Владимир Ланцберг - И петь нам, и весело петь ! (КСПшные анекдоты от Берга) Страница 6

Весной девяносто второго года любимый мною артист Зиновий Гердт исполнил эту песню по российскому радио в передаче, посвященной народным песням, написанным неизвестными авторами, и тоже очень удивился, узнав о моем авторстве, несмотря на наше давнее знакомство. А несколько лет назад мое авторство этой песни было признано как раз представителями того самого контингента, который когда-то его оспаривал. Я получил письмо из лагеря, расположенного в Ленинградской области, где-то под Дугой. Письмо было подписано "членами общества книголюбов". "Дорогой Александр Михайлович, -было написано в письме, -- мы любим ваши песни, особенно песню "От злой тоски", которую считаем своей". Затем шли стандартные пожелания творческих успехов и счастья в личной жизни. А в конце написано главное: "А ежели что -- примем как родного".

А однажды Городницкому пришлось отдуваться за покойника, о чем он тоже рассказывает сам:

-- В начале семидесятых годов меня как-то пригласили выступать в Московский педагогический институт имени Крупской. Аудитория сплошь состояла из девиц, весьма, кстати, привлекательных. Роскошного вида ведущая вышла на сцену и торжественно объявила:

-- Дорогие друзья, у нас в гостях поэт Городецкий.

Раздались жидкие хлопки, что мне было делать? Выйдя на сцену, я сказал:

-- К сожалению, я должен вас расстроить, -- поэт Городецкий умер. Давайте почтим его память вставанием.

Все огорченно поднялись со своих мест, полагая, что вечер отменяется.

-- Садитесь, пожалуйста, -- продолжил я. -- Дело в том, что умер он, прожив восемьдесят три года, уже стариком. Был одним из организаторов знаменитого "Цеха поэтов" в начале века, известным акмеистом, современником Блока и Гумилева. А моя фамилия -- Городницкий, и я жив.

Обрадованная аудитория долго хлопала, и вечер вошел в колею.

Кстати о покойниках: немало их еще ходит среди нас. Году в 94-м Олегу Митяеву показали самарскую газету для осужденных -- "Тюрьма и воля", где под названием "Больничка" была опубликована его песня "Сестра милосердия". А рядом такой текст: "Об авторе этого чудесного романса нам почти ничего не известно. Мы только знаем, что родом он из города Жигулевска. Его жизнь оборвалась в 1978 году. Срок отбывал в ИТК-6. Если кто-либо располагает какими-нибудь сведениями об этом несомненно талантливом человеке, очень просим сообщить по адресу: г.Самара, ИТУ-4, библиотека..."

Что и говорить, жаль Олега. Приятно, однако, что он успел встать на путь исправления!

Рассказывает еще один вернувшийся "оттуда" -- Владимир Каденко:

-- Как-то на Кавказе в горах во время похода я встретил группу. Пел им песни. И один из них от полноты чувств произнес такой тост:

-- А теперь, ребята, я хочу выпить за Володю. Володя, я хотел бы всю жизнь провести с тобой и погибнуть с тобой в горах!

Через несколько лет на туристском слете, опять же, на Кавказе, я в одиночестве жюрю конкурс песни. И вот приходит молодой исполнитель и говорит:

-- А сейчас я вам спою песню моего погибшего друга.

И начинает петь мою песню "...я сегодня в апрель убегу без оглядки..." Ну, думаю, нормально! Оглядываю себя -- ноги, руки... Все на месте. А он допел и гордо удалился.

Я понимаю, может, кто-то из его погибших друзей и пел эту песню, это и смешно, и горько, и это был единственный раз, когда я не заявил протеста по поводу авторства...

Реинкарнация

или

Неизвестный шедевр.

Рассказывает Вера Романова (Москва):

-- Виктор Семенович Берковский, будучи, как известно, преподавателем (сейчас уже профессором) Московского института стали и сплавов, в стенах родного заведения с гитарой никогда не появляется. Зато часто организует там концерты авторской песни, тем более, что в течение многих лет он в качестве "общественной нагрузки" возглавлял "культмассовый сектор" своего института. Имея такие связи, это не очень трудно.

И вот на одном из подобных мероприятий среди прочих авторов должен был выступать и Юрий Иосифович Визбор (дело было году в 78-79-м).

Идет концерт. Мне со своего места хорошо видно, как Визбор стоит сбоку за кулисами, рядом с задвинутым туда роялем, слушает очередного выступающего и что-то не то записывает, не то чертит... Потом он с этого места ушел, -- а я, наоборот, проходя мимо, оказалась рядом с этим же роялем. И вижу на нем листок бумаги, оставленный, по всей видимости, Визбором. Что же там?

Синим фломастером, небрежно, уверенной рукой мастера изображен горный пейзаж -- из тех, что Визбор любил рисовать всю жизнь (и кажется, ничего другого не рисовал совсем). И снизу столь же уверенная крупная подпись: "Рерих".

