Женщина с большой буквы Ж - Барякина Эльвира Валерьевна Страница 39

– Зачем она это сделала? – тихо спросил мавр.

Мелисса пожала плечами:

– Люди разные бывают. Некоторые не могут спокойно глядеть на чужое счастье.

Мавр изменился в лице, расплатился и исчез. Не стал даже спрашивать, как снять проклятие.

А на следующий день в Мелискину обитель пришли персонажи совсем из другой сказки и арестовали ее за соучастие в покушении на убийство некой Марни Бауманн, секретарши фирмы по ремонту грузовиков.

Оказалось, что зять мавра, механик, регулярно изменял жене с Марни. О романе знали все – от директора до бомжа, живущего на заднем дворе. Этот бомж и поведал мавру про стерву, которая

а) уводит чужих мужей;

б) имеет на левом плече татуировку в виде трезубца;

в) шугает бомжа от помойки, в которой он копался еще до ее рождения.

Мелиска подтвердила мавританские мысли, и тем же вечером он взял пистолет и пошел бороться с нечистой силой.

Мавра взяли с поличным, а там ниточка потянулась и вывела полицию на Мелиссу.

Профессия адвоката в чем-то сродни профессии колдуна: произнес волшебные слова и – бац! – была подозреваемая, а стала свидетельница.

Мелиссу выпустили из-под стражи на предварительных слушаниях. Пол пожал нам руки и умчался – весь покрытый славой и поцелуями клиентки.

– Сколько он с тебя взял? – спросила я.

– Мы договорились на бартер. Я ему погадала.

– На что?

– На тебя. Причем его почему-то совершенно не интересовало будущее. Он все больше про прошлое и настоящее расспрашивал.

Я едва совладала с улыбкой. Прелесть какая!

– И что же ты ему рассказала?

– Правду. Что по гороскопу ты – Скорпион и Змея, а в прошлой жизни была лошадью Пржевальского. Ты до сих пор думаешь, что ты редкий вид и тебе положено место в энциклопедии.

– А хорошего что-нибудь добавила?

– Конечно! Я сказала, что у тебя линия жизни за линию ума заходит. Это действительно большая редкость. Мне, кстати, надо сфотографировать твою ладонь, а то у нас в следующем месяце конференция по хиромантии, и я хочу выступить с докладом.

Невыносимая легкость бытия

[10 апреля 2006 г.]

Этого со мной не случалось уже давно: чтобы мужик сам за мной гонялся. Первая реакция – позвонить Арни и спросить, что делать? Вторая – позвонить маме с тем же вопросом. Третья – позвонить Леле, Мелиске и всем знакомым. Хочу обсуждать мою востребованность!

Я звезда! Только бы Зэк ничего не узнал!

Через 2 часа:

Все равно это кончится ничем. Зэк пришел домой – такая зайка! Принес мне мороженого. Вот она – любовь-то!

Смерть фоторепортера

[12 апреля 2006 г.]

Позвонил Джо, бывший свекр, и сказал, что Лука погиб. В прошлом месяце он уехал в Багдад. На рынке в Садр-Сити13 подорвался террорист-смертник, Лука побежал снимать, и тут сработала вторая бомба.

У меня нет ни слов, ни мыслей. Похороны завтра.

Жизнь и судьба

[13 апреля 2006 г.]

Я втайне надеялась, что Зэк пойдет со мной на похороны. Но он сказал, что у него съемки рекламы майонеза. Сердце отказывалось понимать: Лука умер, а у этого один майонез в голове!

Уже потом, задним числом я осознала, почему Зэк отказался. Он не мог смотреть, как я буду убиваться по бывшему мужу.

…Луку хоронили в закрытом гробу. Народу было много, многие пришли с детьми. Малышне надоело ждать, пока подъедет священник, и они носились по кладбищу.

Я смотрела на Терису и Джо. К ним подходили, утешали, но они ничего не понимали. Как это – растить ребенка, петь ему песенки, менять штаны, лечить… Устраивать дни рождения и доверять ключи от машины… А потом – хоронить?

Кто виноват в этом?

Лука всю жизнь был толстокожий медведь. Он мог снимать убитых и не сходить с ума. Он мог ехать на войну и не думать о родных. У него полностью отсутствовала способность примерять ситуацию на себя, и в глубине души он не верил, что с ним может случиться плохое. Так дети, бегавшие вокруг, не верили в смерть.

