Реваз Габриадзе - Мимино (киносценарий) Страница 6

— А для них есть? — спросил Хачикян, указывая в сторону длинного стола, где группа молодых скромных ребят заполняла листки.

— Это спортсмены.

— Знаем, какие спортсмены, — улыбнулся Валико. — Десять минут назад я тоже был эндокринолог.

— Не знаю, кем вы были, но этот парень, — администратор показала на одного из ребят, — только что перепрыгнул через все эти чемоданы.

— Через эти? — переспросил Валико. — А если и я перепрыгну?

— Значит, и вы — спортсмен.

— Эти? — Валико показал на длинную вереницу чемоданов.

— Эти.

— Не надо, Валик-джан, — попросил Хачикян.

Но Валико разбежался и прыгнул. Зацепился ногой за пятый чемодан и рухнул лицом на каменный пол.

Вечер. К освещённым колоннам Большого театра подъезжали машины всех марок мира, такси, автобусы. Мимо Валико текла, торопилась разноликая и разноязыкая публика. В руках у него была пудреница с зеркальцем, и он тщательно припудривал синяк под глазом.

— Товарищ, у вас лишнего билетика не найдется? — спросил у него какой-то моряк.

— Нет, — сурово ответил Валико.

— Еще не пришла? — К Валико подошёл Хачикян.

— Нет.

Хачикян посчитал колонны:

— Раз, два... Правильно стоим... — подтвердил он и посмотрел на синяк Валико. — Совсем незаметно, Валик-джан.

А в это время в квартире Ларисы две девочки лет тринадцати — Вероника и Татка — сидели у телефона. Ждали.

— Не звонят, — сказала Татка.

— Сейчас позвонят, — откликнулась Вероника. И действительно тут же раздался звонок.

— Они, — Вероника сняла трубку. — Алло? — проговорила она взрослым голосом.

— Лариса Ивановна, это вы? — прозвучал голос Валико.

— Ага, — Вероника подмигнула своей подружке.

— Лариса Ивановна, что случилось? Почему вы не пришли?

— А кто это говорит? Валико, который Мимино? Или его друг Хачикян?

— Валико.

— Давай, давай, — подтолкнула Татка Веронику.

— Алло... Алло... Вы меня слышите?

— Знаете что, Валико, катитесь вы колбаской по Малой Спасской! — выкрикнула Вероника и положила трубку.

...Валико вышел из будки телефона-автомата. Не мигая, уставился на Хачикяна.

— Что, она еще дома? — удивился Хачикян.

— Армяне очень хорошо умеют договариваться с женщинами, — сказал Валико.

— Что? — не понял Хачикян.

— Ничего! Женщин у нас миллионы, а Большой театр один. Пошли! ... Валико и Хачикян сидели во втором ряду партера.

— Что он сказал? — спросил Хачикян Валико.

Валико пожал плечами. Хачикян посмотрел в бинокль, потом обратился к соседке справа.

— Гражданка, этот актер как фамилия?

— Синицын.

— Не, этот в красном платье?

— Краснопевцева.

Хачикян достал блокнот, записал. Сообщил соседке:

— Потом Альбертику расскажу.

...Поздним вечером, после спектакля, Валико и Хачикян шли мимо витрин ЦУМа.

— Это его мама была? — спрашивал Хачикян.

— Которая?

— Которая пела.

— Там все пели...

— Которая умерла потом.

— Там все умерли.

Хачикян помолчал, потом запел:

— Нет, не удастся мерзким злодеям! Мерзким злодеям! Погубить мою маму!

Возле витрины, где на манекенах демонстрировались женские платья, Хачикян остановился.

— Валик-джан, покажи, который на Лариса Ивановна похож?

— Этот, — Валико показал на манекен в купальнике. — Пошли, пошли... Ну где твоя машина?

— Там, — Хачикян махнул рукой в сторону переулка.

Хачикян остановился, оглядел манекены, покачал головой. Потом догнал Валико:

— Ты и она — не две пары сапогов. Ты видный мужчина, а она... Возьми кошку, опусти в воду, вынь, посмотри — такая же худая...

— Ну, где твоя машина? — раздраженно спросил Валико. — Ты что ее за двадцать километров поставил?

— Здесь. — Хачикян свернул в переулок и снова запел: — Нет, не удастся мерзким злодеям, мерзким злодеям мать погубить! Погубить, погубить мою маму, мою мамочку, мою ма...

И вдруг замер. Двор был пуст. Повернулся к Валико, в глазах у него стояли слезы.

— Украли, — прошептал он.

— Как украли?

— Украли... — Хачикян схватился за голову и начал причитать. — Вай, Альбертик, нет у тебя папы, нет у тебя больше папы!

— Подожди, не сходи с ума! Ты точно помнишь, что это тот двор?

— Тот. Вот мусорный ящик.

— Подожди, слушай! Здесь узко, ты тут не проехал бы! Хачикян оглядел арку, не согласился:

— Я проехал бы...

— Что там ещё было? Около ящика женщина курила...

