Леонид Барац - Мексиканские негодяи Страница 9

- Нет, Мария, я очень боюсь высоты, а, потом, в полете я могу простудиться. Лучше я застрелюсь.

- Вот еще, Антонио! А я потом полдня отмывай твои кровь и мозги с обоев. И, кстати, не вздумай вешаться, а то будешь потом лежать в гробу с выпученными глазами, все будут надо мной смеяться и говорить, как я могла жить с тобой, таким некрасивым.

- Да, это все не подходит. Надо выбрать что-нибудь безболезненное. Я слышал, что иногда люди умирают от смеха. Ну-ка, рассмеши меня, Мария.

- Не говори глупости, Антонио. Лучше посмотри, идут ли мне эти обтягивающие джинсы.

- Тебе? Эти джинсы? Да ты в них… Ха-ха-ха, Ха-Ха-Ха, ХА-ХА-ХА! (Лопается).

- Антонио, Антонио! Он умер. И теперь я не узнаю, над чем он так смеялся, неужели надо мной? Пойду, посмотрюсь в зеркало. Ха-ха-ха, это, правда, смешно! Ха-ха-ха, ХА-ХА-ХА! (Лопается).

- Гм. Это звукорежиссер. Дело в том, что Антонио и Мария умерли от смеха, и теперь говорить некому. Кстати, Мария в этих джинсах смотрелась действительно очень смешно. Ха-ха-ха, ха-ха-ха! (Лопается)

69.

- Мария!

- Да, Антонио.

- Я хочу открыть тебе страшную тайну. Я незаконнорожденный внук Троцкого.

- Господи, какой ужас!!! А кто это?

- Как кто? Это мой незаконный дедушка. Вот этот портрет на стене – его.

- Ты же говорил, кто это какой-то мексиканский актер, прославившийся исполнением ролей козликов в детских сказках.

- Я обманывал тебя в целях конспирации. Потому что, если об этом узнают агенты КГБ, они начнут на нас охотиться.

- А почему они раньше на нас не охотились?

- Наверное, им было неохота. Но дедушку они уже убили. Это сделал какой-то мексиканский негодяй Рамон Меркадер. Огромным ножом для колки льда, как в «Основном инстинкте».

- Ужас! А я знаю другую историю, вообще кошмарную. Там один рыжий мальчик убил своего дедушку лопатой. Хочешь, расскажу?

- Не надо. Нет времени. Срочно прячься в шкаф.

- Зачем?

- Чтобы тебя не нашли агенты КГБ. А в шкафу они тебя точно не найдут. И сиди там все выходные.

- А ты?

- За меня не волнуйся. Я спрячусь в другом месте. Если я вдруг срочно понадоблюсь, я у Люсии.

- Люсия? Эта крашеная блондинка?

- Да, она мой соратник.

- А там тебя не найдут агенты КГБ?

- Нет, там очень надежно, я уже проверял. Там меня может найти только муж Люсии негодяй Фернандо, но он в командировке. Все, я пошел. Вернусь в воскресенье вечером, не забудь приготовить ужин.

- Как же я это сделаю, я же буду сидеть в шкафу?

- Ну, можешь иногда выходить.

70.

- Антонио!

- Да, Мария.

- Мне не нравится, что происходит с нашей служанкой, этой негодяйкой Хуанитой.

- А что с ней происходит?

- Она уже три года не приходит на работу.

- Ну, все, я сегодня же с ней серьезно поговорю.

- Но где же ты ее найдешь, Антонио?

- Не знаю. А давай посмотрим в чуланчике, где она обычно переодевалась, потому что других мыслей у меня нет.

- Давай. Ой, что это, Антонио? Это же какой-то скелет!

- Ну-ка, отойди, Мария. А, Мария, это же скелет.

- Но что это за скелет, Антонио?

- Ну, это либо скелет Хуаниты, тем более, что он в фартуке и с веником, либо скелет вора, который пытался украсть у нас фартук и веник.

- Боже, я все поняла! Я же три года назад заперла Хуаниту в чулане, чтобы проучить, а потом мы с тобой уехали на месяц в Акапулько.

- Вот видишь, а ты волновалась, где Хуанита. А она здесь. Кстати, тогда в Акапулько было очень славно.

- Да, я помню, как ты спустил с лестницы официанта, который принес тебе слишком холодные закуски.

- Да, этому негодяю тогда досталось. В общем, позвони в агентство, пусть они заменят Хуаниту на какую-нибудь живую служанку. А пока текилу бум?

- Бум, бум!

71.

- Мария!

- Да, Антонио.

- А что это за дагерротип?

- Что?!!! Ты обозвал моего дедушку дагерротипом?

- Да нет, Мария, ты не поняла…

- Я все поняла! Ты ткнул пальцем в фотографию моего дедушки и назвал его дегенеративным типом.

- Мария, успокойся, дагерротип – это…

- Я все знаю. Ты сам дагерротип. А твой дедушка – апостол!

- Что?

- В смысле… апостроф… эскалоп… остолоп!

- Мой дедушка опоссум?!… эскулап… как ты его назвала?

- Я уже не помню.

- В таком случае, твоя бабушка – фанера… фурнитура… феерия… фурия!

- Что, моя бабушка – фурия? А что это?

- Это твоя бабушка. А все твои родственники – упыряки… пузыряки… волдыряки… вурдалаки!

- Какой ты у меня умный, Антонио! Ты знаешь столько непонятных слов.

- Да, это так. И вообще, Мария, не будь дурой, хватит обзываться.

- Хорошо. А с чего все началось?

- С того, что я назвал твоего дедушку негодяем.

- Вообще-то, это правда. Дедушка был редким негодяем. Он бросил мою бабушку за три года до рождения моей мамы, и с тех пор ее никто не видел.

- Почему?

- Потому что он бросил ее в котел с кипящей смолой.

- Вот негодяй!

- Что? Ты назвал моего дедушку негодяем? На тебе скалкой!

72.

- Мария!

- Да, Антонио.

- Смотри, все-таки возраст дает о себе знать. Мне только вчера исполнилось 46, а уже болит голова, ломит все тело, сухость во рту. Никогда не думал, что старость придет так внезапно.

- Да, это ужасно. Ведь еще вчера, отмечая свой день рождения, ты выпил залпом бутылку текилы, заел ее кактусом, который рос на подоконнике, а потом влез по отвесной стене в окно к 80-летней Луизе и напугал ее до смерти.

- Что ты говоришь, Мария? Я ничего такого не помню.

- Конечно, потому что это была уже третья бутылка. Ты выпил ее, чтобы отметить свое возвращение из тюрьмы.

- Какой тюрьмы, Мария?

- В которую тебя забрали после того, как ты плясал голый на крыше и сбрасывал на прохожих куски кровли. Там ты перегрыз зубами решетку и выпустил всех заключенных.

- То-то я смотрю, Мария, что у меня сломан зуб и пижама какая-то не моя. Рассказывай дальше, Мария, мне очень интересно. Вот, например, почему у меня нога в гипсе?

- Ты поспорил, что пробьешь стену гаража этого негодяя Мунитоса, который построил его там, где тебе не нравится.

- И что?

- Пробил.

- Ногой?

- Нет, почему, головой. А на ногу тебе упал кусок стены, когда ты пытался вытащить голову.

- Да-а, Мария, в молодости я был способен на многое, а теперь уже не то. В 46 лет не погуляешь, как раньше. Давай выпьем за это по стаканчику.

- У нас нет стаканов, Антонио, ты их съел.

- Зачем?

- Ты закусывал ими, когда закончились кактусы и розы, которые тебе подарил этот негодяй Фахитос.

- Ладно, Мария, тогда просто дай мне бутылку. (Пьет: «Буль, буль, буль». Слышен хруст стекла).

- Антонио, что ты делаешь, это же ваза для цветов, которую нам подарила мама!

- А мне плевать! (Ревет).

73.

- Мария!

- Да, Антонио.

- Тс-с-с! Не называй меня Антонио.

- Почему, Антонио?

- Молчи, дура! Я прячусь от кредиторов, и они повсюду меня ищут, в том числе и у меня дома. Пусть они не знают, что я здесь.

- Хорошо, Антонио…

- Ну, что ж ты делаешь?!!

- Прости, Антонио… ой, зачем я это сказала… надаю себе по губам. Вот вам, вот вам!

- Сильней! Еще сильней.

- Так уже больно. Ну, хорошо, а как же мне тебя называть.

- Как хочешь, но только не Антонио… о, черт, это ты виновата! Вот тебе по губам!

- Все, я уже поняла, больше не надо. Хулио, милый, дай мне воды.

- Кому ты это сейчас сказала, Мария?

- Тебе, Хулио.

- Мария, мы женаты уже 25 лет. Пора бы запомнить, что я не Хулио, а Антонио… а, черт, опять! На по губам! (Бьет). Кстати, а кто такой Хулио?

- Да никто.

- А почему тогда ты назвала меня именно Хулио, а не Антонио?… черт! (бьет).

- Это первое имя, которое пришло мне в голову.

- А почему именно оно? У тебя что-то было с негодяем Хулио?

- Нет, с негодяем Хулио у меня ничего не было. У меня было с негодяем Энрике, но только один раз, и то в прошлом году, когда ты уезжал в Акапулько.

- Ну, слава богу, я то я очень не люблю этого негодяя Хулио.

(Стук в дверь).

- Кто там?

- Это мы – кредиторы Хулио. Он нам должен денег.

- Я не Хулио, я Антонио.

- Ага, проговорился! Мы ловко провели тебя, Антонио, выходи, мы дадим тебе пять щелбанов, которые ты проиграл нам в пристенок. (Удары). Ой, Люсия, Антонио и Хулио устали, положи их на кровать.

74.

- Мария!

- Да, Антонио.

- Ты не знаешь, почему нам все время звонят и спрашивают прачечную?

- Потому что ты развесил везде объявления: «Прачечная принимает грязное белье» и написал наш телефон.

- Но это же был розыгрыш. Я подумал, что будет смешно, если нам позвонят и спросят: «Это прачечная?», а я скажу: «А вот и нет, а вот и нет, ля-ля-ля». Но они звонят и звонят, и никто не разу не засмеялся.