Владимир Ланцберг - И петь нам, и весело петь ! (КСПшные анекдоты от Берга) Страница 37

Эти пиратские пляски совершенно "достали" жену Леонида Духовного, киевско-сан-францискского барда, которая насела на мужа с требованием принять превентивные меры по защите своих авторских прав. И "сам себе правозащитник" Духовный обратился за помощью к тезке и бывшему земпяку, ныне жителю Нью-Йорка, Леониду Позену, от которого мы и узнали эту историю. Помощь, собственно, состояла в нотной записи "духовного" наследия.

Просьба, казалось бы, совершенно невинная, тем более, что по характеру звучания творения Духовного напоминают песни Галича. Но только на первый взгляд: при погружении в проблему становится ясно, что последние отличаются от первых куда большей музыкальной определенностью.

-- В результате, -- закончил свой рассказ Позен, -- мне пришлось придумать около двадцати новых мелодий!

"Товарищ, я вахту не в силах стоять..."

2 октября 1997 года московский ЦАТ должен был открывать сезон концертом Городницкого. Но за пару недель до этого Александра Моисеевича внезапно прихватила позвоночная грыжа -- заболевание, начисто исключающее выступление. Пришлось срочно договариваться с Юлием Кимом, который и заменил на сцене ЦАТа своего старого товарища. Его выступление прошло с неизменным успехом, а в ЦАТе родился лозунг: "Первый блин -- Кимом!".

Сытость вприглядку (извините, я уже...)

Рассказывает Борис Жуков (Москва).

-- В феврале -- марте 1998 года мы провели московский региональный тур "Петербургского аккорда"-98. В числе прочего там был предусмотрен "вход с улицы" -- предварительное прослушивание, на которое мог прийти кто угодно и, если экспертная группа его рекомендует, пройти оттуда на последующие этапы. Ввиду большого объема работы ни в какие переговоры с конкурсантами группа прослушивания не вступала -- молча слушала по две песни и отпускала на все четыре стороны, а через несколько дней человеку сообщали результат.

Когда дело уже шло к концу, секретарь оргкомитета Валя Павлова пожаловалась мне, что двое не прошедших конкурсантов звонят ей и допытываются, почему же все-таки они не прошли. Я предложил ей назначить им и всем прочим интересующимся какой-нибудь день -- пусть приходят, а мы им попробуем что-то объяснить. Идея понравилась всем, день был назначен, Валя не поленилась обзвонить всех не прошедших. Из тех двоих, с которых все началось, у одного (точнее, одной) в этот день оказались какие-то срочные дела, второй же пришел -- в числе еще полутора десятков жаждущих ясности. С каждым из пришедших мы разбирались индивидуально, так что разговор оказался долгим. Его инициатор сидел в зале, не делая никаких попыток привлечь к себе внимание экспертов. Потом вышел и долго сидел в фойе, где шли традиционные песенные посиделки гитарной школы Костромина. Потом снова вернулся в зал. И наконец, тихо взял свои вещи и, не прощаясь, покинул нас. Поскольку во время прослушивания этот автор вел себя как шварцевский Цезарь Борджиа ("Вам нравится моя откровенность? А я вам нравлюсь?"), мы решили, что он просто испугался публичного разбора собственного творчества. Тем не менее, мы праздновали маленькую победу: человек сумел приложить к себе то, что говорилось о других -- значит, он уже не безнадежен.

Прикладное искусство.

Продолжает Борис Жуков:

-- На том же "разборе полетов" некоторые авторы, не соглашаясь с нашей критикой их творений, говорили, что публика их с удовольствием слушает. Когда дело дошло до человека, певшего на прослушивании "Колыбельную", он на наши эстетические претензии возразил:

-- Но ведь эффекта-то она достигает!

-- Что, публика в восторге?

-- Нет, но ребенок засыпает.

Другая авторесса, получив свое, долго сидела молча и слушала, как разделывали коллег. Потом снова подняла руку и сказала:

-- Да, вы, наверное, все правильно сказали: рифмы у меня слабые, слова случайные, образы разваливаются... Но мне интересно знать -- а как все это эмоционально воспринимается?

Заручиться никогда не поздно!

Алексей Иващенко рассказал историю исполнения группой "Дюна" песни "Перья от павлина":

-- Звонок.

-- Кто там?

-- Алексей Игоревич, это Виктор Рыбин из группы "Дюна"

-- ?..

-- Алексей Игоревич, можно, мы одну вашу песню споем?

-- Какую?

-- Ну, эту... Про елы-палы?

-- Ну, спойте.

-- Спасибо, мы ее уже как раз на диск записали. Мы решили, что она нам очень подходит и вообще хорошая песня.

Мамбринов шлем.

Рассказывает Виктор Партолога (Санкт-Петербург), оператор звукозаписи 1-й эстрады на XXV Грушинском фестивале (1998 год):

-- Заканчивается выступление на нашей эстраде Ольги Качановой. За ней должен идти Александр Дольский, но его почему-то нет. Делаю знаки Качановой: пойте, пойте!

