Николай Смирнов-Сокольский - Сорок пять лет на эстраде Страница 34

Думается, что, будь жив Александр Сергеевич Грибоедов, сказавший когда-то в «Горе от ума» о том, что-де «на всех московских есть особый отпечаток», – сегодня же он этот «особый отпечаток» увидел бы на всех гражданах Советского Союза.

Показывая свой паспорт, мы с вами сегодня имеем счастливую возможность сказать более современные слова Владимира Маяковского:

«Читайте,завидуйте,я —гражданинСоветского Союза».

Сегодня такое праздничное, приподнятое настроение в зрительном зале, что мне лично, как человеку, который по роду своей профессии сатирика столько лет обращал ваше внимание главным образом на различные недостатки, недочеты, сегодня как будто и трудновато удержаться в рамках своей профессии…

Тем более что встречаются у нас некоторые «отдельные товарищи», которые вообще убеждены, что жанр сатиры как таковой дело свое, так сказать, уже сделал и представителей его не худо было бы и освободить с мотивировкой, встречающейся иногда в приказах некоторых предприятий: дескать, «гражданин такой-то увольняется от должности, заболев по собственному желанию, в связи с переходом на другую работу…»

Под этой «другой работой» для сатирика означенные «отдельные товарищи», несомненно, подразумевают оды, кантаты, а главным образом – этакий малиновый звон во все, что называется, колокола!

И должен сознаться, что весьма многие соблазнились этой сравнительно нетрудной работой. Тем более что колокола – это такой инструмент, который до сего времени ни одному звонарю никаких особых неприятностей не доставил…

Если, конечно, не считать одного чрезвычайно важного обстоятельства. Не любит советский человек пустого колокольного звона! Выковавший все свои победы на живительном огне большевистской критической мысли, советский человек давно уже научился точно разбираться, где, когда и по какому именно поводу «у Спаса бьют, у Николы звонят, а у старого Никиты – часы говорят…».

Недаром некоторые «звонари»-профессионалы сейчас форменным образом растерялись. «Помилуйте, – вопил мне недавно один, – повесть я новую написал, ну как раз все, что требуется: актуально, идейно, революционно! Герой у меня в трактор влюбляется, героиня на восстановленную домну похожа, у нее изо рта во время любовного объяснения производственный дым валит, кроме слова «ура» – никаких других слов вообще не говорит: все свои слова с «ура» начинает. Так прямо и сыплет: «ура-ган, ура-жай, Ура-гвай, ура-вниловка»… Действие происходит на Урале… – и можете себе представить, не печатают, затирают… Еще намекают, что, дескать, в слове «дурак» – тоже где-то посредине «ура» есть. Интриги».

А дело-то все в том, что обмануть советского человека теперь решительно ни в чем невозможно! Потому что и сами-то советские люди никогда ни в чем никого не обманывают.

Сегодня знают даже враги:Если советские люди говорят «будет» – это значит будет!Если советские люди говорят «есть» – значит есть!Звонить попусту – не в природе советского человека.

Позвольте сегодня хотя бы попытаться быть достойным звания настоящего советского конферансье. В первую очередь это значит – поменьше пустозвония. Уместно припомнить слова поэта Демьяна Бедного:

«Попы и те звонят в положенные дни;Поэтов звон хорош, но тоже до предела.Не Ильича ль завет: поменьше трескотни – побольше дела!»

Позвольте в силу этого закончить свое вступительное слово…

1957

Приветствие Ленинграду

Итак, товарищи, Петербургу, Петрограду, Ленинграду – двести пятьдесят лет!

Я рад, что и мне предоставлена высокая честь поздравить дорогих ленинградцев со славным юбилеем их города, города-героя, города русской славы, колыбели Революции.

Когда – лет этак тридцать пять назад – я впервые собирался выступить как артист в вашем городе, меня всячески пугали какой-то якобы особой чопорностью его коренных жителей, их якобы небывалой сдержанностью и скупостью на аплодисменты.

Какой все это оказалось чепухой! Ленинградцы – самые сердечные, самые темпераментные, самые восторженные зрители в мире.

Единственное и непременное условие, которое они ставят приезжим артистам, – это умей делать то дело, за которое взялся. Умеешь – получай все: аплодисменты, восторги, гостеприимство. Не умеешь – извини. Ленинградцы мгновенно застегиваются на все пуговицы, и тогда из зрительного зала на тебя веет таким холодом, что Арктика кажетсй детской забавой.

