Татьяна Шабашова - Голые факты Страница 4

— Караул! Грабят!! Полиция!!! — закричал разгневанный мэр, но, схлопотав чем-то увесистым по голове, умолк.

— Поли-иция! — пискнула тетя, но ее тут же обездвижили.

Освобождая Бима от часов, бумажника и пальто, снимая материальные ценности со старушки, трое непринужденно беседовали.

— Поразительная неосведомленность, — посмеивались они. — Звать на помощь полицию! Неужели пожилая леди и этот дядя не знают, что сейчас во всем Нью-Йорке полицейских раз-два и обчелся? Уволены, бобики. Эй, дядя! — тряхнули они Бима. — Ты что, не знаешь, что наш мэр Абрахам Бим распорядился в целях экономии сократить численность полиции?

Записки вернисаженца

У каждой художественной натуры свой, неповторимый путь в искусстве. Сэмюэл Шост не был художником, но однажды решил, что скрываться от упреков жены лучше всего в нью-йоркских картинных галереях. Это надежно. Джуди не придет в голову искать мужа в музейной пыли.

Для памяти он вел дневничок, который случайно попал нам в руки.

ПОНЕДЕЛЬНИК. День ненастный. Джуди хнычет.

Пошел в галерею «Сидней Дженис» на выставку Тома Уосселмэна. Его новое произведение «Большая американская голая женщина» поставило меня в тупик. С одной стороны, я не против крупных женщин (эта заняла не меньше сорока квадратных метров!), с другой стороны, «Ньюсуик», журнал, который я уважаю, заставил задуматься: «Большая американская голая женщина» Тома Уосселмэна похожа на громадную афишу, заполненную розоватым мясом и ярко-красными губами. Уосселмэн концентрирует свое внимание на анатомических деталях, таких, как ноги, ступни. Его картины вызывают чувство отвращения». Долго смотрел на женщину целиком и на анатомические детали, решил не торопиться с выводами. Дома смотрел на свои ступни. Надо будет срезать мозоли.

ВТОРНИК. Был на открытии выставки Дана Флавина. Все только и говорили о том, что он создал шедевр из двух клистирных трубок. Оказалось, Дан работал с обыкновенными трубками дневного света. Трубочки перекручены и подключены к электросети. Думаю, эффект в том, что одна горит нормально, а другая мигает. Какой-то тип полез чинить, чтобы не мигало. Его сняли со стремянки, растолковав, что это замысел художника. Поспорили. Передрались. Черт дернул вмешаться. В суматохе я схватился за трубку, дернуло током.

Поехал в «Райс Юниверсити мьюзеум» при Институте изящных искусств, надеялся в атмосфере изящества отдохнуть душой и оправиться от электрошока. Увы! И здесь Флавин со своими трубками занял четыре зала. Экскурсоводы сообщают интересующимся, что Дан Флавин и его единомышленники требуют решительного отказа от традиционных материалов: их кредо — создание художественных произведений из скобяных изделий и электротоваров.

СРЕДА. Был в «Соннабенд галери». Смеялся от души! Вильям Вегман показывал свои видеоленты. Народу масса. Вегман колготился возле своей аппаратуры. На экране — Вегман и собака. Он явно в ударе. Повалился на спину и подставил псу свою физиономию. Пес лизал. Второй видеофильм — Вегман передразнивает свою жену. В душе я ему посочувствовал. Бедняжка Вильям, моя Джуди — ангел по сравнению с миссис Вегман! Третья картина — Вегман пучит глаза, надувается: изображает чревовещателя. Смеялись до колик, забыв всякие приличия! Жизнеутверждающее искусство. Обязательно попробую дома.

ЧЕТВЕРГ. Попробовал видео дома. Аппаратуру достал. Надо разработать сюжеты. Прорепетировал с собакой. Пальма лизать мое лицо наотрез отказалась. Смазал мясным бульоном. Приманку взяла, но прихватила нос. Все смеялись до упаду.

ПЯТНИЦА. Еду на фестиваль искусств...

С фестиваля вернулся в прекрасном настроении, побежал в ванную и пустил воду.

— Джуди! — крикнул я. — Принеси-ка мне виолончель!

— Сэмик, бог с тобой, что ты говоришь?.. Где я возьму тебе виолончель?

Никогда ничего не допросишься в этом доме.

— Ну тогда хотя бы скрипку!

Джуди почему-то заплакала. Тогда я сказал как можно мягче:

— Джуди, детка, помнишь, ты всегда гордилась, что твой брат играет на кларнете? Где он?

— Разве ты сам не знаешь? Он давно в могиле.

— Да не брат! Кларнет! — вскипел я. — Или хотя бы игрушечный барабан нашего Бобби!

— Сэм, — всхлипнула жена, — если ты хочешь выкупать барабан, то для чего ты снял штаны?

