В ритме вальса - Владимир Васильевич Митин Страница 9

Бородатый мужчина, ковыляя по камням, как спущенная шина, подобрался к марсианской группе.

— Приветик! — хрипло сказал бородач и дернул Астронавта за изящный термоизоляционный скафандр. — Перлон?

— Маллокушшорраухнаст[1],— смутился Астронавт. — Это полипрофанилбутан.

— Маде ин Юза? Сделано в Штатах? — настаивал бородатый.

Астронавт непонимающе помотал головой.

— А-а… — без интереса произнес мужчина. — Не оттуда. Из кино? А то давайте реализуем. Сколько? Вифиль?

— Ну же, мальчики! — поддержала женщина. — В темпе!

Марсиане в смятении отошли посовещаться.

— Что они имеют в виду? Я ничего не понимаю, — сознался Главный конструктор.

— Я тоже, — сказал Астронавт. — По строю это один из славянских языков.

Землянка порочно улыбнулась механику и заявила:

— Крошка, у вас колоссальные туфли. Я бы купила. Для мужа. По рукам? Ну же, крошка!

— Я, конечно, извиняюсь, — сказал Ухх по-марсиански. — Сам я с Кривого канала, но даже там у нас так на приезжающих не бросаются.

— Надо принести Межпланетный Лингвистический Оскульта-тор, — решил Конструктор. — Слетай-ка, Ухх, в корабль.

Механик нажал в скафандре кнопку Бета-шесть и действительно полетел.

— Ага, пупсик! — окрысился бородач на подругу жизни. — Что я говорил? Они из кино. Смотри, на невидимых веревках летают.

Механик припорхнул с Оскультатором, чудом современной марсианской техники. С его помощью можно было читать мысли обитателей самых различных планет.

Конструктор знаками показал мужчине, что хочет приладить к нему прибор. Бородач заулыбался и воскликнул:

— Трюк! Милочка, меня хотят заснять в эпизоде!

— А за эпизод платят? — спросила женщина.

— То есть! — захлебнулся землянин. Он снисходительно разрешил приладить к голове и рукам какие-то трубочки и резинки.

— Включаю! — предупредил Конструктор на чистейшем среднемарсианском диалекте.

— Хи-хи! — суетливо поежился бородач. — Колоссально! Пирамидальное ощущение… Гы-ы… А он для чего, прибор? Для электрокардиограммы? А может, домашнее горное солнце? Я бы купил. Ну продайте! Сколько?..

— Опять ничего не понимаю, — огорчился Конструктор. — Это все-таки, наверное, типичный зоологический мещанин. Мыслит самыми примитивными категориями. Интеллектуальный уровень доисторической обезьяны…

— Давайте быстрей, — поторопил механик Ухх. — Керосину чуть осталось, не долетим.

— А это не продадите? — спросил оскультируемый землянский мужчина. — Вот эту хреновнику, что на голове? Наши соседи Жабские от зависти подохнут. Ну продайте, я вас буквально умоляю!

— В темпе! — вскричал Ухх.

— Минутку. Попробуем метод внушения. Итак, внушаю: кто вы» бородатый самец, и вы, женщина в кольцах?

— Дикари? — выпалил мужчина. — Не обманешь — не продашь. Работа не волк, в лес не убежит.

— Не так быстро! — попросил Главный конструктор.

— Пайку получаем двести грамм! — запел мужчина.

— Летим! — крикнул механик.

— Сейчас, — отозвался галантный Конструктор. — Дамочка, в знак величайшего исторического момента я дарю вам этот миниатюрный Осцилляторный Магнефузотрон…

— Она же по-нашенски не понимает! Бежим! — взмолился Ухх.

— Этот аппарат — огромное достижение древней марсианской цивилизации, — продолжал Конструктор. — Он немедленно излечивает самые ужасные болезни: подагру, ишиас, гемо…

— Аут! — завопил механик, и марсиане поднялись в атмосферу.

— Смотрите! Смотрите! — заорал Ухх. — Люди, земляне!

