«Крокодил» - Коллектив авторов Страница 5

Эдуард Багрицкий

ПЕСНЯ О СОЛДАТЕ

С Карпат на Украину Пришел солдат небритый. Его шинель в лохмотьях И сапоги разбиты. Он встал перед простором На брошенном погосте. Четыре ветра кличут К себе солдата в гости. Взывает первый ветер: — В моем краю хоромы, Еда в стеклянных бочках. В больших машинах громы. Горит вино в стаканах, Клубится пар над блюдом. Иди — ты будешь главным Над подневольным людом. Второй взывает ветер: — В моем краю широком Взлетели кверху сабли. Рванулась кровь потоком. Там рубят и гуляют, Ночуют под курганом, Иди ко мне — ты будешь Свободным атаманом. Взывает третий ветер: — Мой тихий край спокоен. Пропахший мглой ночлегов И горечью махорки, С георгьевской медалью На рваной гимнастерке. Моя пшеница зреет. Мой тучный скот удоен. Когда закроешь веки, Жена пойдет за гробом. Иди ко мне — ты будешь Достойным хлеборобом. Кричит четвертый ветер: — В моем краю пустынном Одни лишь пули свищут Над брошенным овином, Копытом хлеб потоптан. Нет крова и нет пищи. Иди ко мне — здесь братья Освобождают нищих. Солдат берет винтовку И разминает плечи… Вперед, за ветром братьев — Победа недалече!

Вера Инбер

У НАС ВО ДВОРЕ

Красавицей и модницей В жакетке шерстяной — Домашнею работницей Пленился я одной. Пойду в распределитель. Скажу, что я влюблен. Мне счастья отпустите На розовый талон. Товарищи, скажу я, Чтоб без очередей Десяток поцелуев Мне был, как у людей. Скажу я так сурово Об этом потому. Что сорта никакого Второго не возьму. Что, как угодно, драться. Товарищи, готов За в корне ликвидацию Пониженных сортов… Сиреневою веткой Махая на меня. Сидит в цветной жакетке Красавица моя. Но все же кто же именно — Об этом ни гугу. Назвать ее по имени. Простите, не могу. А может, и не надо (Я тем и знаменит). Вечерняя прохлада Мне струны серебрит. А дальше, разумеется, Мечтай кому не лень. У каждой ведь имеется Жакетка и сирень. И каждой пусть представится В домашней тишине: «Ведь это я красавица. Ведь это обо мне».

Илья Ильф

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Евгений Петров

ИХ БИН С ГОЛОВЫ ДО НОГ

Была совершена глупость, граничащая с головотяпством и еще чем-то.

Для цирковой программы выписали немецкий аттракцион — неустрашимого капитана Мазуччио с его говорящей собакой Брунгильдой (заметьте, цирковые капитаны всегда бывают неустрашимы).

Собаку выписал коммерческий директор, грубая, нечуткая натура, чуждая веяниям современности. А цирковая общественность проспала этот вопиющий факт.

Опомнилась только тогда, когда капитан Мазуччио высадился на Белорусско-Балтийском вокзале.

Носильщик повез в тележке клетку с черным пуделем, стриженным под Людовика XIV. и чемодан, в котором хранились капитанская пелерина на белой подкладке из сатина-либерти и сияющий цилиндр.

В тот же день художественный совет смотрел собаку на репетиции.

Неустрашимый капитан часто снимал цилиндр и кланялся. Он задавал Брунгильде вопросы.

— Вифиль? — спрашивал он.

— Таузенд. — неустрашимо отвечала собака.

Капитан гладил пуделя по черной каракулевой шерсти и одобрительно вздыхал: «О моя добрая собака!»

Потом собака с большими перерывами произнесла слова: абер. унзер и брудер. Затем она повалилась боком на песок, долго думала и наконец сказала:

— Их штербе.

Необходимо заметить, что в этом месте обычно раздавались аплодисменты. Собака к ним привыкла и вместе с хозяином отвешивала поклоны. Но художественный совет сурово молчал.

И капитан Мазуччио, беспокойно оглянувшись, приступил к последнему, самому ответственному номеру программы. Он взял в руки скрипку. Брунгильда присела на задние лапы и. выдержав несколько титров, трусливо, громко и невнятно запела:

— Их бин фон копф бис фусс ауф либе айгенштельт…

— Что, что их бин? — спросил председатель худсовета.

— Их бин фон копф бис фусс. — пробормотал коммерческий директор.

— Переведите.

— С головы до ног я создана для любви.

— Для любви? — переспросил председатель, бледнея. — Такой собаке надо дать по рукам. Этот номер не может быть допущен.

Туг пришла очередь бледнеть коммерческому директору.

— Почему? За что же по рукам? Знаменитая говорящая собака в своем репертуаре. Европейский успех. Что тут плохого?

— Плохо то, что именно в своем репертуаре, в архибуржуазном, мещанском, лишенном воспитательного значения.

— Да, но мы уже затратили средства. И потом эта собака со своим… как его… Боккаччио живет в «Метрополе» и жрет кавьяр. Капитан говорит, что без икры он не может играть. Это государству тоже стоит денег.

— Одним словом, — раздельно сказал председатель, — в таком виде номер пройти не может. Собаке нужно дать наш, созвучный, куда-то зовущий репертуар, а не этот… демобилизующий. Вы только вдумайтесь! «Их штербе». «Их либе». Да ведь это же проблема любви и смерти! Искусство для искусства! Отсюда один шаг до некритического освоения наследия классиков. Нет, нет, номер нужно коренным образом переработать.