Нил Келли - Жонглёр с тиграми Страница 33

Хлеб?.. У меня заурчало в желудке.

Нам выдали белые халаты и шапочки вроде поварских и представили нас производственному директору, который и сам напоминал круглый румяный бисквит с глазками из чёрной смородины. Живот мой продолжал свои арии, а он показывал нам какие-то многочисленные графики и диаграммы, демонстрирующие производительность, ассортимент и рост разных параметров. Наконец, нам предложили чай с печеньем. Я жадно набросился на это последнее.

Первыми сладостями, которые нам показали, были конфеты под названием «Капля молока» — в сущности, ириски. Они вступали в жизнь в виде огромных клейких комов, которые затем продавливались сквозь фильеры, нарезались и заворачивались, приобретая более знакомый вид, однако молоко не присутствовало ни на одной стадии процесса.

— Самый популярный ароматизатор — манговый, — объяснял производственный директор, катая во рту одну из «капель молока». — На втором месте — кардамонный вкус, — он дал каждому из нас по горсти конфет на пробу. Я съел несколько штук, мечтая о большем разнообразии этой углеводной диеты.

Экскурсия по фабрике заняла больше часа, и кульминацией её стал чудовищный чан с латексом, коему предстояло обратиться в жевательную резинку. Нам дали новые образцы — теперь это была жвачка. Затем нас, старательно жующих резинку, отвезли в аэропорт на принадлежащем фабрике «Амбассадоре» цвета куриных бульонных кубиков (или цвета карамелек?).

— Надеюсь, в аэропорту есть ресторан, — вздохнул я.

— Я бы не рекомендовал рисковать, — остерёг Гаутам. — Лучше подождём, пока не сядем в самолёт.

Но самолёта не было. Только сотни ожидающих пассажиров.

— Рейс отменён, — сообщил наш генеральный менеджер, наведя справки.

— Может быть, задержан? — с надеждой переспросил я.

Он покачал головой.

Я застонал от голода и отчаяния.

— Что же нам теперь делать?

Генеральный взглянул на часы.

— Нам повезло, — обрадовался он. — Если мы поспешим, то ещё успеем на обратный поезд!

Моя встреча с судьбой

Я где-то читал, что колесо обозрения, оно же «чертово колесо», было изобретено в Индии. Как бы то ни было, это колесо — подходящий образ моих отношений с агентством, а порой и со всей Индией: движение по кругу, частое зависание между небом и землёй и, иногда, забавные моменты.

Джерри Делла Фемина, легендарный нью-йоркский рекламщик, как-то сказал: «Рекламное дело — самая забавная штука из всех, какими можно заниматься не раздеваясь». Но, обратите внимание, он сказал это больше двадцати лет назад, когда рекламное дело переживало свои счастливые деньки. Творческие сотрудники тогда носили кафтаны и волосы почти до пояса, завтракали сигаретками с марихуаной, а порой позволяли себе снять кафтан и изучать анатомию секретарши прямо под огромным рабочим столом. Именно в те головокружительные времена я начал работать в рекламе младшим редактором. Но мало-помалу веселье стало иссякать, и к моменту, когда я угодил в Индию, почти иссякло.

Но я надеялся, что сумею возродить дух этого веселья, снимая свой первый в Индии рекламный ролик. Снимать рекламные клипы — это обычно занятие занятное и приятное, особенно когда предполагаются съёмки на каких-нибудь экзотических южных островах. С прекрасными блондинками. Но я совершил ошибку. Я указал в качестве места действия рекламного ролика новой пивоваренной фирмы «раскалённую пустыню с дрожащим над ней маревом». Снимай мы ролик зимой, как изначально планировалось, оно, может быть, было бы ещё туда-сюда, — но заказчики дотянули с решением о начале работ до самого разгара летней жары.

Знаете, какая главная проблема для рекламщиков? Заказчики.

Помню, когда я работал в Гонконге, один такой клиент, аргентинец, глава коньячной фирмы, превратил мою жизнь в сущий ад. Забавно, что всё случилось как раз из-за блондинки. Я сочинил сценарий, который, как мне казалось, вышел просто классным. «Париж. Великолепная блондинка идёт по мосту», — начинался он. Мне понадобился продолжительный обед во славу Бахуса, чтобы придумать этот перл. И ещё один — даже более продолжительный — обед, чтобы убедить заказчика. Убедить я его убедил, но, увы, потом всё пошло наперекосяк. Вышло так, что я прибыл в Париж одновременно с группой североафриканских террористов, которые занялись своей разрушительной деятельностью, мешая мне заняться созидательной. Я выбирал одно место за другим, но мне отказывали в разрешении на съёмки. Похоже было, что весь Париж сделали запретной зоной. Как будто этого было мало, выяснилось, что в Париже нет блондинок. Почти все они мигрировали на токийские подиумы. А тех, что остались, подгребла под себя группа, успевшая приехать раньше нас. Они снимали рекламу шампуня. Мне пришлось удовольствоваться амазонкой ростом в шесть футов два дюйма[185], причём блондинкой её сделала перекись водорода. Вдобавок девица была мужеподобной, а молоденький испанец, игравший приятеля блондинки, выглядел возле неё точно сын-подросток. Я был в отчаянии. Я позвонил заказчику, долго его искал и, наконец, обнаружил в отеле в Монте-Карло.

