Роман Ясюкевич - Просто байки Страница 3

— Без обиды. Ты знаешь…?

— Ну?

— У него точно такая же «Мазда». Один к одному.

— Ну, и?

— Ну и прикинь, что будет, когда он увидит близняшку. К чему тебе и нам лишние проблемы?

Но Алик уже уперся. Взыграла восточная кровь.

— Ладно, земляк. Продавай. Но не обижайся.

Две недели после этой встречи Алик понапрасну мотался на авторынок. Потенциальные покупатели шарахались от его роскошной «Мазды», как суеверные православные старушки от черной кошки. Ясное дело, по рынку пустили слух, теперь за машину и своей цены не возьмешь.

Алик уже подумывал плюнуть на принципы и действительно податься в Чимкент, как вдруг на Аль-Фараби к нему пристраивается «девятка» и начинает мигать фарами, тормозить.

«Так, вторая часть Марлезонского балета, — подумал Алик. — Ладно, послушаем,» — и достал из бардачка газовый пистолет.

Из «девятки» выбралась знакомая троица.

— Здорово.

— Здоровей видал. Че надо?

— Не продал еще?

— Вам что за горе?

— Купить хотим! — качки засмеялись. — Сколько хочешь? Да не смотри ты, как не родной! Мы серьезно. Давай в пивнарь заскочим, потолкуем.

В пивбаре Алику первым делом вручили фотографии его «Мазды», только изукрашенной синими и розовыми наклейками.

— Сможешь такие же сделать?

— Зачем?

Алику объяснили: крестный папа качков, любитель спортивных автомобилей и быстрой езды, по дороге в Бишкек протаранил «Камаз». «Камазу» что, он железный. А папину японочку теперь даже в утиль не берут. Сам папа со множественными переломами угодил в больницу. Вот ребята и решили сделать шефу подарок, чтоб быстрее выздоравливал.

Алик не был бы Аликом, если бы упустил такую коммерцию. Хай живе тыщу рокив товарищ японский император! А с ним, глядишь, и мы не пропадем.

Дело — труба

Брат моего папы без малого двадцать лет проплавал по разным морям и океанам. Можете представить, сколько всего с ним приключилось. Однажды в Ливерпуле они зашли в роскошный хозяйственный магазин. Внимание привлек громадный рекламный плакат, смысл которого сводился к тому, что администрация хозмага гарантирует доставить любую нужную в хозяйстве вещь в течение получаса. «А что, если нет?» — спросил папин брат у продавца. «Тогда мы выплатим вам штраф в тысячу фунтов стерлингов!» — гордо ответил тот. «Ага!» — подумал папин брат и, посовещавшись с приятелями, потребовал продать ему… самоварную трубу. «А это нужная в хозяйстве вещь?» — недоверчиво поинтересовался продавец. «А как же! — оскорбленно воскликнул папин брат, — Стал бы я за ерундой тащиться в Англию!» Продавец усадил моряков за столик в углу торгового зала, принес всем пива и попросил «хотя бы нарисовать, как выглядит столь необходимая мистеру русскому моряку труба».

Матросы развалились в креслах, потягивали пиво и, посматривая на часы, гадали, на что лучше истратить внезапно свалившееся богатство. Но, правильно гласит пословица: «Не дели шкуру неубитого медведя!» Через 26 минут торжествующий продавец вынес еще горячую, только что сваренную в магазинной мастерской, первую в Великобритании самоварную трубу. Пришлось платить.

Папин брат до конца рейса был объектом насмешек. Даже капитан сухогруза приходил посмотреть его чудо-трубу.

Ожидание смерти подобно

Жил в Алма-Ате некий доктор Зальцман. Главврач психиатрической больницы «Сейфуллина-и-Абая», ученый евроазиатской величины, профессор мединститута. На его лекциях студентки сидели с закрытыми глазами, влюбляясь в глубокий, бархатный, с богатейшими интонациями голос. Глаза же закрывали, чтобы вид маленького, очень евреистого старика со скрюченным полиомиелитом телом не портил впечатления.

Экзаменатор Зальцман был страшный: два-три косвенных вопроса, и он уже знает все слабые места студента. Но, несмотря на это, он был весьма и весьма популярен. Про больных я и не говорю — те его обожали. Просто не знали, чем угодить.

Однажды окружили в коридоре лечебницы:

— Доктор, мы вас так любим! Нам так жалко, что у вас голова повернута. Давайте, мы ее отрежем, а потом пришьем прямо.

А в руках осколки невесть где раздобытой бутылки. Зальцман совершенно спокойно поблагодарил пациентов за проявленную заботу и спросил:

— А нитка с иголкой у вас есть?

— Не-ет.

— Как же вы будете пришивать мою голову?

И ребята бодрой рысью рванули на поиски. Доктор, разумеется, не стал их дожидаться.

Физик

Такого воздуха, как в городе Зыряновске, раскинувшемся среди Алтайских гор, километрах в сорока от Бухтарминского водохранилища, не было нигде (а теперь уже и не будет). Его можно было резать ножом (особенно во время смога) и продавать за валюту, ибо, как подметил один из местных бардов, «воздух пах всей периодической таблицей». Само собой, научно-технический потенциал города был необычайно высок. Основной областью приложения рук и мозгов была, конечно, металлургия, но и других пролетариев умственного труда хватало.