Да, ленинградские зрители не столь прекраснодушны, как москвичи. Смотришь, порой на концерте москвич, не жалея ладоней, приветствует какого-нибудь тенора, который только что угостил его с эстрады не только «петухами», а просто целым курятником… Спросишь: «Чего это вы ему аплодируете? Ведь плохо же?!» И москвич тут же прекраснодушно ответит: «Плохо – это не то слово. Гадость! Но черт с ним: тенору-то тоже пить-есть надо!»

Белинскому когда-то нравилось шутливое сравнение: «Москва – женского рода. Петербург – рода мужского. В Москве – невесты, в Петербурге – женихи».

Кто знает, может быть, отсутствие вот такого московского прекраснодушия у ленинградских зрителей идет от мужского, вернее – мужественного облика их города.

«Люблю тебя, Петра творенье…».

По всей вероятности, ни одно приветствие городу-юбиляру сегодня не обходится без этой строчки. Ну что ж! Эти слова прекрасны. Город, носящий сейчас имя великого Ленина, нельзя не любить. Прекрасны его дворцы, Адмиралтейство, Эрмитаж…

Мне только очень не хочется, чтобы ленинградцы сегодня гордились всем этим, как какой-то «седой стариной». Нет, нет!

Ничего седого, кроме композитора Соловьева-Седого, в городе Ленинграде не существует.

Двести пятьдесят лет для города – это не старость. Если принять за меру среднюю продолжительность человеческой жизни – лет этак шестьдесят с маленьким гаком, – то это всего четыре жизни. Вернее – три, так как одна-то еще продолжается.

Значит, для ясности – это всего-навсего каких-нибудь три Смирнова-Сокольских тому назад

«На берегу пустынных волнСтоял он, дум великих полн!»

Да ведь это же – юность, товарищи! Что такое три, да даже четыре Смирнова-Сокольских тому назад? Гроши!

Крылов, Гоголь, Пушкин – это вовсе не давным-давно. Это только вчера. Больше того, это просто сегодня!

Вы живете в самом молодом городе, товарищи ленинградцы!

И если мы все не сгораем от зависти, то это только потому, что каждый москвич считает себя ленинградцем, как и каждый ленинградец считает себя москвичом. Жители всех городов необъятной Родины нашей вместе с вами празднуют юбилей Ленинграда, своего города для каждого советского человека.

И у каждого такого человека есть в этом своем городе и какая-нибудь своя, самая любимая улица. Товарищи ленинградцы! Я шепну вам на ушко имя своей любимой. Это не Невский и не Литейный – это улица, бывшая когда-то Грязной, позже Николаевской, а ныне – Марата. На этой улице стоит дом, в котором лет этак сто шестьдесят семь назад Александр Радищев напечатал в своей «Вольной типографии» великую книгу, книгу-подвиг, под названием «Путешествие из Петербурга в Москву».

Это самая драгоценная русская книга. Для меня она драгоценна не только своим великим революционным значением, но еще и просто по названию.

«Путешествие из Петербурга в Москву» и обратно – из Москвы в Петербург – Петроград – Ленинград – мое самое любимое путешествие.

Сегодня я отправил к вам – по этой дороге – свое сердце. У сердца есть приказ – поздравить вас с юбилеем, дорогие товарищи ленинградцы!

Если вы встретите это сердце – а оно, вероятно, где-нибудь там, близ улицы Марата, – не обижайте его. Оно полно самой искренней любовью и уважением к вам и к вашему Великому городу!

1957

Мишка, верти!

Вторая редакция

Люди, понимающие в кулинарном деле, говорят, что раков, например, можно есть только в месяцы, в названии которых имеется буква «р»: например, январь, февраль, ноябрь, декабрь и так далее. В месяцы без буквы «р», как-то: май, июнь, июль – раков есть не рекомендуется, так как ими в это время можно даже отравиться. Гусей, говорят повара, можно есть только тогда, когда они хватанут первой ледяной воды. До этого времени они якобы пахнут свечкой. Называют месяцы, когда рекомендуют есть яблоки, когда – виноград, когда – что-то другое.

Единственное блюдо, которое можно есть круглый год, – это директора, художественные руководители эстрады и сатирики. Людей этих профессий едят весной, осенью, зимой, летом, днем и даже ночью, не опасаясь каких-либо последствий.

И то, что я сорок лет подряд, последовательно занимаясь этими тремя специальностями, все еще продолжаю занимать ваше внимание, – факт сам по себе совершенно исключительный.

Вот об этих исключительных фактах я и хочу поговорить с вами сегодня.