Константин Мелихан - Правдивые истории сивой кобылы Страница 7

Если мы гордились этим неземным чувством двух совершенно противоположных по полу и возрасту людей, то учителя не могли этого перенести.

По школе поползли грязные слухи. Когда директору сообщали новые волнующие подробности, он отвечал какой-нибудь цитатой из Шекспира. Ответ получался убедительный, но непонятный. Александру Семеновну он почему-то ставил выше всего педсовета. Наконец слухи доползли до роно. Директор отбивался как мог, сотрясая стены роно уже не только Шекспиром, но и другими классиками. Однако в роно больше доверяли классикам марксизма-ленинизма и нашу учительницу перевели в другую школу.

Это был тяжелый удар. И для Ворона, и для Александры Семеновны.

Между тем судьба уготовила им еще одно испытание. Года через полтора после того, как Александру Семеновну перевели в другое место, я зашел к Ворону. Дверь была приоткрыта, и я невольно зацепил обрывок их разговора.

- Подождите. Зачем за него выходить?

- Я и так поздно выхожу. Чего ж еще ждать?

- Меня подождите.

- Ну, допустим, через несколько лет тебе будет восемнадцать. Но мне-то уже будет тридцать три. Ты меня никогда не догонишь, Ворон!

Неделю после ее свадьбы он не ходил в школу. А потом пришел с потемневшим взглядом, как с поминок. Да, свадьба - праздник для одного и похороны для другого.

Печальная развязка, не правда ли?

Мой друг теряет свою любимую, а я теряю своего друга.

Не знаю только, почему он бросил меня.

Когда я окончил школу, мои родители решили вернуться обратно в Ленинград. Мне надо было поступать в институт. Точней, это надо было моим родителям. Да и что за жизнь для молодого человека в провинциальном городе?

Накануне отъезда к нам домой неожиданно зашел Ворон.

Слезы навернулись мне на глаза. Я сразу простил Ворону все свои обиды, написал ему на тетрадном листке свой ленинградский адрес и велел непременно приезжать. Мы обнялись, я полез в грузовик.

Машина тронулась, и я обернулся назад, чтобы помахать Ворону на прощание.

Но он уже шагал прочь.

Последнее, что я увидел, был тетрадный листок, который Ворон вынул из кармана и бросил на дорогу.

Порыв ветра подхватил мою жалкую бумажку и понес ее вместе с остальным мусором.

Я закончил институт. Женился. На этом можно было бы поставить и точку, если бы не письмо, которое я получил от своего бывшего одноклассника Н.

Он спрашивал, как я живу, рассказывал о себе, приглашал в гости. Была в этом письме, между прочим, и такая фраза: "Александра Семеновна умерла".

В тот же день я послал ему ответ, полный вопросов. Но больше мой товарищ ничего не знал.

Прошло несколько лет.

И вот однажды на Невском проспекте я сталкиваюсь с молодой женщиной.

Невский проспект - это вторая Нева-река. Невский проспект - это река людей, которая течет в обе стороны. Если вы очень хотите кого-нибудь встретить, отправляйтесь на Невский проспект. На Невском проспекте встречаешь человека, которого не видел лет двадцать, и человека, с которым простился двадцать минут назад.

И вот я встречаю на Невском проспекте женщину - девочку из параллельного класса.

- Ну, как ты?

- Замужем.

- За кем?

- А, ты его не знаешь!

- А что Ворон?

- Ничего о нем не слыхала.

- Александра Семеновна, знаешь, умерла.

- Да, - сказала она, - отравилась.

Прошли еще годы.

Как-то по служебной надобности попал я в город моего детства.

Времени у командированного, как известно, целый вагон, и я решил заглянуть в родную школу.

Сердце заметалось, когда я увидел наш старенький школьный дворик с облокотившимися на забор пожилыми липами, а за ними двухэтажное зданьице из больших светлых кирпичей.

В школе стояла учебная тишина. На лавочке возле гардероба сидела женщина лет пятидесяти и читала толстую книгу: видно, ждала внука.

Я присел рядом.

- Простите, а Андрей Горыныч еще здесь работает?

- Директор-то? - ответила женщина, поднимая на меня глаза. - Нет, в другой город уехал.

- А давно?

- Давно уж. Как учительница одна тут померла, так и уехал.

Я поднялся, чтобы уйти, но женщина вдруг сама добавила:

- Сильно много снотворного выпила.

- Это - чем она отравилась?

- Не отравилась, - поправила меня женщина и заложила пальцем книгу, а отравили. Да вы садитесь. Она же молоденькая была. Тридцать три годочка только и было. Муж ее к парню одному приревновал. Ну и судили его, конечно.

- Мужа-то?

- Ага, мужа. Он все клялся на суде, что не виновен. И тут парнишка этот восемнадцатилетний врывается. "Я, - кричит, - ее отравил!" Ну, и влепили ему!..

- Высшую меру наказания?!