Марсиане приникли к иллюминаторам К месту приземления бежали толпы полуголых пляжников. Многие держали сделанные из водорослей и палок лозунги: «Братский привет марсианам!».

— Увы, — сказал Астронавт. — До следующей встречи. Ухх, покачай корабль, попрощаемся…

И марсианский корабль унесся прочь от Земли.

— Какая модерновая штучка! — задумчиво сказала дама, вертя в руках Магнефузотрон. — Шик-блеск. Я покажу ее Жабским. Пусть сдохнут!..

БРОШЕНО СЛОВО НА ВЕТЕР…

Происходит это, как правило, в конце хозяйственного года. Директор шахматно-шашечного предприятия в предвидении нового бюджета вдруг чего-то хочет. Он еще не знает, чего именно. Как-то не вырисовалось, не прояснилось.

Таинственное «что-то» долго реет в атмосфере предприятия и мешает хорошо налаженному производству ферзей. И даже вассальные пешки высекаются уже не столь уверенной рукой. Короче, в работе шахматного форпоста наблюдается аритмия.

Наконец это «что-то» прорывается.

— Обязательство! — шепчет осененное начальство.

— Обязательство!! — ликуют главный механик и главный энергетик.

— Обязательство!!! — рычит седой экспедитор.

Умудренный полувековым опытом профсоюзный лидер предприятия вносит уточнение:

— Повышенное обязательство.

И впрямь, как-то неловко брать простое обязательство. Вот повышенное — это да, это звучит.

А дальше все просто и заученно, как «Дети, в школу собирайтесь».

Можно, например, взять обязательство по увеличению количества: поклясться довести число коне-единиц до цифры мужского поголовья страны. Можно обязаться и по качеству. Скажем, вырабатывать королевские короны такой филигранности, чтобы гроссмейстеры от восхищения снопами валились, душа из них вон.

Засим приступают к организационной стороне дела. Это уже хлопотней и требует мощных инвестиций капитала. Надо расписать на кумаче призывы и воззвания. Пригласить фотографа. Устроить званый вечер с участием общественности.

Ну, а потом засучив рукава за дело!

Впрочем, не будем обольщаться. Не будем рисовать в воображении гигантские склады, набитые ладьями и конями.

Потому что об обязательстве, забывают ровно через двадцать четыре минуты после допития графина воды на конференции, посвященной принятию нового, повышенного обязательства.

Будем называть вещи своими именами. Торжественно клянемся при этом, что мы не против обязательств, в том числе и повышенных. Но мы категорически возражаем против дутых, голословных и крикливых клятв и обещаний.

Заглянем в любую ведомственную сводку. Одни предприятия не выполнили плана по валу, другие — по производительности труда, третьи — по накоплениям… Недоданы стране автомобильные двигатели, генераторы переменного тока, обувь, шины…

Объективные причины? Да сколько угодно!

А насчет того, чтобы раньше все подсчитать и взвесить? В том числе и роковые объективные причины? Чтобы их, болезных, семь раз отмерить, а уж только потом поклясться?

Об этом великолепно забывается в те минуты, когда сияют свеженарисованные лозунги и в зал заседаний вносится лишняя пальмовая кадка из коридора заводоуправления.

Ах, как жалко, что лавр благородный не произрастает прямо в приемной директора! Можно было бы плести пахучие венки славы, не отходя от трибуны, и возлагать их непосредственно после произнесения клятвенной речи…

Слов нет, некоторое время после торжеств и директор и его ближайшие помощники чувствуют некое томление, этакий совестливый полусклероз. Чего-то не хватает. О чем-то много говорили… Что-то забыто…

А забыто известно что. Элементарная хозяйственность и чувство меры наряду с честным отношением к своему слову.

Впрочем, томление и полусклероз вскорости исчезают, как безразмерные носки с магазинных прилавков. Потому что уже гремит великая канцелярская лейб-литавра и первые ленты ведомственного серпантина накидываются на бледное чело ударного изготовителя пешек…

Расстанемся по-хорошему. Так уж и быть, возьмем одно крохотное, малюсенькое обязательство: не бросать слова на балансовый ветер. А уж если брошено — помнить. Несмотря ни