Борис Леонтьев - Триумф великого комбинатора Страница 23

Вялая дыня, сложив руки трубой, кричала:

– Определяю способности по телодвижениям! По почерку! По выражению глаз!

Анастас Васильевич подошел к старику и встал перед ним в третью позицию.

– Это правда? – полюбопытствовал он насмешливым голосом. – Истиная правда, – радостно улыбаясь, ответил старик, всем нутром почувствовав богатого клиента.

– И по почерку можете?

– А то!

– И по глазам?

– А как же!

– И по телодвижениям можете?

– Могу. Вот, к примеру, вы. Ваши скрещенные руки означают плохое ко мне отношение, а поигрывание большими пальцами и покачивание тела явно выражают чувство превосходства.

– Изумительно! – с веселым удивлением воскликнул Анастас Васильевич. – Просто и необыкновенно! – Тут он дико оглянулся и деловито уточнил: – Значит, и по почерку можете?

– Могу! Конечно, могу! – сиял старичок.

Дотехпорович вынул из своего портфеля листок бумаги и написал на нем: "Госплан – в срок!".

Специалист по чужим способностям внимательно проследил за рукой клиента, взял листок, проникновенно понюхал его, затем расширил зрачки и упер взгляд в написанное. Ухмыльнувшись, графолог многозначительно поднял брови и изрек:

– Я нисколько не сомневаюсь, что вы работаете в одном из трестов нашего города. А год назад работали в управлении недвижимым имуществом в Бухаре. Знаете свою работу до тонкостей. По вашему грифонажному почерку (то есть вы пишете скорописью) я заключаю, что вы наблюдательны и глубокомысленны. Однако очень беспокойны и нервны. Одновременно быстры и активны.

Ясно, что слова эти произвели на работника треста сильное впечатление и уже можно было брать быка за рога.

– Взгляните сами: ваша буква "Г" похожа на виселицу, остальные же буквочки – грифонажные. Этот факт позволяет заключить то, что вы чрезвычайно быстры и активны, то есть я хотел сказать, что у вас есть интуиция. С вас рупь!

– Изумительно! Вам цены, товарищ, нет!

– Цена – рупь.

Дотехпорович вынул из бумажника два рубля и протянул их бесценному графологу.

– Вы то мне, дорогой товарищ, и нужны!

Он извлек из портфеля список сотрудников Пятьдесят первого треста.

– Вот вам списочек. В нем – факсимильчики. Мне нужны характеристики.

Старик молча взял листок и сосредоточенно пересчитал служащих.

– Всего тридцать пять человеко-почерков. С вас тридцать пять...

– О деньгах не волнуйтесь. Я получу характеристики, вы требуемую сумму. Когда мне придти?

– Завтра утром, впрочем, почему? Сегодня вечером, в семь часиков...

– Вот и чудненько.

...Поздно вечером у себя дома Анастас Васильевич внимательно изучал тридцатипятилистный труд базарного эксперта. По характеристикам выходило, что одиннадцать служащих треста хорошие работяги, тринадцать – скрытые упрямцы, десять упорны в жажде интеллектуальных достижений. Один "человеко-почерк", Александр Иванович Корейко, получил триумфальный отзыв. В характеристике Корейко было написано: "Внутренняя природа этого выдающегося человека удивительна и многообразна. Такие люди ставят перед собой единственную цель: быть на вершине славы. Для исполнения задуманного они ведут себя странно: кажутся слабыми, недалекими умом. Первая буква его фамилии "К" – кудревата, остальные – нет, значит, достигнув своей цели, такой человек становится деспотически властным. Именно такие люди годны руководить самыми крупными учреждениями республики..." Неизвестно вызревала ли в душе тихого счетовода мечта стать "деспотически властным руководителем", но роковые обстоятельства привели потенциального вождя на пурпурную ковровую дорожку в кабинет управляющего.

В кабинете стоял привычный запах эвакопункта и большой стол, за которым восседал Анастас Васильевич – с нехитрым морщинистым лицом и усами, хитроумно завинченными в штопор. Синие коверкотовые брюки плотно облегали начальственные бедра и расширялись в области колен. В брюки по-идиотски была вправлена графитная сорочка с пристежным воротником. Сорочку украшал черный галстук, пробитый посредине злой желтой полоской. Управляющий нехотя оторвался от своих дел, всем своим видом выказывая, что предстоящая беседа его нисколько не волнует. Он встал с высокого кожаного кресла и пронзительно чмокнул.

– Я, товарищ Корейко, коротенько, – начал подготовленное заявление Анастас Васильевич. – Чем вы занимаетесь в нашем тресте?

– Да вот, сейчас заактировал недоделки...

