Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком Страница 20

И вот здесь проявилась находчивость наших товарищей из полиции. Приведем один только пример. Прекрасно зная психологию молодых полицейских, они закупили на собранные для этой цели в клубе деньги огромную партию игральных карт, а утром раздали их своим коллегам. Умиротворяющее воздействие такого вида «сервиса» мы ощутили на себе вечером того же дня: на этот раз полицейские действовали против нас заметно менее агрессивно.

Демократически настроенные полицейские часто предупреждали нас, в каких частях города будут устраиваться облавы против наших расклейщиков плакатов или тех, кто рисует на стенах лозунги. В ходе кампании против чрезвычайного законодательства один из членов нашего клуба, имея при себе краску и кисти, разъезжал в патрульной машине. В то время как он малевал лозунги, полицейские стояли на стреме. И когда после проведения совместной акции где-то в 3 утра патрульным машинам по рации поступило указание от руководства «обращать особое внимание на тех, кто рисует лозунги», на какой-нибудь тихой пригородной улочке из полицейской машины в ответ, вероятно, раздавались взрывы гомерического хохота.

Конечно, коллеги достаточно общались между собой и в служебное время, чтобы обсуждать свои действия. «Конспиративные сходки» в клубе, строго говоря, были не нужны. Они служили единственной цели – вносить растерянность в ряды полицейского руководства. Мы постоянно допускали сознательную «утечку информации» о тайных сборищах. На «заседания» приходили не только 11 настоящих полицейских, но и вдвое большее число надежных и умевших держать язык за зубами гражданских ребят – все переодетые и замаскированные до неузнаваемости: в костюмах с капюшонами или иных фантастических одеяниях. Полицай-президент, без сомнения имевший в клубе своих агентов, вероятно, пребывал в твердом убеждении, что численность кружка составляет 30 или 40 человек. Однажды такая «конференция» была проведена с единственной целью – обеспечить алиби нашим помощникам: на ней присутствовало только двое настоящих полицейских, остальные участники «работали под них». Другие члены кружка в тот вечер браво несли службу и не попадали под подозрение начальства, вздумай оно устроить проверку. Безопасность – прежде всего. Когда маоистская фракция [13] клуба пронюхала о заседаниях полицейских, она на следующей ассамблее внесла предложение «вышвырнуть полипов». Резолюция была провалена большинством голосов – наверняка к великому сожалению полицай-президента.

Маоисты в клубе – это особая глава.

После запрета КПГ в 1956 году и герметичного закрытия границ для ввоза марксистской литературы нормальный гражданин ФРГ в течение долгих лет был лишен доступа к произведениям, противоречащим господствующему в стране учению антикоммунизма. Только единожды, используя обходные пути, нам удалось получить большую посылку с брошюрами, содержащими текст Конституции ГДР. Об информационном голоде у людей на такого рода литературу свидетельствует сам факт, что это тоненькое издание вмиг стало у нас бестселлером. В те времена запретов произведения классиков марксизма-ленинизма могли беспрепятственно ввозиться в основном из Китая. Нашему маленькому киоску не оставалось ничего другого, как торговать этой продукцией из Пекина. «Красная Библия Мао», как повсеместно называли тогда «изречения великого председателя», свободно продавалась в универмаге «Карштадт».

Заседавшая в клубе маоистская группировка состояла из одних учащихся. Правда, за исключением одного рабочего, которого они держали для представительства (позднее все подозревали, что он являлся полицейским агентом). Эти двадцать человек всегда проводили свои заседания в конференц-зале за закрытыми дверями. На то были свои причины. Когда они однажды по забывчивости оставили дверь открытой и я случайно заглянул к ним, я должен был закусить губу, чтобы не расхохотаться. «Революционеры» собрались в кружок и усердно скандировали хором «изречения великого председателя» из раскрытой «Библии Мао». И так страницу за страницей. Сборище смахивало на монашеский орден во время совместной молитвы.

Их «революционные» действия не выходили за надежные стены клуба, где эти юнцы чувствовали себя в безопасности и где они или мешали проведению мероприятий, или все время что-то портили. Их любимым занятием было улучить подходящий момент и молниеносно сорвать несколько украшений со светильников, сделанных под старину, которые висели в фойе. Совершив это, они с невинным видом начинали посвистывать, безумно радуясь своим удачным «революционным» действиям. Лишь пообрывав все украшения со светильников, они принялись искать новое поле деятельности.