- Да. Только не самую высшую, поскольку на лицо явное убийство на ревностной почве, но срок приличный - пятнадцать лет.

- Так он, значит, сейчас сидит?

- Сидит, любезный. Но, говорят, за примерное поведение и хорошую работу скостили ему несколько лет.

- Так, он, значит, должен выйти скоро.

- Какое там! Отказался он раньше срока выходить. "Сколько, - сказал, - мне положено, столько и отсижу". В это время прозвенел звонок, и школа наполнилась веселыми юными голосами. Да! И мы так же старались первыми выскочить из класса. Я грустно усмехнулся и вышел вон.

Раза два я писал Ворону туда письма, но он так и не ответил.

С того времени, как я окончил школу, прошло лет двадцать. Было летнее утро в Петергофе.

Я возвращался домой от своей знакомой. Не поспев на электричку, отходившую в Ленинград, я слонялся по платформе с тонкими, витыми колоннами, и вдруг увидел его...

Даже через сотню лет я узнал бы Ворона!

Прежде чем я успел открыть рот, Ворон повернул ко мне голову и, протянув руку, буднично сказал:

- Ну, как живешь?

- Так себе, - пробормотал я.

Заметив мое смятение, он сказал:

- Вот такие дела. Женился?

- Женился, - ответил я. - И развелся. И опять женился.

- А я просто женился, - сказал Ворон.

- А жена где?

- Сейчас подойдет.

Я огляделся - рядом никого не было. Наступило тягостное молчание.

- Вы в Ленинграде живете? - наконец спросил я.

- Зачем нам ваш Ленинград? Мы живем там, куда не идут поезда.

- А?..

- А здесь проездом.

Тут подошла моя электричка. Конечно, можно было бы сесть и на следующую, но Ворон уже протянул мне руку.

- Прощай, Ворон, - сказал я и, собрав по крохам улыбку, вскочил в вагон.

Уже в окно я увидел, как к Ворону подошла молодая женщина.

"Жена", - догадался я.

И тут меня прошиб пот.

Женщина мне кого-то очень напоминала. Вот только ее лица я не мог разглядеть.

Я прильнул к запыленному окну.

"Осторожно, двери закрываются!" - прошамкал динамик.

И вдруг женщина повернулась!..

Это была она. Сомнений быть не могло. Электричка тихо поехала.

Да, но ей должно быть сейчас уже за пятьдесят! А здесь - лет тридцать пять!..

Больше я не встречал ни Ворона, ни Александру Семеновну.

И вообще, ее ли я тогда встретил?

Помню только, что весь путь до Ленинграда я сидел потрясенный, ничего не замечая вокруг. Сами собой стали выплывать строчки из пушкинской сказки. Это была любимая сказка Ворона. Он знал ее наизусть:

Перед ним, во мгле печальной, Гроб качается хрустальный, И в хрустальном гробе том Спит царевна вечным сном. И о гроб невесты милой Он ударился всей силой. Гроб разбился. Дева вдруг Ожила. Глядит вокруг Изумленными глазами, И, качаясь над цепями, Привздохнув, произнесла:

"Как же долго я спала!"

День рождения

Еще вчера я молод был, Гулять с девчонками ходил, И целовался до утра Еще вчера.

Сон протекал где-то рядом, но он не мог его найти. Сон вообще трудно найти на свету. А свет уже, как пожарник, лез через окно, цепляясь за подоконник, кровать, бил уже едкой пеной прямо в глаза.

Конечно, можно было бы с ним еще побороться, но родовые схватки звонка вытолкнули его из чрева кровати.

Он заспешил к двери, накидывая на ходу черный с капюшоном халат.

На пороге стояла почтальонша с уже уставшим за утро лицом.

- Вам телеграмма. Распишитесь.

Он расписался и, волнуясь, раскрыл двойной листок с ромашками на обложке. Телеграмма всегда волнует, особенно - когда ее еще не читал.

Поначалу он никак не мог найти, что именно читать. Первыми ему на глаза попались какие-то цифры: тираж, цена открытки, - потом свой же адрес, своя же фамилия. И наконец вспыхнуло: "Поздравляю днем рождения. Жди. Целую. Всегда твоя".

Как же он забыл?! И к тому же у него сегодня не просто день рождения, а юбилей. Причем самый круглый. Есть, конечно, круглей, но еще столько же ему не прожить.

Да, первой его всегда поздравляла Лара. Лариса. А Ларчик просто открывался.

Он с ней познакомился на Невском. Точнее не он, а Козел. Козлу - это было запросто: мастер пера и кисти. Можно я нарисую ваш профиль?

Они, когда с Ларчиком столкнулись, пропустили ее вперед, чтобы посмотреть, какие у нее ноги.

А потом пошли за ней. Козел все над ним шутил, обращаясь к ней, а он делал вид, что улыбался. Он тогда терпел козловские штучки, чтобы ей понравиться. Козел-то его по всем пунктам перекрывал, а он мог нанести удар только скромностью.