает Михайлика, садит его в седло. Михайлик осторожно, с любовью прижимает к себе павлинье перо — подарок Мыколы Гнатовича.

Байкер: Годиться.

Виртуозно сплюнутый окурок летит в роскошные мальвы. Миг, и всё исчезает в рёве, пыли и чаде. Мотря выходит за ворота и смотрит вдаль, как мать казака на картине Дерегуса. Киндрат Омельянович сидит на лаве, словно Будда среди перьев, и с наслаждением, слюнявя палец, пересчитывает толстую пачку банкнот. Перья продолжают тихо и плавно планировать.

Кіндрат Омелянович: Як зимою…

Два отпрыска, бросавшиеся песком, подползают к папаше. Все трое отличаются друг от друга всего лишь размерами.

Старшенький: Папа, а що лучче, пулемет, іли танк?

Кіндрат Омелянович: Танк лучче. По пулемьоту раз вшквариить, і — харош. А танк — броненосець. Йому не страшно.

Отец и дети сидят рядком, как Будды в китайском храме. Киндрат Омельянович продолжает пересчитывать деньги. В собачьей будке Бровко, рыча и повизгивая перекатывает лапами, бутылку шампанского, пытаясь её открыть. Во дворе Мыколы Гнатовича лежит соломенный бычок. Мыкола Гнатович с интересом рассматривает его устройство.

Пріська: Замість бичком бавитись, ти б краще пішов та соломи набрав. А то вже все із клуні повисмикував! І то ж, хіба — Михайлику?

Микола Гнатович: То ж дитина. Хай бавиться. Нам би з тобою, бабо, хоч такого!

Баба огорчённо идёт в огород. Мыкола Гнатович, обмотавшись удавом поудобнее, встаёт с лавы.

Микола Гнатович: (до удава) Ну що, пішли, Борю?

Удав похотливо высовывает кончик языка.

Кіндрат Омелянович: (кричить через все подвір’я) Миколо Гнатовичу, в він у тебе миші їсть?

Микола Гнатович: Ніт. Він мишей зовсім не чіпа. Взагалі, Кіндрате Омельяновичу, з мишами треба поводитись так, як хочеш, щоб миші поводились з тобою.

Мыкола Гнатович идёт со двора. Павлин распускает хвост, салютуя хозяину. Киндрат Омельянович с омерзением плюёт ему вслед.

Возле сельмага. Степан Чарльзович и Свирид Опанасович сидят на корточках. Их велосипеды небрежно брошены в грязные бурьяны. На телеграфном столбе висит рупор сельского «брехунца», монотонно и сладко бормочущий «Казки дідуся Панаса». Всё живое к этому времени либо умерло от жары, либо медитирует в короткой тени, как, например, одуревшие куры и два наших героя. Маленький сельский хлопчик с соплями, похожими на уздечку лошади, слушает их дебильные рассуждения вперемешку с не менее дебильными историями дедуся Панаса, одновременно чертя палочкой в пыли загадочные каббалистические знаки.

Степан Чарльзович: Ви чули новину, Свириде Опанасовичу? Мериканський авіаносець взірвався.

Свирид Опанасович: Много загибло?

Степан Чарльзович: Геть усі. Тілько боцман успів зіскочити. Хоча пальці йому на нозі геть чисто поодривало.

Свирид Опанасович: У них развєдка дуже харашо работає. Коли у нас хто іде срать, то вони вже всьо знають.

Оба задумчиво молчат. Из брехунца доносятся ласковые звуки: «От, баба й діду каже: „Піди в лісочок і принеси грибочок…“

Степан Чарльзович: Та развєдка щас до сраки, щоб ви знали. Щас хто перший кнопку натисне, той і буде кашу їсти.

Свирид Опанасович: Колись ніяких кнопок не було, а люди були здорові і жили сто двадцять літ.

Говоря это, Свирид Опанасович достаёт из пиджака поллитру и ставит её в придорожную пыль.