Однажды я, к своему ужасу, обнаружил, что из читального зала исчезли все газеты. Только комиксы с похождениями Микки Мауса сиротливо лежали на столе. Тем временем в баре несколько учеников устроили костер из газет. Чадило нещадно.

«Что все это значит? – закричал я. – С ума посходили?»

«Тебе не удастся омрачить нашу радость, – последовал внешне миролюбивый ответ. – Как прекрасно горит».

В клубе, кроме них, никого больше не было. Их силы были явно превосходящими. Что делать?

Под издевательские смешки школьников я затушил пожар, старательно вымыл пол и ушел с помойным ведром на кухню. Охваченный гневом, я свалил в ведро кухонные отходы, добавил туда стакан горчицы, слил в «адский бульон» остатки из пивных бокалов. Вернувшись в зал, я молча опрокинул содержимое ведра им на штаны. Чувствуя мою злость, они поначалу пришли в замешательство и отважились лишь на робкие протесты. «Вам не удастся омрачить мою радость!» – парировал я, после чего был вынужден забаррикадироваться за кухонной дверью в ожидании подкрепления.

Когда Фердль Пик предстал перед судом за участие в демонстрации в поддержку Вьетнама, сторонники «культурной революции» не упустили возможности крупными буквами намалевать в фойе на стене: «Членов ГКП – в тюрьму!» И в этом случае я вылил ведро с краской на штаны одному из писак, после того как убедился, что слова тут бесполезны. После этого на какое-то время наступило затишье. Школьники, как они сами признались, стали бояться моего оружия, ибо по возвращении домой им влетало от матерей за испорченные брюки.

Вообще-то я не был сторонником столь грубых методов. Но что еще мне оставалось делать? Когда я несколько раз после подобных выходок запрещал школярам появляться в клубе, эта санкция спустя некоторое время исправно отменялась решением ассамблеи: нужно было-де «сохранять плюрализм».

На том же основании нас вынудили выставлять на продажу в информационном киоске значки с изображением китайского партийного лидера – самых разных цветов и размеров. Мюнхенское отделение ССНС в изобилии регулярно направляло нам эти значки вместе с изданными в Пекине произведениями классиков марксизма. Как только прибывала очередная партия, мы сообщали школярам-маоистам: «Завтра в 18 вечера будет распродажа значков».

Ровно в 17.50 перед киоском выстраивалась дисциплинированная очередь, состоящая исключительно из «революционеров» ганноверских школ. Кристель (она никогда не отказывала себе в этом удовольствии), якобы занятая другими важными делами, наслаждалась зрелищем переминающихся с ноги на ногу покупателей. И ровно в 18, с покровительственной миной на лице, она извлекала из-под стола и раскладывала завернутые в папиросную бумагу изображения кумира перед глазами восхищенных учащихся. Иногда она нарочно тянула с открытием, пока нетерпеливое и неодобрительное покашливание ожидающих не вынуждало начать торговлю.

Маоисты всегда строго выдерживали иерархическую субординацию. Первым в очереди стоял председатель. С видом знатока он исследовал товар, обдумывал все и затем делал тщательный отбор. После того как он оплачивал покупку, наступала очередь второго председателя – по такому особому случаю он всегда наряжался, следуя великому прообразу, в зеленый китель; за ним следовал казначей и так далее, пока, наконец, не доходило до рядовых, которым оставались вожделенные украшения в более простом исполнении. Кристель сопровождала происходившее иронично-саркастическими замечаниями: «Принести тебе зеркало, чтобы ты лучше смог разглядеть, как он на тебе сидит?», «Не находишь ли ты, что, судя по твоему поведению во время последней демонстрации, тебе бы больше подошел значок, меньший в диаметре?», «Тебе обязательно золотого цвета? А серебряного, что, не годится?», «Значок совсем не подходит к цвету твоего лица».

Юные маоисты сносили подобные насмешки с мужеством, граничащим с самоотречением. Однажды, когда на реплику Кристель: «Почему ты хоть изредка не приколешь значок с изображением Ленина?» – кто-то ответил: «Его носят только ревизионисты», – она молча закрыла киоск. Торговля возобновилась лишь неделю спустя, после плаксивых протестов учащихся перед правлением клуба.