– Заактировали? Замечательно! Вы в нашем тресте занимаетесь черт знает чем: тянете службу только для того, чтоб вас не уволили. Это очень подозрительно и странно. Вы не счетовод, а барьер, ставший преградой на пути всей нашей работы. Руководствуясь гражданской совестью и защитой хозяйственных интересов бережливости, вам инкриминируется безответственность, нечуткое отношение к своим товарищам по работе, а кроме того, вы не деятельны и не участвуете в культработе.

Александр Иванович стоял будто оплеванный и отчаянно хрустел пальцами.

– Как?.. Я участвовал, – горько возразил он.

– Не участвовали. Секретарь месткома мне доложил.

– Участвовал.

– Ну хватит, товарищ, мне на мозги капать! Я понял ваши инвективные слова. И понял, товарищ Корейко, очень хорошо. Дальше можете не продолжать. В свете активной борьбы с недостаточной посещаемостью общих собраний, на которых вы, кстати, тоже постоянно отсутствуете, а также на основании вышеизложенного, я объявляю вам строгий выговор...

– Выговор? За что? Да вы смеетесь надо мной.

– Да, выговор, дорогой мой Александр Иванович. А кроме выговора, мы вас увольняем.

Корейко вздрогнул. Кислое выражение разлилось по его лицу. – Как увольняете? Это невозможно! – опомнился Александр Иванович. – Без уважительной причины?

– С выговором! С вы-го-во-ром! Вы индифферентная личность, товарищ Корейко. Вам абсолютно на все наплевать.

– Я коммунист.

– И я тоже.

– И без РКК?

– Без РКК и выходного пособия, – добивал своего врага председатель. – Приказ уже подписан. Я даже заявления об увольнении от вас не потребую. Выплевывайтесь на все четыре стороны. В нашей членской массе вы чуждый элемент.

– Да как же это возможно? Я буду жаловаться. Да я в городской профсовет... – не сдавался робкий счетовод. – Я напишу докладную записку на имя самого...

– Пишите! Ваше право! – торжествовал председатель.

– И почему вы разговариваете со мной таким тоном? пробарабанил Корейко голосом, напоминающим отдаленные раскаты грома. – Что случилось вдруг?

– Скажите спасибо, что я избегаю ненормативной лексики.

В этот момент в голове счетовода родилась ясная мысль, могущая повлиять на его судьбу в желательном направлении, но под стойким взглядом управляющего она развалилась и, мелькнув хвостом, исчезла без следа; на свет выплыл гнев:

– Товарищ Дотехпорович, вы превратили наш трест в учреждение, высасывающее кровь из его служащих!!!

Все нижеследующее "дело" Дотехпорович проговорил весьма раздраженным гоолосом:

– Я не намерен дискутировать. Воленс-неволенс, а я вас уволенс. И все. Сколько можно измываться над трестом? Сколько можно мне капать на мозги? Товарищ, вы пришли к очень занятому человеку. Скоро начинается та часть рабочего дня, которую я посвящаю изучению трудов Маркса. И вы это знаете. Кто вам дал право тут бучу поднимать? Я лишаю вас слова и больше не задерживаю.

"Бюрократ паршивый. Чинуша с акцизным рылом!" – подумал Корейко и, хлопнув дверью, быстро вышел из кабинета.

– Представляете, товарищи, сократили. Ни за что! – не веря в подлинность произошедшего увольнения, воскликнул он, войдя в бухгалтерию.

– Отмежевываетесь, значит? Ай-ай-ай! – блестя глазами, фальшиво запричитал главбух Губителев-Мамочкин.

– Я ж не по своей воле.

– А может вас за половое влечение? – хихикнул Котеночкин. А, Александр Иванович?

– Или за голый техницизм? – добавил Зильберштейн.

– А может, за упадничество и за шулятиковщину? рассудил главбух.

– Да что вы, товарищи! – Корейко постарался проявить на лице и в голосе побольше строгости. – Я же партийный.

Но на него не обращали никакого внимания.

– За беспробудное пьянство? – предполагал Котеночкин.

– Я не пью! – оправдывался Корейко. – И не курю тоже. Понимаете?

– За смазывание важнейших вопросов в области техпропаганды! – обвинял Зильберштейн.

– А может, у него порок пятого клапана или того хуже водяной рак желудка? – дедуктивно предположил Губителев-Мамочкин, глядя на Котеночкина.

– Да какой там у него рак! – отозвался Котеночкин. – А если, и правда, ни за что? Тогда что же у нас за трест! Только план да баланс копейка в копейку. А о человеке совершенно не думают.

– Вы, товарищ Котеночкин, говорите, но знайте меру! заволновался главбух Любителев-Мамочкин. – А что, Александр Иванович, и даже РКК не назначили?

– Дотехпорович своим приказом снял. На доске уже вывесили, – с горечью сообщил Корейко. – Выплевывайтесь, говорит, на все четыре стороны!