Юмор в науке, в истории и в жизни - Александр Иванович Журавлев Страница 23

Если же из камеры совсем удаляли кислород и после облучали мышей в чистом водороде, то мыши все равно дохли, но на этот раз не ясно почему – от облучения или от того, что им дышать было нечем.

Чистый водород от облучения не защищал. Нужно было найти такой восстановитель, который бы действовал в присутствии кислорода.

Исследуя химические справочники, Молоточкин обнаружил, что такими свойствами обладает газ сероводород. Опыт был поставлен заново. Однако результаты оказались неопределенными. Сероводород был слишком сильным восстановителем. При подготовке к опыту он разъел насос, ворвался в рабочее помещение и привел экспериментатора в бесчувственное состояние.

Поскольку Молоточкин не предусмотрел самооблучение перед опытом, влияние сильного восстановителя на облученный организм выяснено до конца не было.

А ученые всего мира так и не знают пока, чем полностью можно восстановить то, что окисляется в живом организме при высоких дозах облучения.

Психология и оргвопросы

Всемирная слава

Коллектив в лаборатории Петра Ильича Молодцова работал хорошо, но дружным не был.

Причина была, очевидно, в заведующем. Петр Ильич был способным, рано защитившимся кандидатом наук, но все-таки молодым человеком, а не профессором. Последнее очень стесняло Петра Ильича, особенно на заседаниях ученого совета, где он часто видел и чувствовал диспропорцию между званиями и знаниями, а тем более умением работать. Потому-то он и относился к числу кандидатов, желающих стать докторами гораздо сильнее, чем хороший солдат – генералом.

Однажды из Академии наук на имя Левы Смиренного, самого скромного сотрудника его лаборатории, пришел пакет из Британской Академии наук. Лева не верил своим глазам. Он ушел в библиотеку, обложился англо-русскими словарями и методично, буква за буквой за двое суток перевел сначала все надписи на конверте, потом на штампах и печатях, потом вскрыл конверт и перевел текст письма, которое было напечатано на чисто английском языке.

В письме говорилось, что Президиум Британской Академии наук высоко ценит две работы мистера Смиренного по изучению метаболизма нуклеиновых кислот.

Полное перечисление всех научных работ всегда благоприятно действует на любого, даже самого скромного, научного работника. Подобный акт со стороны авторитетной организации, такой как Британская Академия наук, явно поднял Леву в собственных глазах.

Британская Академия сообщила, что по этой проблеме собирается симпозиум (ученое совещание), на который приглашаются ведущие в этом направлении ученые всего мира, в том числе и он – господин Лев Смиренный. Далее сообщалось, что ТРУДЫ ученого совещания выйдут отдельным изданием и что для доклада мистера Смиренного специально отведено и оставлено 50 страниц печатного текста. Сообщалось, что уже имеется договоренность с издательством, бланки для договора с которым прилагаются. Гонорар был гарантирован в свободной валюте.

Отказаться было невозможно. Это была сама мировая слава. Ведь труды симпозиума будет читать весь мир. К тому же и фунты не помешают. Не знал бедняга, что слава – товар неходкий. Дорого стоит и быстро забывается.

Письмо вместе с заявлением о предоставлении командировки в Кембридж Лева выложил для подписи на стол Петра Ильича в надежде на подтверждение своих особых заслуг в науке. Бедняга! Он был плохим психологом. Результат оказался прямо противоположным. В отличие от Левы Петр Ильич разобрался в письме без словарей. Чтение письма окончилось взрывом.

– Как?! Приглашение прислано не ему, кандидату, основоположнику направления, автору 13 работ, заведующему лабораторией, наконец, а какому-то самозванцу, который и в вопросе-то еще не разобрался. Его работы только потому и напечатали, что на них стояла подпись его, Петра Ильича Молодцова. И вот результат! Нет. Хватит с него заседаний ученого совета. У себя в лаборатории от такого не допустит.

Немедленно было созвано общее собрание научных сотрудников лаборатории. Петр Ильич ставил вопрос ребром и притом в двух плоскостях сразу. Во-первых, он считал, что на симпозиуме должны быть отражены достижения всей лаборатории в целом, а не какие-то изолированные опыты Смиренного. Должен быть представлен всеобъемлющий доклад, и понятно, что такой доклад может и должен делать заведующий лабораторией, то есть он, Петр Ильич Молодцов. Ну а, во-вторых, чтобы Лева не очень-то упирался и шумел, ему недвусмысленно было сказано, что обычно отношения с заграницей, да и с другими институтами, идут все-таки официальным путем. Плохо ли, хорошо ли, заведующий лабораторией и дирекция института должны знать об этом, хотя бы для того, чтобы такие молокососы не опозорили науку. А то, что выкинул товарищ Смиренный, должно, по мнению Петра Ильича, заинтересовать уже не научные круги, а кое-какие другие организации.

С небес Лева был сброшен на землю, и у него хватило ума, чтобы сообразить, что это еще далеко не предел падению. Бедняга потерял дар плавной речи.

– Может, вы все-таки объясните, с кем из иностранцев вы подписали контракт на фунты? – спросил выведенный из себя Петр Ильич.

– Я еще не подписал его. Его тоже прислало издательство.

– Какое?

– Не знаю. Этого я еще не перевел.

– Переведите ему, пожалуйста, – обратился Петр Ильич к научному сотруднику Дубчику, который из любви к мировому юмору изучил почти в совершенстве все самостийные языки мира и сильно отстал в прочих науках.

– Дословно говоря, – перевел Дубчик, – здесь написано: «Типография “Свист”, издательство “Утка”».

– Когда вы получили это письмо? – спросил Дубчик у Левы при всеобщем молчании.

– Первого апреля.

Монография

Слабость питал Олег Раздуваев к монографиям. Очень уж ему хотелось монографию написать. Он мечтал о будущем. До чего же, наверно, приятно быть автором солидной научной книги, которую подчас одной рукой и не удержишь.

Будущее – это мечты и надежды на их осуществление. Нет мечты – не может быть надежды. Без мечты и надежды нет будущего.

Смущали два обстоятельства. Авторами всех солидных монографий были, как правило, профессора и академики. Потом, очень уж много писать надо было. Работая по проблеме ревматизма, Олег просто не представлял себе, чем и как можно заполнить такой солидный том. Раньше он хотел понять этот фокус и даже пытался прочитать целиком несколько монографий, но дальше середины продвинуться не мог.

Это и заставило его уважать солидные монографии. Теперь Олег без ущерба для дела осваивал суть таких монографий, прочитав оглавление, введение, заключение, выводы и ознакомившись со списком литературы.

Перелом в мировоззрении наступил после того, как Олег установил, что все профессора, не говоря уже об академиках, становились