Вот среди этих других и жил гений. В миру простой кандидат физико-математических наук, друзей он имел самых разных. В том числе спецов в области металлургической технологии и обогащения руд.

Однажды заявился физик в гости к технологам чаю попить, а у тех завал работы. «Давайте помогу», — нагло предложил физик. «Помоги. Cядь в сторонку… Или вот. Проблемка. 2 месяца бьёмся. Дано: колба с взвесью. Трэба: быстро осадить взвесь, жидкость слить, осадок — на анализ. Если колбу не бултыхать, осаждается за полчаса. Долго. Надо быстрее. Думай». — «А чаю?» «Не барин, сам нальёшь.» — «И нам!» — заорали из разных углов. Физик чаю попил, месячную норму печенья умял и домой намылился. Ему кричат: «А наша проблема? Трудностев испугался?» — «Решил давно». И ушёл.

Технологи сунулись к столу, в поисках записей формул и увидели, что колба с взвесью, заткнутая пробочкой, лежит на боку. А вдоль стенки — осадок.

Подняли колбу осторожно — осадок по стеночки на дно скользнул. Сливай воду. 10 минут вместо получаса. Гонорар — 2 пачки печенья и поллитра чая.

А ещё этот физик штор не признавал, несмотря на 2-ой этаж проживания. Белых потолков он тоже не любил. А потому покрыл их чёрной нитроэмалью, по которой флуоресцентными красками нарисовал звёзды и луну, пожираемую драконом…

Ох, и материли уехавшего на Дальний Восток физика новые жильцы, когда пришлось им обдирать краску вместе со слоем бетона, иначе побелка не ложилась…

С улицы, особенно ночью, особенно ввиду отсутствия фонарей, квартирное небо смотрелось бездонно и мистически, а дракон, сука, подмигивал. Мы как-то кукарекали на него часа в два или три ночи (мнения разбуженных горожан по этому вопросу разделились). Громче и противнее всех кукарекал физик. А потом мы уехали на Бухтарму, украли лодку, выгребли на середину, и физик стал в полный голос читать стихи своих любимых латиноамериканцев, про «ящерицу, греющуюся на солнце».

Первыми силу поэтического слова оценили собаки по всем берегам Бухтармы. Забрехали-залаяли. Потом начали судорожно зажигаться окна в домах. К воде прибежали люди и, смутно белея голыми телами, кричали физику: «Бис! Браво! Ещё!» Правда, почему-то, другими словами:)

Театр от Миши

Одну минутку, читатель. Байки, которые я хочу предложить вашему вниманию, я услышал много лет назад от своего приятеля. Пути наши разошлись, но недавно я увидел его в телеигре «Устами младенца». Миша жив, женат, упитан и работает в московском театре. Судя по всему, успешно. И у меня возникли сомнения: а ну как он сам когда-нибудь возьмется за перо? Хорошо я тогда буду выглядеть со своим рассказиком? Нет, нехорошо. Поэтому считаю своим долгом назвать истинного автора нижеследующих историй: актер Михаил Крылов… ВСТРЕЧАЙТЕ!!

— В семьдесят… — ом году окончив школу, я поехал в Москву поступать в театральный институт. Все равно, в какой. Мама дала мне адрес двоюродной тети наших знакомых, у которой можно будет переночевать месяц-другой, взвалил я на плечо гитару, подтянул штаны и двинул покорять столицу. Как ты знаешь, в театральных институтах сначала проводят творческий конкурс и только потом требуют документы, поэтому я как все записался одновременно и в ГИТИС, и в Щуку, и в Щепку, и в школу-студию МХАТ.

— Погоди, что еще за «щука» и «щепка»?

— Щукинское училище при театре Вахтангова и Щепкинское — при Малом Театре. Сначала я сунулся в ГИТИС. Знаешь, какой там был конкурс на актерский факультет? 200 человек на место! Между прочим, Москва на втором месте после Лос-Анджелеса по количеству безработных актеров на квадратный километр.

— Это почему?

— А ты подумай. После института в московских театрах остаются единицы, остальных по распределению отправляют в разные Мухосрански, где и аборигенам трудно жить, а после четырех лет столичной студенческой жизни вообще удавиться хочется в первый же день. Вот и бегут молодые специалисты обратно всеми правдами и неправдами. А в Москве куда? В театрах вакансии на три пятилетки вперед забиты. Остается либо в дворники, либо в водители троллейбуса, а чтобы не потерять профмастерства — сниматься в мосфильмовских массовках. Говорят, одно время в трамвайно-троллейбусное управление без диплома театрального ВУЗа вообще на работу не брали… Мне это в хвосте гитисовской очереди один парень рассказал. Погрустили мы с ним и пошли вдоль очереди знакомых искать, а то так и состаришься, пока до приемной комиссии доберешься. Как назло ни одной знакомой физиономии! Тут меня осенило. Пристроились мы с приятелем почти у самых дверей класса, и я начал громко жаловаться на судьбу: «Уже третий год в ГИТИС поступаю и всегда одно и то же: те, кто после меня стоят, проходят, а меня срезают. Есть в жизни справедливость? Почему так получается? Почему тем, кто сразу после меня в очереди стоял, везло, а мне нет? Как это объяснить? Те, кто после меня…» Минуты не прошло, подходит к нам девушка. «Простите. Мы три девушки из Перми. Мы случайно подслушали ваш разговор. Мы, конечно, в приметы не верим, но может быть, вы встанете в очередь перед нами? Мы тут, близко…»