Хармс Даниил - Даниил Иванович Хармс Страница 21

К Мишину подошла Селизнёва и сказала: «Вы, Мышин, вечно валяетесь на полу в корридоре и мешаете нам ходить взад и вперёд».

«Мешал и буду мешать», — сказал Мышин.

— Ну, знаете, — сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

— Да чего тут долго разговаривать! Звоните в милицию.

Позвонили в милицию и вызвали милиционера. Через пол часа пришёл милиционер с дворником. — Чего у вас тут? — спросил милиционер.

— Полюбуйтесь, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

— Вот. Этот гражданин всё время лежит тут на полу и мешает нам ходить по корридору. Мы его и так и этак…

Но тут Кулыгина перебила Селизнёва и сказала:

— Мы его просили уйти, а он не уходит.

— Да. — сказал Коршунов.

Милиционер подошел к Мишину.

— Вы, гражданин, зачем тут лежите? — спросил милиционер.

— Отдыхаю, — сказал Мишин.

— Здесь, гражданин, отдыхать не годится, — сказал милиционер. — Вы где, гражданин, живете?

— Тут, — сказал Мишин.

— Где ваша комната? — спросил милиционер.

— Он прописан в нашей квартире, а комнаты не имеет, — сказал Кулыгин.

— Обождите, гражданин, — сказан милиционер, — я сейчас с ним говорю. Гражданин, где вы спите?

— Тут, — сказал Мишин.

— Позвольте, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

— Он даже кровати не имеет и валяется прямо на голом полу.

— Они давно на него жалуются, — сказал дворник.

— Совершенно невозможно ходить по корридо-ру, — сказала Селизнёва. — Я не могу вечно шагать через мужчину. А он нарочно ноги вытянет, да еще руки вытянет, да еще на спину ляжет и глядит. Я с работы усталая прихожу, мне отдых нужен.

— Присовокупляю, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

— Он и ночью тут лежит. Об него в темноте все спотыкаются. Я через него одеяло свое разорвал.

Селизнёва сказала:

— У него вечно из кармана какие то гвозди вываливаются. Невозможно по корридору босой ходить, того и гляди ногу напоришь.

— Они давеча хотели его керосином поджечь, — сказал дворник.

— Мы его керосином облили, — сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал:

— Мы его только для страха керосином облили, а поджечь и не собирались.

— Да я бы и не позволила в своем присутствии живого человека сжечь, — сказала Селизнёва.

— А почему этот гражданин в корридоре лежит? — спросил вдруг милиционер.

— Здрасте пожалуйста! — сказал Коршунов, но <Кулыгин> его перебил и сказал:

— А потому, что у него нет другой жилплощади: вот в этой комнате я живу, в этой — вон они, в этой — вот он, а уж Мышин тут в корридоре живет.

— Это не годится, — сказал милиционер. — Надо, чтобы все на своей жилплощади лежали.

— А у него нет другой жилплощади, как в корридоре, — сказал Кулыгин.

— Вот именно, — сказал Коршунов.

— Вот он вечно тут и лежит, — сказала Селизнёва.

— Это не годится, — сказал милиционер и ушел вместе с дворником.

Коршунов подскочил к Мишину.

— Что? — закричал он. — Как вам это по вкусу пришлось?

— Подождите, — сказал Кулыгин. И, подойдя к Мышину, сказал:

— Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу!

— Не встану, — сказал Мышин, продолжая лежать на полу.

— Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать, — сказала Селизнёва.

— Определенно, — сказал с раздражением Кулыгин.

И Коршунов сказал:

— Я в этом не сомневаюсь. Parfaitement!

Хармс

<вторник 8 августа>

Лекция

Пушков сказал:

— Женщина, это станок любви, — и тут же получил по морде.

— За что? — спросил Пушков, но, не получив ответа на свой вопрос, продолжал:

— Я думаю так: к женщине надо подкатываться снизу. Женщины это любят и только делают вид, что они этого не любят.

Тут Пушкова опять стукнули по морде.

— Да что же это такое, товарищи! Я тогда и говорить не буду, — сказал Пушков, но, подождав с четверть минуты, продолжал:

— Женщина устроена так, что она вся мягкая и влажная.

Тут Пушкова опять стукнули по морде. Пушков попробовал сделать вид, что он этого не заметил и продолжал:

— Если женщину понюхать…

Но тут Пушкова так сильно трахнули по морде, что он схватился за щёку и сказал:

— Товарищи, в таких условиях совершенно невозможно провести лекцию. Если это будет ещё повторяться, я замолчу.

Пушков подождал четверть минуты и продолжал:

— На чём мы остановились? Ах да! Так вот: Женщина любит смотреть на себя. Она садится перед зеркалом совершенно голая…

На этом слове Пушков опять получил по морде.

— Голая, — повторил Пушков.

— Трах! — отвесили ему по морде.

— Голая! — крикнул Пушков.

— Трах! — получил он по морде.

— Голая! Женщина голая! Голая баба! — кричал Пушков.

— Трах! Трах! Трах! — получал Пушков по морде.

— Голая баба с ковшом в руках! — кричал Пушков.

— Трах! Трах! — сыпались на Пушкова удары.

— Бабий хвост! — кричал Пушков, увёртываясь от ударов. — Голая монашка!

Но тут Пушкова ударили с такой силой, что он потерял сознание и, как подкошенный, рухнул на пол.

Пашквиль

Знаменитый чтец Антон Исакович Ш., то самое историческое лицо, которое выступало в сентябре месяце 1940 года в Литейном Лектории, любило перед своими концертами полежать часок-другой и отдохнуть. Ляжет оно, бывало, на кушет и скажет: «Буду спать», а само не спит. После концертов оно любило поужинать. Вот оно придёт домой, рассидится за столом и говорит своей жене: «А ну, голубушка, состряпай ка мне что ни будь из лапши». И пока жена его стряпает, оно сидит за столом и книгу читает. Жена его хорошенькая, в кружевном передничке, с сумочкой в руках, а в сумочке носовой платочек и ватрушечный медальончик лежат, жена его бегает по комнате, каблучками стучит как бабочка, а оно скромно за столом сидит, ужина дожидается. Всё так складно и прилично. Жена ему что ни будь приятное скажет, а оно головой кивает. А жена порх к буфетику и уже рюмочками там звенит. «Налей ка, душенька, мне рюмочку», — говорит оно. «Смотри, голубчик, не спейся», — говорит ему жена. «Авось, пупочка, не сопьюсь», — говорит оно, опрокидывая рюмочку в рот. А жена грозит ему пальчиком, а сама боком через двери на кухню бежит. Вот в