Ко мне подошел Бобби, журналист, для которого Лука снимал фоторепортажи.

– Почему он опять поехал в Ирак? – спросила я.

Бобби шмыгнул носом.

– Оттуда совестно уезжать. Мы, иностранцы, можем улететь домой, а иракцам лететь некуда. Они каждый день живут в этом аду. Их каждый день взрывают, у них литр бензина стоит доллар – да и то в очереди нужно стоять.

– А смысл? Вы все равно им ничем не поможете.

– Смысла нет. Мы можем только рассказывать об их бедах. Но возвращаться все равно нужно. Это как… Вот представь, ты болеешь, тебе очень плохо, а рядом сидит кто-то и держит тебя за руку: «Не бойся, я с тобой!» Мы показываем, что до них есть дело.

Бобби смотрел на край новенького гроба и рассказывал:

– Самолеты в Багдад прибывают из Иордании. Чтобы не угодить под ракету, лететь приходится на высоте тридцать тысяч футов и только потом, уже над самым аэропортом, спиралью нестись вниз. На машине – до Зеленой зоны. Это самое безопасное место в Багдаде – там находятся правительственные офисы и резиденции дипломатов. Но дорогу до блокпоста называют «Шоссе Смерти». Исламисты ходят туда как на работу – взрывать и обстреливать конвои.

Если едешь по городу, упаси Господь пристегиваться. Жвачка, наушники и ремни безопасности – верный признак иностранца, а с иностранцами разговор короткий. Даже торговцев, которые продают импортные товары, и то убивают.

В Багдаде правят не американцы и уж тем более не правительство. Хозяевами улиц являются всевозможные вооруженные группировки. Каждая из них сражается за свое: кто против суннитов, кто против шиитов, кто против иностранцев, кто против богатых, кто против бандитов, кто против их жертв.

– В Ираке идет гражданская война, – вздохнул Бобби. – Свободы, разумеется, стало больше: хочешь – смотри спутниковое телевидение, хочешь – митингуй сколько влезет. Но жить стало труднее всем, кроме курдов. У них, на севере, экономический бум, и туда многие уезжают. Там можно отправлять детей в школы.

– В Багдаде в школы не ходят?

– Ходят. Но в столице самый доходный бизнес – похищение людей. Схватить могут кого угодно и когда угодно. Богачи живут в сараях и ездят на битых драндулетах. Если боевики узнают, что у тебя есть деньги, похищение практически гарантировано. Сейчас даже женятся потихоньку, чтобы посторонние ничего не знали.

– Полиция бездействует?

– В полиции служат те же боевики. Им корочки нужны для того, чтобы безнаказанно грабить и убивать «неверных». Американцы там болтаются между небом и землей. Наши морпехи хороши, когда надо провести военную операцию, а как дело доходит до полицейских функций – они пас. Их не тренировали для этого, да и как можно быть полицейским в стране, где ты не знаешь ни языка, ни обычаев?

Я вспомнила массовые антивоенные демонстрации, гремевшие по всей Америке.

– Иракцы знают, что мы протестовали против войны?

Бобби усмехнулся:

– Две недели назад я разговаривал с курдским старейшиной. Он сказал, что те, кто хочет вывести войска, либо безумцы, либо сторонники Саддама.

– Ого!

– Так не все думают. Для многих мы – воплощение зла. Чтобы стать террористом-смертником, записываются в очереди. По стране полно фанатиков, которые считают, что Аллах послал их убивать американцев. Ребята из «Тайм» недавно брали интервью у одного из них. Его спросили: «За что ты борешься?» Он ответил: «Во-первых, за ислам, во-вторых, чтобы стать мучеником и, в-третьих, за свою страну». Они хотят создать мусульманское государство, где не будет искушений Запада. Зачем им это нужно, они не думают: сначала сделаем, потом разберемся. При этом никто из них не собирается дожить до этого счастья.

– Так ведь гибнут-то в основном иракцы!

– Ничего страшного: они попадают в рай.

Приехал священник, и начался молебен. Ветер трепал рубашки и платья.

– Пепел к пеплу, прах к праху.

– Аминь.

– Зачем, Бобби? Что он изменил своей смертью?

– Смертью – ничего, а жизнью – очень многое.