— Алло, — ответил мне тоненький голосок.

— Позови, пожалуйста, к телефону своего папу, — попросил я.

— Папу? — удивилась девочка. — Но он умер!

— Ох. Прошу прощения. Я не знал, — пробормотал я, совершенно растерявшись. Заказчик мёртв, значит, можно похоронить и заказ. — Э-ээ… прошу прощения за бестактный вопрос… а когда он скончался?

— Пять лет назад.

Мы явно говорили о разных людях. Я уточнил имя заказчика, и голосок на другом конце провода разом оживился:

— Ой, да это же мой муж! Сейчас позову.

— Надеюсь, вы по важному делу, — раздражённо буркнул заказчик, взяв наконец трубку. — У меня медовый месяц!

— Извините, что побеспокоил, и примите мои поздравления, — поспешно сказал я. Месяц назад, в Гонконге, он был женат на другой женщине. — Дело в том, что у меня проблема с актёрами. Блондинок нет. Но мы можем найти хорошую брюнетку…

— Абсолютно исключено! — рявкнул он. — Все азиаты хотят трахаться с блондинками. Так что найдите блондинку! — и он бросил трубку.

И так у меня не осталось выбора. Пришлось использовать эту башню сомнительной женственности, а её партнёра заменить на более рослого и зрелого поляка, который, как позже выяснилось, был неспособен эффектно крутнуть бокал бренди — а этот жест был лейтмотивом всего клипа! Когда из Гонконга прибыла вся остальная группа во главе с угрюмым китайцем — директором картины, я мог показать им лишь свою странную пару актёров и пару менее чем удовлетворительных мостиков в пригороде.

— Будем снимать эту муть в студии, — заявил директор картины.

Все остальные стали протестовать — дескать, мы приехали сюда (и за изрядные деньги), чтобы снять настоящий Париж, а не картонные декорации. В ответ директор на два дня сбежал от нас с каким-то французским матросом.

Для ролика было абсолютно необходимо найти спиральную лестницу — она должна была идти в параллель закрученному в бокале бренди. После долгих поисков мы нашли наконец подходящее место. А вот домовладельца разыскать не удалось, и пришлось подкупить консьержа — тощего нервного человечка, которому явно казалось, что он всё ещё работает на Сопротивление. Когда директор картины вернулся к своим обязанностям, мы оккупировали лестницу и принялись за работу. Толпа людей и прожектора испугали консьержа, который почему-то полагал, что мы займём охраняемый объект на несколько минут, а не на несколько часов!

Директор картины посмотрел сквозь камеру и остался недоволен. Для начала он велел «убрать со ступенек этот сраный ковёр». Консьерж к этому моменту уже сбежал, и скатывать бессчётное число ковровых дорожек пришлось Жан-Полю — сварливому типу с вечно дымящейся сигаретой «Житан» в углу рта. Вскоре на мраморном полу вестибюля, к вящему ужасу входящих и выходящих жильцов, высился курган из скатанных дорожек. Наконец директор был удовлетворён и запустил на лестницу нашу «белокурую даму», которой надлежало вихрем сбежать по лестнице.

Я не видел Жан-Поля несколько дней после съёмки. Когда он наконец объявился, вид у него был такой, словно его пытали — в принципе, оно почти так и было. Он рассказал, что когда мы закончили, ему всю ночь пришлось расстилать по лестнице многие метры ковра. Дело осложнялось тем, что выключатели ламп на лестнице были оборудованы реле времени — и всякий раз, когда Жан-Поль пытался пристроить на место очередную дорожку, свет гас. Но это ещё не всё. Никто из нас, включая самого Жан-Поля, не заметил, что пролёты к низу лестницы расширялись. Когда на рассвете Жан-Поль уложил последнюю дорожку, выяснилось, что он уложил их не в том порядке. С рассветом вернулся и домовладелец, который гневно объявил, что Жан-Поль должен или оплатить работу драпировщиков, или лично разложить ковры в нормальном порядке.