Зарвался!

Борис Гордон (врач, журналист, автор, лауреат ряда больших фестивалей, Чебоксары -- Москва) плыл как-то во второй половине 90-х по морю -- то ли куда-то, то ли откуда-то. И там же, на борту, оказалась поющая компания краснодарцев, не слишком близкая к авторской песне, но кое-что слышавшая. Так получилось, что по ходу дела (была хором исполнена нетленка про изгиб гитары) Борис назвал автора, на что получил ответ:

-- Да что ты, какой Митяев, это наш турист, краснодарский, он потом погиб...

-- Ну точно Митяев, -- как лев бился за правду Гордон, прибегнув к сильнейшему аргументу:

-- Он в соседнем дворе живет!

Авторства песен Ады Якушевой попутчики Бориса не оспаривали, но когда он заявил, что на радио работал в той же редакции и находился в одной с нею комнате, это показалось им уж слишком чересчур:

-- Слушай, парень, ты не очень-то: этот у него в соседнем дворе живет, с этой он в одной комнате...

Чем "удобна" короткая дистанция.

Дистанция -- не дистанция, но малоощутимая для постороннего разница в именах "Владимир" и "Валерий" сослужила, по словам Михаила Столяра, весьма неоднозначную службу минскому автору Володе Борзову. Выступал он в конце 70-х в каком-то украинском городе, где афиша возвещала о том, что "Валерий Борзов поет свои песни". Публика валом валила послушать легендарного олимпийского чемпиона в беге на 100 метров!

О времена, о вкусы!

Рассказывает Берг:

-- В конце 70-х в пространстве, согреваемом киевским КСП "Костер", появилась плеяда новых имен: Илья Винник и Каролина Кузьмич, Дима Тупчий, Саша Рабин, Игорь Жук, Ирина Карпинос, Саша Цекало.

О концертных подвигах последнего я слышал, как мне казалось, особенно часто, но имя его произносилось как-то странно: во-первых, о нем говорили почему-то во множественном числе; во-вторых, то ли у него была кличка "Соленый", то ли двойная фамилия, но говорилось примерно так:

-- А еще пели Саша Соленый Цекало.

Именно так: "Соленый" -- в середине, между именем и фамилией.

Потом мне разъяснили: это был дуэт Саши и Алены -- "Саша с Аленой Цекало".

Прошло много лет. Изменились не только времена и нравы, не только вкусы, но и вкусовые ощущения. Сейчас мне смотреть на Сашу как-то кисло -до того он сладкий. "Соленого" там ничего нет: на этом месте высится Лола.

Аналогичный случай: в те же годы в днепропетровском КСП был такой парень, крупненький, кругленький и забавненький, -- Винни. Это было почетное звание.

Как-то приезжаю спустя несколько лет:

-- Ну, а как Винни?

-- Нет больше Винни.

У меня все холодеет внутри: как раз тогда в горах погиб альпинист, автор песен и просто хороший человек Миша Перлов.

-- Что-то случилось?

-- Да в общем-то ничего, он жив и даже поправился, но просит не называть его больше "Винни": когда кто-нибудь хлопает его по плечу и говорит "мы с Винни", это звучит двусмысленно. Ему не нравится...

Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца...

Иркутский автор Сергей Корычев вспоминает эпизод, случившийся в Одессе в 1992 году, когда он и Евгения Логвинова приехали туда, чтобы записать очередной магнитоальбом.

Возвращается Сергей с пляжа и вдруг замечает, что многие прохожие на него оборачиваются и улыбаются такими хорошими-хорошими улыбками.

-- Ну, все! -- думает он. -- Пришла мировая слава.

Причина "мировой славы" стала ясна через непродолжительное время, когда выяснилось, что он, одеваясь на пляже, натянул майку с надписью "Chanel" шиворот-навыворот.

Синхронный перевод.

Рассказывает Берг:

-- Апрель 1997 года, концерт в Обнинске. Принимают, как всегда, очень тепло, а некоторые зрители подпевают, но -- так, "по-интеллигентски", про себя, только шевеля губами. Конечно, лучше, когда зал поет в голос, -- можно сачкануть, но и так ничего. Лестно.

А в зале полумрак, лица скорее угадываются, но что-то разглядеть можно.

Особенно порадовал меня совсем молодой человек, лет 14 на вид, который прошевелил губами все песни, от первой до последней. "Надо же, -- подумал я, -- как знает материал! Надо после концерта подойти, сказать что-нибудь приятное".

Все заканчивается, зажигается свет. Нахожу глазами этого мальчика, а он все артикулирует...

Жвачку жует!

"...И сопровождающие его..."

Константин Тарасов, автор, больше известный как аккомпаниатор Олега Митяева, выдал явную байку: