Петер Карваш - Чёрт не дремлет (сборник) Страница 8

Чернокнижник удивился, притронулся к своим пятнадцати волоскам, как бы проверяя, на месте ли они, недоверчиво взглянул на посетителя, потом на прибитую к двери медную дощечку, где значилось: «Л. Моцик. Учитель на пенсии», потом снова на посетителя, и, наконец, спросил таким неожиданно мощным басом, что казалось, будто он только раскрывает рот, а говорит за него какой-то спрятанный в квартире великан:

— Что вам угодно, уважаемый?

— Добрый день, — сказал юноша и виновато улыбнулся. — Я — агитационная «двойка».

Остальное свершилось в одну секунду: учитель Ломикар Моцик с лёгкостью молодого атлета отступил на три шага и молниеносным движением захлопнул дверь квартиры номер одиннадцать.

Посетитель очень удивился, поправил на носу очки и снова робко позвонил. Потом он расхрабрился и названивал ещё минут пять, выбирая различные ритмические варианты, например, три длинных и один короткий или три коротких и один длинный, так как есть люди, которые отворяют двери лишь на определённый сигнал.

Наконец из-за запертой двери послышалось:

— Перестаньте, бога ради! Что вам угодно?

— Откройте, пожалуйста, — попросил молодой человек, — у меня очень важное дело.

— Знаю, упрямо ответил Ломикар Моцик, — знаю я ваши важные дела. Воззвание о мире я подписал, на выборах голосовал за Народный фронт, на «Братиславские новости» подписался, а в Обществе друзей классической литературы состою уже пятый год. Что вам ещё угодно?

— Я агитационная «двойка»: — доверительно повторил посетитель и дважды тихонько позвонил: один длинный, один короткий, как восклицательный знак. — Может быть, вы всё-таки откроете?

Прошла минута. Негромко заворчал лифт, и где-то на нижнем этаже заплакал ребёнок. Затем дверь приоткрылась на ширину ладони. В щели появился учительский глаз, увеличенный толстым стеклом. Глаз обвёл площадку и удивлённо остановился на молодом человеке.

— Какая же вы «двойка», — прогудел бас Ломи-кара, — если вы один?

Юноша несколько растерялся, но тут же преодолел смущение и незаметно всунул в щель носок ботинка.

— Мы — «двойка», — сказал он, добродушно улыбаясь, — но моя жена сейчас агитирует в другом корпусе, чтобы дело шло быстрее, понимаете?

Учитель попытался захлопнуть дверь.

— Послушайте, — сказал посетитель, наклонившись к учительскому глазу, — мы желаем вам добра.

— Вы не «двойка», — язвительно сказал учитель, — вы всего-навсего агитатор-одиночка. Таковы факты.

— Хорошо, — несмело сказал юноша. — Согласен. Но вы искалечите мне ногу. Это было бы неприятно. Мне надо обойти ещё четыре этажа. Я начал сверху.

Давление двери уменьшилось, и, воспользовавшись этим, «агитатор-одиночка» проскользнул в переднюю. Чернокнижник перестал казаться Валидубом с голосом Шаляпина и снова стал маленьким и немножко смешным. Он предпринял последнюю попытку:

— Я сдал в утиль старую плиту и шесть бутылок из-под шаратицы! [4] Что вам ещё нужно?

Молодой человек огляделся. Передняя была чисто подметена и прибрана. Через открытую дверь он увидел в комнате внушительный книжный шкаф, несколько старомодных кресел, столик и старинные стоячие часы с маятником. Молодой человек многозначительно посмотрел на кресло.

— Присядьте, пожалуйста, — обречённо сказал Ломикар Моцик, — прошу.

Минуту они сидели друг против друга.

В комнате стоял запах старого плюша и табака. На стене висел портрет: мужчина в наброшенной на плечи простыне, словно он только что вылез из ванны. У окна зеленел аквариум. Вдалеке погромыхивали трамваи и тарахтели мотоциклы — шумел город.

Ломикар Моцик был убеждён, что агитаторы — величайшее зло века. Они являются в самые неподходящие моменты, вторгаются в святая-святых личной жизни, вносят в заслуженный и законный отдых учителя шум улицы и суету будничных интересов. Новый дом, где учитель Моцик получил маленькую уютную холостяцкую квартиру, находился в центре города, лифт в нём работал, и агитаторы всех трёх окрестных районов то и дело сменяли друг друга. Одни просили учителя принять участие в демонстрации, другие уговаривали бороться за чистоту города, третьи рассказывали о международном женском дне или убеждали снизить расход электроэнергии. Учитель не спорил, но считал это грубым нарушением прав личности и квартиронанимателя, «Раньше ходили нищие и коммивояжёры, — говорил он себе, — а теперь агитаторы». Последнее было всё-таки лучше, и учитель соглашался на всё.

— Речь идёт о вашем здоровье, — деликатно начал молодой человек.

