Александр Володин - Три кинокомедии Страница 21

Комик поставил перед экраном, как ступеньку, ящик, на него вскочил Трагик и, прикрывшись плащом, решительно вошел в экран, где творилась явная несправедливость.

За ним в экран проникли из кинопавильона все Трагики и Комики.

Укрытая плащом Трагика, пробирается между бочонками и беснующимися пиратами Чичи.

Трагики бьют по голове пирата, стоящего на пути путешественников, тот падает.

Комики и Трагики тащат Айболита, пытаясь на ходу отвязать от него Бармалея.

— Держи, держи доктора! — цепляясь за Айболита, вопит Бармалей.

— Ты сам не понимаешь, что делаешь! — отбивается от него Айболит.

— Я все понимаю, я в сто раз лучше тебя! — хватает его за ноги упавший Бармалей.

— Отвяжись ты от меня! — отталкивает его доктор так, что Бармалей отлетает к пиратам, которые угрожающей стеной надвигаются на Комиков и Трагиков.

Комик подносит к губам трубу, дует в нее, и... труба стреляет в бандитов.

И вдруг возникает комариный писк. Комик водит пальцем по воздуху, как бы следя за полетом невидимого комара.

— Комар! — следит за пальцем Комика Бармалей. — Тот самый, которого вылечил Айболит. Я узнал его в лицо! Он хочет помешать нам укокошить доктора. Вот он! — показывает Бармалей на лоб одного из пиратов и, желая расправиться с комаром, бьет пирата по лбу.

— Нет, вот он! — показывает пират на нос другого пирата и со всего размаха кулаком бьет по «комару».

Через мгновение все бандиты ловят комара, колотя друг друга по чему попало. Только слышатся возгласы:

— Вот он! Держи! Бей!

Через висячий мостик на другой берег реки перебежали Айболит, Авва и Чичи.

А через мгновение на мостик вывалилась толпа дерущихся пиратов.

— Я все время ждал, чем все это кончится! — впервые захохотал Грустный слуга, вися под раскачивающимся мостиком. И, не удержавшись, рухнул вниз.

В сутолоке пираты раскачали Бармалея и вышвырнули его из экрана в кинопавильон.

— Все, все, конец фильма! — закричал Бармалей. — Дальше без меня, дальше неинтересно!

Но Комики схватили Бармалея и усадили его в кресло перед экраном.

— Руки ломают! — отбивался от них Бармалей.

Но через мгновение притих и, как зритель, стал переживать драку на мосту.

— Мошка, комар, — пояснял он Комикам, — а какие люди гибнут!

Но вот изображение на экране сменилось. Там теперь была Обезьянья страна, по которой бежали Айболит, Авва и Чичи.

Страна была похожа на детский парк, где все грустно замерло: карусели не крутились, понуро лежали игрушки, в которые уже давно никто не играл.

— Доктор! Доктор! — доносился откуда-то жалобный призыв.

— Пустите меня! — задергался Бармалей. — Он же их всех вылечит! — И, вырвавшись из рук Комиков, Бармалей снова прыгнул в экран.

А больные обезьянки обнявшись стояли у заборчика, сидели на неподвижных качелях и грустно-грустно пели:

Мы больные обезьяны,Ай! Ой! Ай!Мы не можем есть бананы,Ой! Ай! Ой!Мы не скачем, не играем,Ай! Ой! Ай!Мы сидим и умираем,Ой! Ай! Ой!

Из зарослей выбежал Айболит и, бросившись к больным обезьянкам, начал немедленно ставить диагнозы.

— Ангина! — говорил доктор, выслушивая больных и щупая им животы. — Скарлатина! Дифтерит! Бронхит! Грипп! И катар верхних дыхательных путей... Тссс!

Авва жалобно скулил, а глаза Чичи становились все круглее и круглее.

— Авва, лекарства! — распорядился Айболит.

И тут больных как ветром сдуло. Они попрыгали на деревья, взвились по трапециям, пытались улизнуть от доктора, раскачиваясь на качелях.

Но Айболиту, Авве и Чичи все-таки удалось каждой больной обезьянке дать по ложке микстуры и по сладкому-пресладкому куску сахару.

Когда обезьяны получили сахар, они совершенно поправились, стали прыгать и весело запели:

Мы теперь совсем здоровы,Ля-ля-ля!Можем есть бананы снова,Ля-ля-ля!Мы и скачем и играем,Ля-ля-ля!Мы теперь не умираем,Ля-ля-ля!

Началось невообразимое веселье! Всюду заиграла музыка, обезьянки плясали, ели мороженое, а Комики и Трагики крутили сальто, жонглировали, катали на качелях Айболита и Авву.

