Юмор в науке, в истории и в жизни - Александр Иванович Журавлев Страница 26

Да вдруг лопнула у него колба с ацетоном. Ацетон вспыхнул и весь на диссертацию попал. Запылала диссертация от высококалорийного текста. Подбежал к ней Сева Хитрый, подбежали и другие сотрудники. Да что там! Одна зола, ни мыслей, ни обобщений. Потребовали от Севы объяснений. Написал он докладную записку. Дали ему строгий выговор за халатность. Сам заместитель директора института ему нотацию прочитал и предложил немедленно найти способ вернуть аналогичный экземпляр в библиотеку института.

Какой там способ? Выдал Сева оппонента. Заместитель директора у того диссертацию отобрал и в библиотеку положил. Не может же солидный институт без своих собственных диссертаций обходиться. Ведь так и свои успехи не сможешь продемонстрировать.

Только Сева в библиотеке свою диссертацию теперь не берет. Он пользуется тем экземпляром, который по счастливой случайности не сгорел. Сгорела тогда совсем другая книга. И выговор с Севы Хитрого через год сняли за хорошее поведение.

И уж теперь свою диссертацию Сева никому не дает. Кто хочет ее изучить, пусть в библиотеку идет. Диссертация эта и теперь там лежит, и ее всякий прочитать может.

Вот с плагиатом, то есть с воровством чужих мыслей и работ, труднее. Ведь в библиотеке всех точно записывают: кто когда эту диссертацию читал. И уж после этого чужие мысли за свои трудно выдать.

Надо бы ученым для большего порядка электронную машину завести, которая бы точно, даже без автора, определяла, где действительно научная работа с новыми данными, где добросовестное и честное повторение для проверки и уточнения, а где плагиат.

А то ведь сами авторы не всегда за себя постоять могут. Которые из деликатности, которые – из-за недостатка времени, а которые и по причине смерти.

Взаимное тяготение

Видные ученые одной специальности всегда тяготели друг к другу. Тяготение это возникало задолго до того, как они становились известными, а тем более великими. Родство душ у них, очевидно, при рождении закладывается. Если же в какой-нибудь отрасли человеческой деятельности вдруг одновременно много выдающихся личностей объявляется, то сила взаимного тяготения может их всех в одну могучую кучку свести.

Начинается все это довольно просто. Почитают они труды друг друга и уже не прочь встретиться. Если один не знает, что делать в области, в которой другой преуспевает, то желание встретиться становится непреодолимым. Государственные границы и национальная принадлежность, как правило, роли не играют.

При встречах видные ученые друг друга даже через банкетный стол узнают и только и ждут, чтобы их друг другу представили.

О пользе таких встреч и говорить не приходится. Поговорят эти двое часок-другой – смотришь, два государства по несколько миллионов в соответствующей валюте выиграли. Вот и выступают всегда все разумные государства за широкий научный обмен.

Аркадий Васильевич Распадов был величина. Он глава предприятий, выпускающих электронную медицинскую аппаратуру, и видный ученый. Побывали как-то у него в гостях американские ученые. Посмотрели, как дело идет, и прислали ему приглашение посетить США в удобное для него время. Приглашение было подписано профессором Тейлором – председателем Национальной Ассоциации физиков США. Зная работы друг друга, ученые не прочь были установить личный контакт.

Поехал Распадов в США. Почерпнул он там порядочно, не меньше, чем американцы у нас. На прощанье в его честь, как и полагается, банкет устроили.

Гостя посадили на почетное место. Подводит распорядитель банкета к нему весьма почтенного джентльмена, сажает его справа и взаимно их представляет: это, дескать, высокий наш гость, а это – господин Комптон.

А Комптон – известный всему миру физик. Он даже знаменитый эффект Комптона открыл и теперь работал в том же направлении, что и Распадов.

Как только их представили, так сразу почувствовали они друг к другу это самое тяготение и тут же завели деловой разговор. Один про свои сомнения расскажет, другой подумает, рюмочку коньяка пропустит и дельный совет выдает. Потом наоборот.

Так бы и шел банкет. Да принесла нелегкая соседа слева. Сел слева видный и даже красивый щеголь брюнет. Он нет-нет да и влезет в разговор. То вопрос задаст, то вдруг объяснять начнет там, где его вовсе и не спрашивают.

По мере роста тяготения к Комптону росло у Распадова и чувство неприязни к этому красавчику: «Пил бы свой шнапс, произносил тосты и не лез, куда не просят».

А тот не унимается. Ну Распадов ему вежливо ответит и опять к Комптону повернется. Так этот чернобровый стал Распадова за рукав дергать, чтобы к себе внимание привлечь.

По окончании банкета Комптон и Распадов так долго и тепло прощались, что в зале уже никого не осталось. Выходя из зала, Распадов спросил у распорядителя:

– Скажите, пожалуйста, а кто этот брюнет, что сидел слева и произносил тосты?

– Слева от вас сидел лауреат Нобелевской премии профессор Тейлор.

Изобретатель «Водобоя»

Кирилл Петрович лежал на солнце и думал. Потом плавал, лежал на солнце, лежал в тени и снова думал: «Ну чем развлечься здоровому мужчине в расцвете лет, отдыхающему на берегу Черного моря в жаркий день?».

Рядом лежали ряды таких же здоровых малых, и некоторые из них тоже думали. Некоторые, хотя и не думали, однако в любой момент были готовы чем-нибудь заняться. А уйдешь от моря, так тогда совсем не найдешь, что делать в жару, даже безалкогольные напитки не вдохновляют.

И тут пришла МЫСЛЬ. Ну а как с мировым опытом в области безалкогольных развлечений, например, в Махабалипураме или на Гавайях?

Вечером, как только установилась прохлада, Кирилл Петрович отправился в библиотеку за мировым опытом.

Да!.. Мировой опыт явно не подходил. Там, в океане, волна очень организованная. Высота ее 1–3 м, идет она ровно в ряд, тихо, спокойно по всему фронту. Ты ее хорошо видишь, и вот масса развлечений для тысяч отдыхающих. Хочешь ты через волну прыгай, хочешь – под нее, а хочешь – по ней на простой доске – серфинг называется – так и катись, как на лыжах с горки. Такое приятное и спортивное занятие и главное – никакого алкоголя: и без него весело.

А на Черном море волна – это хулиганство какое-то, а не волна. Она достигает не более 0,5 м и идет сразу во всех направлениях и без всякого фронта. О доске и речи быть не может. Вот лежи и думай. Но наяву мысли больше не приходили. А вот во сне! Во сне все и решилось. Приснилось Кириллу Петровичу, как они еще детьми в пионерском лагере часами сидели на вращающихся «конях»-бревнах и сбивали друг друга длинными шестами с