— Пошли! — Валико выбежал в переулок. Хачикян за ним.

Забежали в следующий двор, там тоже было пусто. Забежали в третий... Там, возле мусорных баков, сверкая никелированными частями, стоял новенький оранжевый ЗИЛ-131.

— Цаватанем! — Хачикян медленно подошел к грузовику и припал губами к металлической ручке. Стоял мороз, и губы Хачикяна мгновенно прилипли к металлу. Он попытался их отодрать. С третьей попытки ему это удалось. Хачикян в сердцах сплюнул на снег.

Возле Донского монастыря по заснеженной мостовой медленно двигалась снегоочистительная машина. Было раннее утро. Машина остановилась, выскочивший шофёр подошел к оранжевому грузовику, стоявшему у тротуара. Постучал в окно. Оттуда высунулся заспанный Хачикян.

— Друг, подай назад свой лимузин. Мешает.

Хачикян закрыл окно и завел машину. Проснулся и Валико.

— Что, опять выселяют?— спросил он.

— Нет уж. Здесь я сам себе Хачикян.

Валико пощупал лицо, посмотрел на себя в зеркало. Под глазом расплылся огромный багровый синяк.

... Оранжевый грузовик ехал по Садовому кольцу.

— Мотор послушай. Слышишь?— предложил Хачикян.

— Слышу, — угрюмо отозвался Валико.

— Ничего не слышишь. Это сто тридцатый грохочет. А в сто тридцать первом, как часики: тик-тик-тик... А сиденья какие... потрогай... А в сто тридцатом дерматин... Зад прилипает...

Хачикян затормозил у светофора, спросил у водителя такси, стоявшего рядом:

— Дорогой, гражданская авиация правильно еду?

— Правильно. На Цветном — направо, — сказал таксист.

— Э, Валик-джан, — трогаясь с места, сказал Хачикян. — Зачем тебе эта большая авиация? Поехали со мной. Мама долму приготовит. Долму любишь?

— Нет, — буркнул Валико.

— Это потому, что у вас не умеют готовить. Настоящая долма — это... — Хачикян поцеловал кончики пальцев.

— Может, скажешь, что у нас и сациви не умеют готовить? — хмуро спросил Валико. Хачикян снисходительно улыбнулся.

— Не говори теперь только, что шашлык тоже грузины придумали.

— А кто? Армяне?

— Знаешь что, дорогой, ты меня извини, но вот в Дилижане на кухне простой кран откроешь — из него вода льётся, по вкусу второе место занимает в мире.

— А первое в Ереване, да?

— Нет, первое в Сан-Франциско!

— А Боржоми?!

Хачикян не ответил. Крутанул руль. Прижал машину к тротуару.

— Всё. Дальше грузовой движенья нет.

— До свидания, — сухо попрощался Валико. Взял сумку, выскочил из машины, зашагал по тротуару.

Грузовик резко рванул с места, обогнал Валико. Проехал метров двадцать, затормозил. Из кабины вылез Хачикян с покрышкой в руке.

— На! Продай!

— Зачем?

— У тебя денег мало! У меня тоже мало! На!

— Спасибо, не надо! Я позвоню — мне пришлют.

— Ну, пока пришлют, туда-сюда... Продай!

— Нет, Рубик, дорогой, не возьму... Как продам? Кому?

— Пошли! — сказал Хачикян и свернул во двор.

Здесь он принялся внимательно изучать колёса стоящих перед домом «Жигулей».

— Вот, — Хачикян увидел «Жигули» со стёртыми покрышками. — Совсем лысые.

У подъезда сидела старушка с коляской.

— Бабушка, чья это машина? — спросил старушку Хачикян.

— Из пятой квартиры, кажись...

— Пошли, — Хачикян вошел в подъезд.

...Хачикян нажал на кнопку звонка, и дверь открыла женщина в шёлковом халате.

— Дорогая, нам сказали, вам покрышка нужна, — Хачикян показал женщине покрышку.

— Нугзар! Иди сюда! — крикнула женщина и захлопнула дверь.

— Возьмут! — уверенно сказал Хачикян.

Дверь снова отворилась. В дверях стоял седеющий красавец.

— Вот, друг, покрышку тебе принесли... За полцены. — Хачикян показал красавцу покрышку. — Совсем новый.

Красавец увидел Валико и оцепенел.

— Ах, вот ты где! — по-грузински воскликнул Валико. — Теперь ты от меня не уйдешь! Красавец хотел захлопнуть дверь, но Валико подставил ногу и потянул дверь на себя.

— Тося! — завопил красавец. — Звони в милицию! Он меня убьёт!

Зарбазан дремал на дровах, уложенных под школьной лестницей. Услышав стрекот вертолёта, поднял рваное ухо, открыл глаза. Над покрытой снегом деревней Таркло летел вертолёт. Зарбазан отвернулся и снова положил морду на лапы. К школе на лошади подъехал Исидор Осиаури — почтальон. Не спеша слез, достал из подвешенной к луке седла сумки пухлый конверт.