«Ага, — с горечью подумал чернокнижник, — начинает с моего здоровья, а кончит предложением участвовать в добровольных пожарных дружинах или стать братом милосердия. Не выйдет. Мне уже пятьдесят девять лет».

— Итак, — холодно сказал он, — о моём здоровье.

— Да. — Юноша улыбнулся, хотя не мог избавиться от ощущения неловкости. — Вы, кажется, чувствуете себя неплохо?..

— Превосходно, — саркастически заявил Ломикар. — Благодарю за внимание. Только вот покоя не хватает,

— У вас ничего не болит? — озабоченно мигая, спросил посетитель.

— Абсолютно ничего, — твёрдо ответил учитель.

— И всё-таки, — задумчиво сказал молодой человек, — на рентген сходить не мешает. Человек никогда не может быть уверен…

— На рентген? — изумился чернокнижник, и его охватило беспокойство. Это был необычный приём, агитации. — Почему на рентген? Почему именно я?

— Не только вы, — ободряюще сказал молодой человек. — Не только вы. Все. Все по очереди пойдут на рентген. Всех проверят, выяснят, здоровы ли они и тому подобное.

Учитель Ломикар Моцик молчал. Он подозрительно посмотрел на посетителя, как бы — стараясь понять, какой подвох скрывается в душе агитатора. Он предпочёл бы любую демонстрацию или подписку на общественный неполитический журнал. Но рентген?

— Видите ли, — продолжал посетитель, — теперь каждый гражданин будет время от времени ходить на рентген. Ведь человек может и не подозревать, что у него неблагополучно с лёгкими… В целях профилактики. Забота о здоровье народа.

Учитель Ломикар Моцик схватился рукой за узкую грудь, словно хотел нащупать под домашней курткой коварную немочь, но опомнился и спросил вполголоса:

— Вы полагаете, что я нездоров?

— Нет, не думаю, — оптимистично ответил молодой человек, — но проверить не мешает. Областной институт здравоохранения, терапевтическая клиника, первый этаж. В пятницу утром. Пожалуйста.

Учитель взглянул на повестку с адресом, и его охватили подозрения.

— И это просто так… так сказать…

— Бесплатно, — понимающе кивнул агитатор-одиночка, — совершенно бесплатно.

— И каждый гражданин…

— Каждый гражданин. — Посетитель встал.

Ломикар, Моцик мучительно вспоминал — о чём он хотел опросить прежде, чем агитатор уйдёт, но никак не мог вспомнить, о чём именно. Он посмотрел вслед молодому человеку, запер за ним дверь и по рассеянности даже сказал: «Честь праце». Потом вернулся и остановился посреди комнаты, держа адрес — в руке.

«Скажите, пожалуйста, — невольно подумал он, — скажите, пожалуйста, какая забота. Почему такая забота? Чего они могут ожидать от старого пенсионера, учителя истории и латыни? Рентген… Народное здравоохранение… И чего только не выдумают? Бесплатно? Тут что-то не так! — И вдруг его осенило— Ведь это для отвода глаз! Под видом заботы о человеке они проверяют, нельзя ли напялить на тебя военный мундир!.. И охнуть не успеешь, как будешь заряжать пушки! — Нет, нет, — пытался он успокоить себя, — они могли бы просто прислать повестку, и всё».

Учитель прошёлся от аквариума до книжного шкафа, рассеянно стёр пыль с верхней полки, взглянул на испачканный указательный палец и подумал: «Рентген… А сколько они за это захотят? Доходы у меня весьма скромные:. — И тут его как громом поразила фантастическая мысль: — А может быть, это не простой рентген?.. Может быть, они только сделают вид, что проверяют лёгкие, а на самом деле с помощью аппарата определят твоё мировоззрение? Читал ли ты «Анти-Дюринг»? Слушаешь ли «Голос Америки». А не старый ли ты реакционер?»

Но и это предположение он отверг.

До вечера учитель ходил по квартире, советовался с портретом Платоиа и окончательно утвердился в решении никуда не ходить и на рентген не соглашаться. Но, укладываясь спать, он вдруг вскочил как ужаленный: «А вдруг, не дай бог, у меня действительно что-нибудь с лёгкими?.. Недавно я покашливал… Или с желудком?.. Мне хотят помочь, а я, как дурак… эх…»

Он не мог уснуть. «Рентген, — размышлял он, — разумное устройство, мудрое, нужное… Но почему так сразу?.. О моём здоровье никто никогда не заботился. Плевать им было на моё здоровье… А сейчас вдруг в больнице вспомнили: как там поживает Ломикар Моцик бывший учитель? Здоров ли? Пригласим-ка его, посмотрим на его печень; Или, быть может, меня кто-нибудь встретил и заметил, что я бледен? А может быть, они и в самом деле хотят проверить всё население? Но кто за это будет платить? Рентабельно ли это при таком множестве здоровых людей? Ведь они этак в трубу вылетят!»