Брехунець: І от бачить дід качечку сіреньку. Дивиться, а ніжка в неї зламана. От, взяв дід качечку, та й до дому несе…

Появляется Мыкола Гнатович с удавом. Он шествует, как сказочный герой. Сопливый мальчишка с завистью смотрит на него. Страшные знаки, им начертанные, змеями лежат в пыли.

Микола Гнатович: Привіт добрим людям!

Свирид Опанасович машинально прячет бутылку.

Микола Гнатович: А шо ти там сховав, Свириде Опанасовичу?

Свирид Опанасович: Та, то я — так.

Микола Гнатович: А покажи.

Свирид Опанасович: Та, жалко.

Микола Гнатович: А в мене і закуска є.

Мыкола Гнатович достаёт кулёк мятных пряников, похожих на щебёнку. Свирид Опанасович с облегчением вынимает бутылку.

Свирид Опанасович: Стакан є?

Степан Чарльзович: Екхе-хе, клята печінка…

Произнеся это, вынимает из кармана стакан.

Свирид Опанасович: Те здоров’я зараз зійшло на пси. Колись люди ніколи не умивались і їли сало. А захоче помідора чи диню, то отак зірве і навіть не миє. І оттакі у всіх пики були! А зараз Б-52 як пустять, і — до сраки те здоров’я.

Микола Гнатович: А я вам от що розкажу. Поспорив Омелько Пилипів з Панасом Івановим — у кого бугай сильніший…

Сидя в позе охотников на привале Перова, друзья выпивают и закусывают куском мятного пряника, твёрдого, как кремень. Брехунец на столбе захлёбывается слюнями и нежной музыкой.

Брехунець:… ото ж, дітки, слухайте тата і матусю, і дідуся з бабусею поважайте, маленькі…

Подобно атакующему Б-52, стремительно и неумолимо нарастающий рёв врывается в эту идиллию. В надвигающейся словно цунами туче пыли — узнаваемые агрессивные силуэты байкеров. Куры, задрав лапы кверху, падают в шоке. В смерче фиолетовых газов байкеры бесцельно кружат по пыльной площади. Мальчик, не обращая на них никакого внимания, продолжает чертить на земле знаки смерти. Бессильно грозя недоеденным пряником, широко открывая рот, Свирид Опанасович беззвучно декламирует в их адрес какие-то словосочетания. Взревев дюзами, байкеры исчезают ещё более стремительно, чем появились, и тогда он, зависая под углом в падении, бросает им вслед пустую бутылку, как герой Сталинграда гранату. Из брехунца опять слышится ласковая музыка. Куры постепенно приходят в себя и, отряхиваясь, бредут в тень.

Байкеры, тем временем мчатся по широкой украинской степи, а затем сворачивают в лес. Продравшись сквозь влажные дебри поймы, они выскакивают на пологий песчаный берег, окаймлённый густой зеленью. Белые гуси тихо плавают в заводи, соломенный бычок мирно пасётся в яркой траве. Бандиты лениво раздеваются. Длинноволосые, татуированные, они не спеша сбрасывают свои кожаные куртки и рогатые шлемы. На тихом лесном пляже они напоминают персонажей „Тангейзера“ среди фанерных декораций. Байкеры тупо резвятся на пляже: двое самых активных пытаются спарринговать, коряво и неумело имитируя технику Брюса Ли, третий зачем-то яростно рубит топором молодое дерево. Девушка, аналогично затянутая в кожу, эдакая „жена Робин Гуда“ в кременчугском исполнении, разоблачается, небрежно разбрасывая шмотки. С каждым шагом, приближаясь к реке, она, как бы нехотя, сбрасывает с себя — то сапог, то куртку, оставаясь в конце концов „топлесс“, и решительно, по-мужски ныряет в воду вниз головой. Выбравшись на берег, она закуривает. Глубоко затянувшись, она вдруг ощущает на себе похотливый взгляд Михайлика. Тот со смущённой улыбкой подходит к ней. Бормоча что-то невразумительное и пряча глаза, протягивает ей павлинье перо.