Совершенно счастливая Чичи пела:

Африка, Африка,Ах, что такое Африка?Это неба сколько хотите,Это солнца сколько хотите,Это столько же танцев и песен,Африка, Африка!..

А хор обезьянок подхватил:

Нынче праздник в Лимпопо,Все танцуют в Лимпопо,Потому что в ЛимпопоВсе здоровы в Лимпопо!

Можно, можно обезьянамЕсть кокосы и бананы.И кокосы и бананы

Всем подносят обезьяныВ Лимпопо!..

Не успевший помешать лечению, с мрачным лицом у одинокой пальмы одиноко танцевал Бармалей.

Поймав на себе взгляд доктора, он показал ему язык и спрятался за пальму.

Но Айболит, вздохнув, подошел к Бармалею и протянул ему эскимо.

Бармалей взял эскимо, тут же обкапался мороженым и заявил:

— Подумаешь! Я тоже могу делать добрые дела.

— Ну?! — приглашающе отвел руку доктор, словно говоря этим жестом: так в чем же дело, мы все будем только рады!

— Если я начну делать добрые дела, — хвастался Бармалей, — вы все лопнете от зависти. У меня в два счета все станут счастливыми! А кто не станет, я того в бараний рог согну, сотру в порошок и брошу акулам! У меня враз все станут счастливыми! Только я этого не люблю и не стремлюсь... Э-э-э! — снова показал Бармалей доктору язык и скрылся за пальмой.

Айболит пришел в ужас от этого заявления и немедленно обратился к зрителям:

— Граждане! Если вы увидите Бармалея, который собирается делать добрые дела, схватите его и поставьте в угол. Очень вас об этом прошу! Пожалуйста!

И мы снова оказались в кинопавильоне с деловито разъезжающими тележками, бегающими гримершами и деталями декораций.

Айболит, прощально помахав рукой зрителям, вскочил на одну из тележек и поехал разгримировываться.

А из глубины экрана выплыли надписи:

ДО СВИДАНИЯ!

                           БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ!

Л. Гайдай

О фильме «Кавказская пленница»

Влюбленный Остап Бендер ночь напролет сочинял стихи. И сочинил: «Я помню чудное мгновенье». Стихи получились на славу. И только на рассвете, когда были написаны последние строки, Остап вспомнил, что это стихотворение уже сочинил А. С. Пушкин. Такой удар со стороны классика!

Классики — народ коварный. Однажды в межкартинном простое я придумал трюк. Я подробно (мысленно) разрабатывал его, я его варьировал, я прикидывал, кто из актеров может его осуществить. Я любил и нежно холил этот трюк, самодовольно представлял, как эффектно он будет выглядеть в моей новой картине. И, естественно, потом оказалось, что нечто подобное уже выдумал Чаплин в «Золотой лихорадке».

Конечно, ничто не ново под луной и под солнцем тоже. Есть бродячие сюжеты, есть традиционные персонажи, есть схожие ситуации. Какой-то теоретик подсчитал даже, что всего сюжетов на белом свете и есть двадцать семь (или двадцать восемь?) штук. Так что беспокоиться не стоит. А хочется беспокоиться.

Все это еще ничего. У других брать — дело второе. Хуже, когда начинаешь похищать (пардон, заимствовать!) у самого себя. У других — у классиков — это творческое освоение культурного наследия. А у себя? Даже приличной формулировки для этого нет.

«Кавказская пленница» была задумана в то время, когда я только-только приступал к работе над «Операцией «Ы». Мы (авторы этих сценариев Я. Костюковский, М. Слободской и я) счастливо смеялись, выдумывая все новые и новые приключения Шурика и планируя на будущее множество веселых фильмов о похождениях нашего комедийного положительного персонажа. Но случилось неожиданное: «Операция «Ы» опустошила меня как режиссера. Как мне тогда казалось, я рассказал о Шурике во всех возможных его ипостасях, я вытряс из троицы (и она из меня) все, что она могла дать, о погонях я не мог думать без содрогания.

Передо мной лежит сценарий «Кавказская пленница». Опять Шурик, опять троица, опять погоня. Тем более что не было времени разобраться — почти сразу же после «Операции «Ы» я должен был приступить к съемкам «Кавказской пленницы».

Я пробовал отвертеться. Я ходил по начальству и намекал. Но начальство почему-то намеков не понимало. И машина завертелась. А когда в кино начинает вертеться машина, остановить ее почти невозможно. Мы ездили выбирать натуру, мы работали над режиссерским сценарием, мы снимали кинопробы, а я по-прежнему думал: не то, не то делаю!