За Дольским послан мальчик. Качанова поет.

За Дольским послана девочка. Качанова поет.

Ни Дольского, ни мальчика, ни девочки. Иду сам. Качанова поет.

К 3-й эстраде, на которой "работает" Дольский, не пробиться. Кое-как продираюсь, буквально по головам. Ну, слава Богу, и он вроде заканчивает. Встает, собирается уходить:

-- Меня ждут в другом месте!

Толпа неистовствует, не отпускает. Поет еще. Как-то там Качанова?

Вот вроде уже уходит. Путь перегораживает хозяин площадки Виктор Забашта: пой еще! Толпа ревет.

Дольский возвращается, поет.

Опять уходит, опять толпа, Забашта. Поет еще.

Ну, вроде совсем уходит. На ступеньках его перехватывают: автографы.

Но нас уже трое -- мальчик, девочка и я. Даже четверо: "за нас" -Ольга Уварова из Луферовского театра "Перекресток". Отбиваем Дольского со словами:

-- Все автографы -- у 1-й эстрады!

Вроде ведем.

-- Ой, -- говорит Дольский, -- я тетрадку забыл!

Бегу на сцену, забираю тексты. Ведем.

-- Ой, я чехол от гитары забыл!

Вот чехол, гитара... Ведем.

-- Ой, я сына хотел взять с собой!

Подходим к базе, сын перелезает через ограду, идем дальше...

-- Ой, я свою кастрюльку забыл!

-- Какую кастрюльку?!?!

-- На которую ногу ставить.

-- Ведите, -- говорю мальчику-девочке, -- а я за кастрюлей.

Бегом к сцене, благо, народу уже поменьше, можно бегом. На ней поет некая группа. Кастрюлька оказывается тазиком. Показываю знаками Забаште:

-- Нужен тазик.

-- Споют -- возьмешь.

Ну, спели. Взял. В днище тазика вот такая дыра проверчена, чтоб по назначению не использовали.

Прибегаю к нашей эстраде. Дольского нет. Стою, как дурак, с тазиком.

Появляется мальчик. Один.

-- А где Дольский?

-- Я думал, это вы его повели. А я другой дорогой пошел.

Чуть в обморок не падаю. А на сцене уже не Качанова, а кто-то другой -"дыру" затыкает.

Тут и Дольский появляется. Поет. Встает, уходит. Тазик остается на сцене.

Хватаю его, бегу догонять Дольского...

"Яблоко" и "Груше" -- оппозиция!

Рассказывает Берг:

-- 1998 год, июль, XXV Грушинский. Ночной концерт на "гитаре". Фестиваль приветствует мэр г.Самары, и не как-нибудь, а в составе эстрадного ансамбля, солист которого, вихляясь, изливался в любви к родному городу. Непосредственно перед этим на сцене прошла череда бардов (А.Киреев и т.п.) в режиме крутого танцевального нон-стопа.

После мэра на сцену выходит депутат не больше, не меньше как российской Госдумы от фракции "Яблоко" (оппозиционной) Владимир Лукин и в приветственной речи своей выкрикивает:

-- Не пускайте на эту сцену попсу!

Поиск.

Рассказывает Борис Гордон (Москва). Не автор, а другой Гордон. Дело происходит на Грушинском в 1998 году.

Ночью из кустов вываливается какой-то мужчина, подходит к костру:

-- Мужики, где здесь КСП?

Лик? Лицо? Личина?

("Что делать?", заставляющее задуматься, "Кто виноват?")

Игорь Зырянов (Новосибирск) был свидетелем того, как Анатолий Киреев, когда ему дали в руки гитару и сказали: "Пой!" (дело происходило вдали от сцены), -- спросил:

-- Из "обычного" или из "не нашедшего отклика"?

И запел что-то совсем не киреевское...

Все не так, ребята!

Рассказывает Берг:

-- Сын питерских архивистов Аллы и Марка Левитанов Данька на 15-м году жизни заинтересовался авторской песней и даже стал учиться играть на гитаре (6-струнной, естественно) в гитарной школе одной КСПшницы.

И вот 19 декабря 1998 года, Питер, квартира Лены Данилиной, сидит человек двадцать народу, а я изображаю песни экзотических авторов.

Тут же и Данька с родителями. Ему явно скучновато, и мама Алла, чтобы как-то скрасить эти часы и нагрузить неприятное хотя бы полезным, говорит:

-- Дань, ты посмотри, как Володя играет! Аккорды и все такое..

Даня добросовестно посмотрел, как я пытаюсь совладать со своей безразмерной семистрункой дворовыми методами, и вынес заключение:

-- Все не так!

И уже потом прокомментировал: и этот большой палец,и вообще все... Ну, все, что может быть, -- все не так!

Действительно, не стоит постигать секреты моего "мастерства": первым и главным моим учителем по классу гитары был Бирюк -- Санька Бирюков, учившийся в школе классом младшим. Играли мы тогда "восьмеркой" на "семерках" и пели исключительно матерные песни.