Видимо, она принимала меня за сумасшедшего. Тогда я дал ей «Ньюсуик», и там она прочитала:

«Но ничто не могло сравниться в этом сезоне с решением Шарлотты Мурман играть на виолончели под водой. Это событие имело место в стеклянном аквариуме на Нью-Йоркском фестивале искусств и было гвоздем программы».

Играя на кларнете на дне ванны, я нахлебался воды и затем долго икал, но художественное бульканье, которое я издавал, было мне вознаграждением. Когда же из ванны вода перелилась и потекла в коридор, я увидел в этом символ нового течения в искусстве.

Правда, в отличие от авангардистов, которые на этом зарабатывают, мне придется заплатить соседям снизу за испорченный потолок, но это такая ничтожная жертва по сравнению с той радостью, какую я черпаю в искусстве!

Война под градусом

Отставной генерал Жюль де Фрикадель неторопливо завтракал в уютной мансарде, когда в глазах у него вдруг потемнело: в дверях, заслоняя солнце, выросла его жена.

— Жюлик! — выдохнула подруга жизни, всем своим видом выказывая беспокойство. — Тебя к телефону!

— Мм-еня? — заглатывая манную кашу, едва не подавился де Фрикадель, уже давно устранившийся от суеты сует и не вызываемый ни по каким делам. — Кто?!

— Какой-то тип! — заколыхалась жена. — Иди скорей, он сказал: «Срочно!»

Де Фрикадель устремился к аппарату.

— Мон женераль! — застрекотал в трубке взволнованный голос. — Срочно приезжайте! Нужны ваши услуги отечеству!

— Что такое? — затрепетал старый вояка. — Война?!

— Война, мон женераль! Война!

— Но нужны, наверное, танки, ракеты? А я от инфантерии!

— Сгодится! — закричали на другом конце провода. — Главное поскорее, мон женераль! Не копайтесь! А ля герр ком а ля герр!

— Куда ехать? — наполняясь патриотизмом, вскричал генерал.

— В министерство сельского хозяйства!

«Что бы это значило? — озадаченно размышлял почтенный генерал, погружаясь в кофр, где, усыпанный нафталином, покоился его мундир. Почему «сельского хозяйства»? С этой отраслью его могла связать разве что коза Козетта, пасущаяся под окном его коттеджа. Правда, был еще поросенок, визгливый Пти Кошон, но с ним свели счеты еще на пасху, превратив в заливное. Но нет, он не ослышался, черт возьми! Звонивший ясно сказал: «сельского хозяйства»!

Мундир жалобно затрещал на своем носителе, и жена второпях бросилась перешивать пуговицы прямо на генерале. Она замахивалась на мужа иглой и, откусывая нитку, рычала так, будто хотела съесть его самого.

— Готово, мон шер! — шумно вздохнула она, напоследок вгрызаясь в нетерпеливо ерзавшего супруга. — Адье, мон ами! Смотри, не опоздай к обеду!

— «К обеду»! — горделиво посмеивался генерал, держа путь в министерство сельского хозяйства. — О, женщина! Она еще не ведает, что меня зовет труба!

Не успел де Фрикадель переступить порог министерства, как его оглушило. Кругом шумели и галдели так, как сорок тысяч братьев галдеть не могут. Подхваченный горячим человеческим потоком, генерал пронесся сквозь длинный министерский коридор и на чьих-то плечах ворвался в обширный зал. Здесь было битком набито народу, а на трибуне надрывался вдохновенный оратор.

— Мы должны обуздать зарвавшихся английских фермеров! — орал оратор. — Они, видите ли, протестуют против ввоза наших кур и яиц! Они объявили нам куриную войну! Требуют, чтобы мы снизили цены! Но это же курам на смех! На все цены растут, а мы будем снижать?! Отбить петушиные наскоки британских эгоистов — святой долг сообщества!

— Какого сообщества? — спросил генерал у стоящего вплотную бородача.

Тот посмотрел на него дикими глазами.

— Вы что, папаша, с лунохода свалились? Европейское сообщество, Общий рынок. А грызня из-за цен.

На трибуне появился другой оратор.

— Ни рыба! Ни мясо! — объявил он. — Англичане не пропускают в свои порты ни нашу рыбу, ни наше мясо! Они требуют снижения цен! Их портовики обнаглели, они задерживают наши бараньи и свиные туши! Спасите наши туши!

Генерал поморщился. Он достаточно наслушался о росте цен от своей жены, чтобы еще слушать здесь. Его пригласили сюда как полководца! Он пустил в ход локти и пробил себе дорогу к выходу.

— Садитесь, мон женераль! — приветствовал де Фрикаделя начальник департамента виноделия Жан де Стеклотарр. — Ах, какая может быть ля ви? — грустно ответил он на вопрос генерала «Как жизнь?». — Ни минуты покоя. То то, то другое. И сейчас эти итальянцы! Они объявили нам винную войну!